Интерн

Алексей не верит в медицину, ненавидит амбиции и презирает надежды. Он - хирург экстра-класса, и с этим считаются все. Даже его бывшая жена, когда новый и богатый муж подарил ей клинику, в первую очередь позвала его, и готова была на любые условия. - Отдельный кабинет, минимум бумажной работы и отсутствие твоего лица на моём горизонте, - отчеканил Данишевский. С тех пор он работает в частной клинике "ГуроМед", и... Ничего не чувствует. Каждый день, как копия предыдущего, где яркими пятнами разбросаны действительно интересные случаи, а нервничать заставляют лишь экстренные ситуации. Ещё пару лет назад медицина была отдушиной: он мог спрятаться в операционной от реальности: ссор с женой, отсутствия друзей, апатии. Теперь даже работа из призвания превратилась в рутину. И Алексей Алексеевич Данишевский - гениальный хирург со стажем, лучший во всей Москве (согласитесь, это не шутки) - не знает, что делать самому безнадежному и самому назойливому пациенту - Лёхе Данишевскому, который, кажется, ещё немного, и исчезнет... Коля верит в медицину, источает амбициозность и всегда надеется на лучшее. Он работал в клинике медбратом с пятого курса, и хоть с медсестрами дружбы не повелось, пациенты его безумно любили. Каждому находилось доброе слово и время для объяснений, улыбка и взгляд кристально-голубых глаз. Врачи не особо жаловали рассеянного парня, который постоянно косячил по мелочи и казался каким-то чересчур робким и неуклюжим. Отчего его никак не увольняли, для студента оставалось загадкой, на которую ответ знал только Алексей. Данишевский отличался от своих коллег привычкой смотреть на результат, а все пациенты после Колиной смены выглядели и чувствовали себя здоровее. И, когда врачи отделения пошли требовать увольнения мальчишки, Алексей впервые за Долгие месяцы тоже поднялся к Лизе, попросил аудиенции, впервые с момента их разрыва посмотрел ей в глаза и попросил:"Не делай этого. Пожалуйста". Лиза любила его, просто жить с этим комком нервов и внутренних конфликтов больше не могла. Поэтому и ушла. Но отказывать ему она так и не научилась. Если бы только Лёша знал об этом, если бы только тогда он попросил... Николай Гоголь доработал медбратом в престижной клинике до конца шестого курса. Лиза вошла в кабинет бесшумно и встала за спиной. Он почувствовал это, хоть и был в наушниках. Она всегда делает так дома... Делала. Отвлекала его от нудной работы, целовала в макушку и утаскивала в мир, где им обоим было хорошо... Пока Лёшу не начали мучить кошмары, пока каждая ошибка не превратилась в бич на его душе, пока каждый мертвец не стал болью в его сердце. Недолгое счастье, которое вспоминать сейчас было ещё тяжелее. - Ты что-то хотела? - Да. Помнишь того медбрата, Николая Гоголя?... Ну да, конечно помнишь. Так вот, он, оказывается, парень непростой, у его родителей обширные фермерские владения в Подмосковье и денег куры не клюют... Ну да, я снова начинаю издалека. Короче... Он оплатил стажировку у нас в твоём отделении. И, я боюсь, ты единственный, кто захочет с ним работать. - Разве тот факт, что паренёк заплатил, не делает его обучение ответственностью ВСЕХ врачей, а не только меня? - Делает, но... Лёш, я не хочу портить репутацию. Ты же знаешь, если они вбили себе в головы, что парень тупой, то даже не будут и пытаться. - Допустим. Но что заставляет тебя думать, что я захочу тратить время на него? - Алёш, мы жили вместе пятнадцать лет. И я с уверенностью заявляю: у тебя огромные проблемы с чувством ответственности. Оно сжирает тебя изнутри. И, как говорит Яша... Если не можешь изменить ситуацию - извлекли из неё выгоду. У Николая "костяные руки". Как бы он ни старался, что бы ни делал, он не сможет стать лучшим. Алексей прикладывает титанические усилия: берет "студента" первым ассистентом на все операции, остаётся сверхурочно и заставляет раз за разом зашивать банан и оперировать то свиную, то куриную туши. Мужчины фактически поселились в кабинете Данишевского. Док делает всё, чтобы Гоголь стал прекрасным хирургом, даже отличным. Но он не сможет сделать его лучшим - это просто не в силах Алексея. Николай отличается острым умом: он знает несколько языков и переводит для Данишевского (который никогда не отличался гением в науке) статьи о редчайших оперативных вмешательствах. Благодаря понятным и простым пояснениям интерна, Алексей уже провел несколько искуснейших операций, но вот сам Николай принимал в них минимальное участие - руки отказывались подчиняться новым указаниям мозга так легко, как у шефа. Порой Коле казалось, что Алексей Алексеевич вообще не думает во время операции, будто руки делают всё по наитию. Порой он просто не мог думать, наблюдая за учителем. Порой он признавался себе, что влюбился... Порой он боялся, что полюбил. Коля не знает, как это вышло. Он не хотел... То есть, хотел. Очень