Мистер Паркер, мне уже восемнадцать

— Если бы ты перестал делать глупости, я был бы тебе чрезмерно благодарен. — Обязательно сейчас динамить мне мозги, мистер Паркер? Чертовски красивый и взрослый для своих лет подросток на голограмме недовольно и несколько устало сверлил статную фигуру в самом обычном офисном костюме. Услышать по окончании бессонной ночи кучу точных, но мягких замечаний, признаться, хотелось только после пятичасового сна и литра кофе. — Я не «динамлю» твои мозги, Тони, а направляю их активность в нужное русло. — В нужное для вас русло, мистер Паркер? — усмехнулись ему красные от покусываний губы. Питер досадно вздохнул, когда собеседник на том конце города иронично вскинул брови, и, сославшись на обещание продолжить разговор в более благоприятной обстановке, отправился дальше разбираться с вылезающими то тут, то там ошибками на экране девайса. В жизни взрослого мужчины обычно бывало довольно много забот, наваливающихся на плечи где-то после двадцати девяти. Если же этот конкретный мужчина был ещё и известным супергероем, их число автоматически увеличивалось вдвое. Питер сполна отхватил проблем за свою быстро пролетевшую юность, но ни разу не пожалел о принятых решениях и оставленных в прошлом неоднозначных мечтах. Правда, иногда реальность беспощадно раздавливала его своей прямолинейностью, когда из всех возможных вариантов оставался только самый безбашенный. В свои тридцать шесть у Питера Паркера — главы Паркер Индастриз — было много головных болей, а список причин, то и дело вызывающих их, пополнялся с каждым днём: разработки, звонящая тётя Мэй, хорошо психующий в преддверии развода Нед, прибавившийся процент преступности в городе, модернизация девайса… К слову, разбиваться об стенку приходилось часто. Но имелась одна единственная пубертатная проблема, которая разом переплёвывала все остальные, причём нагло, эгоистично и вполне в стиле страдающих чрезмерным либидо героев-самоучек. Питер никогда не осуждал тех, кто учился на своих ошибках, как раз наоборот, он тоже был в своё время один на нелёгком пути, бремя которого мог не нести. Однако молодой, амбициозный и заносчивый Тони Старк, слишком резко и безоговорочно ворвавшийся в череду его обычных событий, заставлял постоянно волноваться за себя. То в одну передрягу влипнет, то в другую, то изрядно подвыпивший чуть ли не заснет прямо у изголовья кровати. Сначала это просто было странно — вдруг осознать, что от его хорошего или не очень влияния зависел ещё совсем юный супергерой, но против Ника Фьюри никуда не попрёшь, так что, соглашаясь на безобидную с виду просьбу, Питер постарался быть морально готовым к любому взрыву нестабильных максималистских гормонов. Не то чтобы он этого совсем не хотел, но в выборе между провести свой свободный вечер за общением с тётей Мэй или поехать домой к новоявленному Железному человеку, разумеется, было ясно, какая бы сторона весов оказалась в состоянии перевеса, и всё же Питер выбрал второе — ответственность в первую очередь перед самим собой и желание помочь любому нуждающемуся, что уж… Проблема оказалась больше, чем он думал, и первые несколько недель вообще не собиралась его слушать, потому что Тони не обычный среднестатистический подросток, а Питер не строгий и беспрекословный дядя. Потом стало хуже — Старк был чрезмерно гордым, потому, когда он просчитался и вызвал целый ворох неприятностей, проще не стало никому, и, самое главное, никто об этом даже не знал. Хотя Паркер — как его наставник — должен был быть в курсе. Перемены в их общении произошли немного позже, когда Питер, от всей души решивший разом решить все головные боли подопечного и благополучно отказаться от роли наставника, ведь у него и правда много более важных дел, вдруг ни с того ни с сего наткнулся в своём кабинете на Ника Фьюри, любезно беседующего с якобы протеже Человека-паука, и Тони, бросившего ему без напускной злобы «хоть я и не просил, но спасибо». У Питера тогда впервые задёргался глаз. Надо же. Старк благодарить умел, какое диво… А потом Тони Старк влез к нему под кожу, сросшись со всеми нервными клетками, и в голову, засев в самых дальних закромах подсознания, даже если Питер не раз вспоминал их разницу в возрасте. Паркер открыл дверь в собственную квартиру, не слишком большую для общего числа друзей, но вполне комфортную для того, чтобы