Проблема вагонетки

Гермиона перевернула ломкую пожелтевшую страницу, вдохнув привычный запах старой бумаги. Она любила этот запах, вызывающий — нет, даже не воспоминания, — скорей неясные чувства, связанные с детством, когда она часами пропадала в полупустых библиотеках и букинистических магазинах. Стоило ей ощутить его — и реальность ненадолго становилась проще, сжимаясь до крохотной сферы известного мира без Министерства магии, Статута о секретности и магических войн — без всего того, чем она жила все эти годы. Она любила пролистывать старые магловские книги и возвращаться назад во времени. Вторая магическая война давно закончилась, навсегда искалечив ее прежний безмятежный мирок, но она все еще могла чувствовать его запах. Иногда. «…Предположим, по железной дороге несется тяжелая вагонетка, набирая скорость. Впереди на путях играют пятеро детей, не видя угрозы. Нет никакой возможности предупредить их или остановить вагонетку, но у вас остаются считанные секунды для того, чтобы перевести стрелку и отправить вагонетку на другой путь. К сожалению, там занят ремонтом железнодорожный рабочий, который будет убит вагонеткой, если вы так поступите. Какое решение вы бы приняли? Принесли бы его в жертву для спасения пятерых детей?». Она резко отстранилась и захлопнула книгу с полустертым заглавием на обложке — «Теория этического выбора». Автор — какой-то Саймон Николаидис. Ее привычное болеутоляющее предало ее. Желанного покоя и безмятежности сегодня не будет, и к запаху старой бумаги отчетливо добавился иной, тошнотворно-железистый запах крови. Знала ли она тогда, в далеком 1998 году, чего ей будет стоить принятое решение? Наверное, знала. Но повторись все это вновь, она приняла бы его снова — без колебаний. — Вы посылали за мной, хозяин? — спросил подошедший Люциус. Почтительность и чувство собственного достоинства, которые он попытался вложить в эту фразу, пошли прахом: голос его предательски дрогнул, и наружу выбралось совсем иное состояние. Паника. Впрочем, кого он пытался обмануть? Волдеморт, сильнейший легилимент, в любом случае расколол бы любые защитные оболочки его психики, не затратив ни малейших усилий. После ужасающего провала в Отделе тайн и без того эфемерное доверие хозяина к Люциусу Малфою и всей его семье изрядно пошатнулось, а после того, как проклятый Поттер со своими приятелями смог ускользнуть у него из-под носа, грядущий разговор с Волдемортом уж точно не обещал быть приятным. — Садись, Люциус, — лишенным эмоций голосом произнес Темный Лорд. — У меня есть к тебе… несколько вопросов. Предложение сесть оказалось как нельзя кстати: и без того ослабевшие ноги Люциуса подогнулись, и он рухнул на стул, тщетно пытаясь сделать вдох. Сердце жалко трепыхалось у самой гортани, в глазах потемнело, сигнализируя о надвигающемся обмороке, и он, уже не пытаясь скрыть ужас, прохрипел: — Хозяин, я не… — Я кому-то разрешал говорить? — столь же спокойно спросил Волдеморт, и Люциус отчаянно замотал головой. — Тогда слушай. Ты ведь знаешь меня, я редко совершаю ошибки. Редко, потому что не склонен питать иллюзий в отношении окружающих. Мои враги раз за разом попадают в эту ловушку, доверяя тем, кто этого не заслуживает… Да взять хотя бы Питера Петтигрю. Ты ведь согласен со мной, Люциус? Люциус яростно закивал, опасаясь издать хоть звук, и Темный Лорд удовлетворенно откинулся на спинку кресла. — И все же время от времени и меня подводит потребность верить тем, кто сражается со мной на одной стороне… Или делает вид, что на одной. Волдеморт поднял на него пристальный взгляд, и внутри у Люциуса все оборвалось. Он раскрыл было рот, чтобы умолять пощадить, клясться в своей невиновности, заверять в верности — что угодно, — но, вспомнив, что ему все еще не позволено говорить, только судорожно вдохнул и опустил глаза, будучи не в силах выдержать взгляд повелителя. Тот, едва заметно скривив губы в ухмылке, продолжил: — Нетрудно было ошибиться, в самом-то деле. Это пророчество о человеке, который сможет уничтожить меня… Оно всех нас ввело в заблуждение. Пророчества всегда такие: ровно настолько смутные и неясные, чтобы их истинный смысл становился всем понятен лишь после того, как пророчество исполнилось. А ведь стоит упустить незначительную на первый взгляд деталь, и все предстает совершенно иным. Помнишь, как мы искали родителей того, кто рожден в конце июля? Тех, кто трижды бросал мне вызов? Люциус механически кивнул: к чему клонит Темный Лорд, оставалось только догадываться. Ну да, на подозрении были две семьи, но теперь-то решение принято, разве нет? Волдеморт неожиданно выбрался из кресла, в задумчивости сделал пару шагов в сторону от стола и поднял бузинную палочку, нацелив ее Малфою в лоб. Тот обмер, глядя перед собой невидящим взглядом. Сейчас. Сейчас прозвучит убивающее заклятие, и Люциус перестанет существовать. — Крестражи были залогом моего бессмертия, — сказал Темный Лорд, ощерившись. — И вот один из них уничтожает сопливый мальчишка-второкурсник, когда я был лишен какой-либо возможности