сильно хотел. Поцеловать Алексея, прижаться к нему всем телом, охватить голову своими пальцами-когтями и не отпускать. "Воронёнок прибился к орлу" - шутили у них за спиной. Данишевский не обращал внимания, а у Коли глупо, очень глупо ёкало дурацкое сердце. Но сегодня, когда Гоголь решил сменить хирургию на терапию, он внезапно почувствовал лёгкость и свободу - свободу сделать то, что так давно хотелось: дождаться вечера, когда разойдутся большинство работников, плотно закрыть за собой дверь в кабинет шефа и на мягкое "Ты всё правильно делаешь, Николай. Тебя ждёт грандиозное будущее прекрасного терапевта, я уверен! Иди и подними нашу неврологию с колен!" впиться в ухмыляющиеся губы и целовать со всем жаром, всей нерастраченной нежностью, на какую способен юноша, впервые перешедший из стадии влюблённости в чувство абсолютной и бесповоротной любви. Он хотел этот поцелуй. Он не хотел, чтобы всё обернулось так, как обернулось... "Бедный мальчик", - первое, что подумал Алексей. Он не видел ничего предосудительного в однополой любви, а когда на втором курсе прочитал парочку работ Фрейда, то полностью с ним согласился и более этот вопрос для себя не поднимал. Уже тогда у него была Лиза, а жизнь казалась прекрасным приключением, которое они пройдут рука об руку, всё преодолевая и не сдаваясь до самого конца. После того, как жена ушла, Данишевский запретил себе даже думать о долгосрочных отношениях. Не смотрел в сторону медсестёр и врачей, которые оказывали ему знаки внимания, а встречался лишь с теми, кого подцепил в пятницу в баре: недолго, ярко и забываемо. Свои чувства к Николаю он пытался не характеризовать и не анализировать. И, казалось бы, когда сам юноша заставляет Данишевского подумать о  с в о и х чувствах, тот лишь горестно размышляет о том, что влюбил своим позёрством (которого, Коля готов поклястся, не было!) и сейчас, возможно, заставляет парня уйти из специальности, которая доставляет ему удовольствие. Мягко отстраняя, тихо шепчет: "Не надо, Николай, вы пожалеете об этом. Тшшш! Конечно, мы всё забудем, а лучше... Забудьте о моём существовании... И будьте счастливы, Коля!" Гоголь не знает, как оказался за порогом кабинета... Она снова стоит за спиной. У Алексея болезненно щемит сердце. - Очередного студента под крыло брать не буду. Как ты могла заметить, наставник из меня никудышный - А мне показалось, у вас получился отличный тандем! Ну да ладно, я не за этим... Ты придёшь на корпоратив? - Ты же знаешь... - Нет, не знаю, и знать не хочу! Я... Я люблю тебя, Лёш, и не хочу, чтобы очередной Новый Год ты встретил на дежурстве. Эти твои самопожертвования разрушили нашу семью... Ну да неважно. Я просто хочу, чтобы ты не уничтожил себя окончательно... Приходи и... П о п р о б у й повеселиться. Белая рубашка, слишком обтягивающие, на взгляд Данишевского, джинсы. Лиза купила этот аутфит для того корпоратива, на который она почти уговорила его пойти - до которого их семья не дожила всего два месяца. Алкоголь, танцы, глупые тосты и слишком доступные женщины. Алексей не любил пьяных женщин: он всегда подозревал, что алкоголь явно не просто "раскрепощает" людей. Однажды Николай рассказал ему о новом исследовании, доказывавшем, что зелёный змий изменяет "гормональные настройки" женского мозга, оттого и лечение, применимо для мужчин, на женщин не имеет ни малейшего эффекта, и именно оттого женщины после значительной дозы алкоголя становятся не просто "свободнее в выражении своих чувств", а тотально не свободны в плену нейрогормональных ловушек. Ах, Николай, Коля... Данишевский с грустью признался себе, что юноши ему явно не хватает. Умные разговоры, идиотские шутки, открытость и простота - так было с Лизой в начале отношений, так было с Колей всё то время, что он был рядом. А теперь все мосты сожжены, все нити оборваны. И это - правильно. - Скучаете на этом празднике алкоголя и громких звуков, именуюшимися достаточно пьяными гостями танцевальной музыкой? Он. Николай. Е г о Коля. Данишевский не мог сдвинуться с места, даже повернуть голову - всё тело охватила дрожь. - Рад вас видеть! Видел вас в новостях: надеюсь, вы получите, наконец, человека года, никто не заслуживает этого больше вас... А я почти закончил интернатуру. Меня очень хвалят и пророчат великое будущее. Говорят, я был создан стать учёным... Алексей Алексеевич, не хотите прогуляться? Стоило им выйти на улицу, как Гоголь повторил то же, что год назад: обхватил лицо учителя и поцеловал со всей силой и страстью, на которую был способен после тяжёлого рабочего дня. - Мы, кажется, уже проходили это, Николай. - Да, Лёша, и, мне кажется, я дал тебе достаточно времени на раздумья, - сказал надежда Российской неврологии, увлекая своего коллегу в объятья, в поцелуй, в жизнь! От которой, как бы Данишевский ни старался, Николай не позволит отделаться...