Почему на твоём потолке женщина?

— Почему на твоём потолке женщина? — спросил Мастер и взглянул голубыми глазами на упругие древесные сплетения, которые словно обнимали обмякшее тело. — Они оплакивают, Мастер. Надеюсь, ей снятся хорошие сны. Деревья Овы умели создавать иллюзии, и поэтому давным-давно древние приспособили их к ритуальным нуждам, одними из которых были проводы в последний путь. А название пошло от красивой легенды об Ове — Видящей с чистым сердцем, которая пожертвовала земным телом, чтобы унять страдания всех существ. Говорят, она так долго пропускала боль живущих через себя, что тяжелело её сердце, пока однажды не остановилась девушка на месте и не пустила корни. Ова стала мерцающим деревом с тысячью ветвями, чтобы бесконечно сострадать окружающим. По-другому эти чудесные растения именуют Милосердные Древеса или Деревья Скорби. Под ними предавались своим печалям многие поколения. Безответно влюблённым они даруют иллюзию сердечного покоя, переживающим потерю — утешение, а умирающим — последний счастливый сон, унимая любые муки тела, на месте которого вырастет цветок духа — такой, каким был ушедший. У каждого уважаемого клана есть своё Дерево Овы, но особо могущественными считаются деревья, которые на протяжении мириад лет безраздельно принимают души на свободных территориях, они всеобщи и на много хиинов обхвате простираются их корни и кроны. — Овы тихие деревья, что вам терпкая тоска… — прозвучали тихие стихи. — Асаи. — Да, Мастер? — Когда закончит, позови меня. — Как скажешь, — мягко улыбнулся юноша, — сердце чёрного охиса, — еле шепнул он, зная, что будет услышан уходящим. Так называли человека, который на вид не кажется добрым, но имеет великую душу. Охис — это камень, отражающий самые тёмные тона цветового спектра. Хотя на просвет бывает самых разных оттенков, без солнца он всегда плотный и чёрный. При такой мрачной внешности охис — лучший теплоноситель, способный долгими зимами отдавать тепло, накопленное осенью и летом, за что его так полюбил народ. Из него делают фундамент, подогрев кроватям и любую мебель, предметы декоративно-прикладного искусства и игрушки, которые можно обнимать в ненастную погоду. За свои незаменимые качества и принадлежность ко всем классам общества камень и стал символом великодушия. С ним связано ещё много разных пословиц и значений, пришедших из глубокого прошлого и давно укоренившихся в умах и сердцах людей. — Так скор, что может показаться холодным, когда на самом деле пламенеет, и оттого скор, — задумчиво сказал Асаи голосом, больше похожим на пение. — О, всем меланхоличным поэтам и умирающим — здравствуйте! — ворвался в комнату сквозь окно чей-то радостный возглас. За появившимся голосом явился и юноша, своей восторженностью смущающий все праздники мира, игривыми чёрными глазами — девушек, а лихой внешностью — возможно, и богов. Его блестящие локоны цвета вороного крыла немногим не доставали до плеч, облачённых в сизую полупрозрачную накидку. Она со вкусом скрывала лишь половину наготы его точёного торса, внизу которого держалась уже плотная ткань фиолетовых шаровар. — Ты снова ошибся в выражении. — Какая разница, милый Асаи, мы все там будем, здоровые или нет! — ярко улыбаясь, отразил вошедший. — Большая, Анрахос, мертвые не могут поздороваться с тобой в ответ, — ответил Асаи. — Твоя красота не позволяет тебе всего. — У-у, опять ты с этим длиннющим имечком, можно покороче, а? Просто Анра! — демонстративно разыграл он бурю своими живыми картинками, высвободив из рук магическую силу. — А я смотрю, ты сегодня в ударе, — успокоил юноша пространство вокруг, скрыв магию и перейдя на тон голоса, более подходящий для беседы, — даже без нравоучений. Я думал, ты скажешь что-то вроде: «Большая, Анрахос, мёртвые не могут быть здоровыми!» Асаи рассмеялся, и где-то расцвели цветы. — Я же знаю, что ты не со зла или по глупости так «ошибаешься». — Это естественно — умирать. Я радуюсь за её переход и надеюсь, что она выросла в этой жизни, — беззаботно ответил Анра. — И всё же, мог бы уважить её спокойствием. — Я весел, и этим уважаю её. Тебе бы понравились, если б под тобой плакали? А я праздную её, как огненные забавы красят конец гуляний. Двусмысленные шутки были гордостью Анры. Наверняка Асаи смутился. Так шло время. Ковры и рисунки на стенах окрасил закат, и дерево потихоньку поглотило женщину. Вырос новый цветок, второго какого на этой земле никто не найдёт. Молодых людей оторвали от беседы легкие шаги со стороны восточного окна комнаты. — Искусство посланий выходит у тебя всё лучше, Асаи. Твои цветы уже просто появляются у меня в руке. Даже женщины на улицах смеются от такой неожиданности, будто я для них фокус какой изобрёл. — Да, осталось придумать, как посылать их сразу мыслью, — виновато улыбаясь, ответил юноша. — Ма-а-а-астер! — кинулся Анра обниматься, но пролетел мимо. — Ну почему ты так быстро двигаешься… Мастер подлетел к дереву и сорвал маленький жёлто-зелёный цветок с тонкими лепестками. В руке мужчины он закружил, а затем остановился и стал более прочным на вид. Тогда мастер положил его в маленький поясной мешочек и спустился. — Мастер такой милосердный, — умилялся Анра. Почему в итоге мастер такой и назвали его сердцем охиса, можно судить, как он срывает цветы, а не убирает тела. И с чего вообще дерево взялось на потолке этого дома? Если бы дерево могло говорить, оно бы сказало зданиям убираться подальше. Его ветви будут лишь разрастаться. Этот дом был построен до того, как дерево проникло внутрь, и находилось на краю города. А теперь и город, и священное растение стали больше, столкнулись. Но все же необычно было то, что тело женщины приняли ветви здесь, а не снаружи…