вместить самых близких. Он прошёл на кухню и с привычной усталой улыбкой просмотрел весь кавардак, воцарившийся из набросков для костюма усовершенствованного Железного человека и мелких деталей для него же. — Вау! Напоминает мою комнату во времена сессии, — продолжил улыбаться Питер, аккуратно вешая пиджак на спинку стула и осторожно переступая через важные детали, чтобы пробраться к чайнику. — Вау! Напоминает мою комнату двадцать четыре на семь, — саркастично откликнулся занятый Тони, хмуря брови и соображая, нужно ли перепаять маску или нет. Питер вздохнул, покачал головой и, раздеваясь, принялся доставать из холодильника готовый ужин. — Ты опоздал, — внезапно резюмировал Тони, не поворачивая головы. — У меня работа, что поделаешь, — пожал плечами Питер, забрасывая рубашку на плечо и шествуя мимо объекта своей вечной нервозности. — Какая, опаздывать домой? — Не язви, Тони. Всего-то полтора часа. Питер не оборачивался через плечо, чтобы увидеть реакцию на свои слова, но какое-то подсознательное чувство говорило, что Тони в этот раз точно повернулся и проводил игривым взглядом его удаляющуюся спину. В комнате царил полнейший мрак благодаря занавешенным шторам, по утрам удачно скрывающим сонное лицо от готовых пробраться солнечных лучей, а по вечерам укрывающих от взгляда людей из соседнего высотного здания. Питер неспешно прошёл к окну и раздвинул шторы, с наслаждением осознав, что сложный день остался позади, а впереди был приятный вечер и никаких отрывающих его от домашнего уюта дел. Он любил свою деятельность, любил то, чем начал заниматься ближе к тридцати, однако с каждым годом времени на самое главное находилось всё меньше и меньше. На Мэй, на друзей, на… Питер мысленно запнулся, задумчиво уставившись в одну точку в небе. Кем же ему было назвать Тони? Малолетним гением? Любимым человеком? Частью себя? Пожалуй, всё же последнее. Ощутив руки на своей талии, Питер бесшумно выдохнул и улыбнулся, тут же вдохнув привычный запах кофе и машинного масла вместе взятых. Может быть, повзрослев, Тони когда-нибудь поменяет свои интересы и станет другим. Усмехнувшись самому себе, он ощутил тепло на плече, на котором Старк доверительно уместил свой подбородок, и запрокинул руку, чтобы ласково взъерошить мягкую копну волос. Разумеется, станет, ведь все дети рано или поздно взрослеют, но когда-нибудь потом, в далёком будущем, и будет чертовски круто, если Питер сможет увидеть это сам. Рядом с ним. — Пытаешься меня задобрить после утра, Старк? — шутливо-строгим голосом поинтересовался он, разглядывая кипящую жизнь ночного города у магистрали. — Забей уже, а? — буркнул Тони ему в ухо. — Даже не надейся, — Питер фыркнул, подумал секунду и, выпутавшись из объятий, повернулся к своему якобы протеже с донельзя серьёзным видом. Когда дело касалось безопасности кого-то близкого, он всегда был категоричен. Тони насмешливо вскинул бровь и только — вот уж кто точно никогда в его строгость не поверит. — Я ещё к этому вернусь, чтобы ты знал! — уперев руки в бока, он получил в ответ помимо всего прочего ещё и смешок. Питер почувствовал маленькую веточку возмущения, поползшую внутри груди. У него седина скоро появится, а этому смешно! — А сейчас давай в деталях, с чем ты там намудрил. Знаешь ли, не хочется снова полететь из окна благодаря твоему Марку. — Серьёзно? Ты всю жизнь мне это будешь припоминать? — в открытую насмехался Тони, скрестив руки на груди и склонив голову чуть вперёд — так он делал, когда был полон скепсиса. — Ничего опасного для жизни, сам как-нибудь разберусь. Потом. — Твоё счастье, мой драгоценный гений, — Питер тыкнул ему в грудь указательным пальцем, взирая в полутьме с высоты своего роста, — что я тогда веб-девайс не снял. — Как это мило. Я уже твой, — ехидно подчеркнул Тони только то, что посчитал важным заметить. Питер воздержался от тяжкого вздоха. — Просто скажи мне, пожалуйста, что если я сегодня спокойно усну, то на утро обнаружу тебя спящим рядом с собой, а не тестирующим очередного Марка над Гудзоном. Ладно? — не получив никакого ответа, Питер повторил за Старком жест со скрещенными руками и вопросительно вскинул брови. — Тони, ладно? — Как скажете, мистер Паркер. Питер одобрительно кивнул, стараясь искренне поверить в услышанное обещание, мягко отодвинул молодого Старка, по пути сбросил штаны и в одном нижнем белье принялся ходить по комнате в поисках своей пижамы с ванными принадлежностями. Душ бы ему точно не помешал. Временами казалось, что один был продолжением другого, идеально копируя чужие юношеские годы, но потом это чувство пропадало и приходило понимание — они просто чертовски похожи. Даже в долбанном желании вместо сна заниматься собственным костюмом. Тони недолго наблюдал за его действиями. Когда Питер потянулся к полотенцу, заранее брошенному на кровать, он в одно мгновенье правильно рассчитал силу и подтолкнул того в спину руками, заставляя от неожиданности рухнуть на мягкое одеяло лицом вперёд. Тот мгновенно повернулся на спину с несколько обескураженным выражением на лице и готовым вот-вот вырваться недовольным вопросом, но Тони весьма вовремя и скоро повалился на него сверху, придавливая к матрасу бедрами и в меру крепкой грудью. — Боже, тебе делать нечего? — Питер задумчиво заглянул в его глаза, успокаиваясь. Он же, черт возьми, взрослый, не в его компетенции вспыхивать за одну минуту, как спичка. — Совершенно неподходящее замечание, — голос Тони понизился на несколько тонов, вызывая у последнего приятное ощущение внизу живота. А взгляд был глаза в глаза, будто так всегда было и будет правильно. — Мне как раз есть, что тебе предложить. — Правда? — ласковая ироничность Питера не могла не раззадоривать Тони, начавшего совсем довольно улыбаться, будто совершил какое-то давно откладываемое открытие. — Не рановато ли командовать начинаете, мистер Старк? — Мистер Паркер, мне уже восемнадцать. По-моему, самое время. Тони казался в таком положении чуточку взрослее, чем он есть. Он склонился над ним, полностью закрывая собой остальное, и губы были в паре сантиметров от его собственных, усиливая желание как можно скорее их поцеловать. Тони любил в нём всё, начиная от немного странных геройских позиций и заканчивая мимическими морщинами вокруг глаз. Любил так, как хотелось, даже не взирая на явное неодобрение со стороны своего отца. Питер довольно долго пытался пресекать всё разницей их возраста — ровно восемнадцать лет, чтоб их. А Тони взрослел, умнел и понимал, что этот чёртов-правильный-Паркер единственный человек после матери на всём грешном свете, ради которого он хотел всё поменять, в том числе, в самом себе. Они целовались жадно, жарко и порывисто, стараясь вложить в это больше чувств и эмоций, которые будут греть день ото дня. Питер хватался длинными тонкими пальцами за затылок напротив, чуть не вздрагивая, когда Тони напористо проталкивал язык в его рот и немного оттягивал зубами нижнюю губу, а затем в какой-то момент перенял инициативу на себя, перекатываясь и оказываясь сверху. Он позабыл про свой ужин, про небольшие планы по проведению совместного вечера и просто переплёл свои пальцы с другими над их головами, недвусмысленно толкнувшись бёдрами вперёд. Питер никогда не забывал свои предрассудки, иногда ощутимо замирая после какого-то милого момента и думая, что же он творит. Тони не переставал его успокаивать мягкими касаниями кончиков пальцев по коже спины и не особо думал о том, что будет завтра. Это всё были проблемы будущих дней, а они должны жить в настоящем. Так, как только умеют, чувствуют и считают нужным. Тони работал с микросхемой на полу, облокотившись о грудь своего наставника и понимая, что ему совершенно не хочется задумываться о чём-то глобальном, ведь у него вся жизнь была впереди, чтобы окунуться в бесконечный ворох проблем. Питер лениво просматривал по веб-девайсу последние новости, иногда крепко-крепко зажмуриваясь и утыкаясь носом в чертовски приятно пахнущую дорогим шампунем макушку, и убеждал себя, что вот оно — то, ради чего и стоило быть тем, кто он уже есть. Каждый вечер виделся по-своему особенным, когда оба переглядывались без лишних слов, забывались на несколько минут в мягких поцелуях и делали что-то обыденное, полностью абстрагируясь от мира за пределами четырёх стен и считая, что это единственное важное для них время. Потому что Тони было всего восемнадцать, когда он ещё не знал, что такое жизнь. Потому что Питеру было почти под сорок, когда он уже всё прекрасно знал. Потому что мир был наполнен ярко горящими чувствами и ощущением мягкого ковра под собой в два часа ночи, пока через три года один не потерял семью в страшной аварии, а второй через пять лет не лишился последнего родного человека…