этому воспрепятствовать. Кто же в этом виноват, а, Люциус? Да не кто иной, как один из моих верных Пожирателей Смерти, вообразивший, что отдать мой дневник в руки врага — прекрасная идея. Это не просто ошибка — это практически предательство, мой дорогой Люциус, не находишь? — Хозяин, я не мог и подумать, что… — еле слышно пробормотал Люциус. — О, конечно же, мог, — усмехнулся Волдеморт. — Но ты знаешь, я простил тебя. Когда-то ты был в числе лучших, а я не разбрасываюсь лучшими. И что ж за этим последовало? Неудача… Нет, катастрофа в Отделе тайн, где вашими противниками были шестеро подростков, а ставкой — полный текст пророчества, который по твоей милости был бы потерян навсегда, если бы мне не удалось прочесть его в сознании Поттера. И наконец… Правда, хоть и с запозданием, добралась до сознания Малфоя. Но это же невозможно! Все указывало на семейку Поттеров, должно было! — И наконец, в третий раз ты разрушил мои планы, Люциус, — чеканя каждое слово, произнес Волдеморт голосом, сочившимся неприкрытым бешенством, — когда позволил сбежать этому недоучке в очках! И тогда я всерьез задумался… Да, будь ты просто недотепой, я мог бы даже снова простить тебя. Но я понимал, что среди моих людей есть шпион, а может и не один. Ты сам знаешь, чутье меня не подводит: на признаки незримого присутствия врага в моей организации я натыкался постоянно. Смешно. Одно время я даже подозревал Северуса Снейпа. Люциус сполз на пол и, стоя на коленях, поднял умоляющий взгляд на Волдеморта. — Прошу вас, хозяин… Пощадите… Моя семья… Мой сын… Волдеморт воздел палочку вверх и довольно ухмыльнулся: — Вот именно, дорогой Люциус! Я как раз раз подхожу к этой части. Твой сын. Который и является настоящим героем пророчества. — Нет! Этого не может быть! Драко рожден пятого июня, а вовсе не… Он попытался вскочить, но его по-прежнему ватные ноги подкосились, и он вновь оказался на коленях. Во взгляде Волдеморта впервые появилось что-то похожее на жалость, обильно сдобренную презрением. — Вот поэтому я так долго и пребывал в заблуждении, — сказал он, опустив палочку и вытащив из складок черной мантии тонкую пачку каких-то документов. — Пока не обратил внимание на эти министерские бумаги. Не знаю, кто помогал тебе в этом, но я, конечно, доберусь и до твоих сообщников, если они все еще живы. Неужели ты всерьез рассчитывал, что я никогда не замечу следов исправления? Увы, теперь уже не восстановить истинную дату, но я вижу единственную причину, по которой тебе могло прийти в голову ее менять. Твой сын родился в конце июля, не так ли? Скажем, двадцать седьмого? Да не важно, когда именно. От остальных скрыть правду было несложно: кто сможет определить различие в возрасте на пару месяцев? Люциус наконец смог подняться на ноги, опираясь на стол, и дрожащим голосом заговорил: — Нет! Уверяю вас, хозяин, это страшная ошибка! Я никогда не менял дату рождения Драко и не знаю, кто мог внести исправления в бумаги. Вы же помните Отдел тайн: Поттер беспрепятственно смог взять шар с пророчеством, потому что пророчество говорило о нем! — Вот за что я всегда уважал тебя, Люциус, так это за способность быстро соображать в критической ситуации. Ты все сделал правильно, отведя подозрения от своей семьи. Меня тоже долго смущал этот эпизод в Отделе тайн… Но только сегодня я переговорил с Августом Руквудом: он лучше всех разбирается в этих министерских тайнах, и он предложил сразу две возможности решить эту проблему. Во-первых, шар изначально мог быть создан с тем, чтобы наш старый враг оказался способен взять его: у тебя хватает своих людей в Министерстве, которые могли бы помочь по этой части. Но был ли ты настолько дальновидным? Вот уж не думаю. — Но как же тогда… — Очень просто. Ты сам взял шар, прибыв в Отдел тайн, поскольку о тебе в пророчестве тоже говорится. Ты — тот, кто трижды вставал у меня на пути. Именно твоего отпрыска я отметил как равного, поручив ему убить Дамблдора — сильнейшего из моих врагов. Вот и все. После того, как ты собственноручно снял защиту, шар мог взять кто угодно: тебе оставалось лишь ломать комедию. Но, право, ты же не думал, что сможешь обманывать меня вечно? Игра окончена, Люциус. Люциус Малфой сделал глубокий вдох, стараясь сохранить хотя бы остатки ясности. Темного Лорда невозможно переубедить, да еще и не имея на руках ни единого аргумента. Но, быть может, получится доказать свою безобидность? Пообещать уехать из страны и никогда больше не пересекаться с Волдемортом, не мешать его планам? — Хозяин, — запинаясь, выдавил он из себя, — прошу вас, пощадите. Я больше ничем не помешаю. Клянусь, что никогда… — Ничем, говоришь? По твоей милости я едва не организовал атаку на Хогвартс, в которой наверняка погибло бы множество моих людей — много более достойных, чем ты. Но я дам тебе один последний шанс, Люциус. Приведи сюда своего сына и ни во что не вмешивайся. Тогда… может быть. Может быть. Гермиона отодвинула книгу и, потянувшись, подошла к шкафу, вся верхняя полка которого была уставлена колдографиями. Девятнадцать лет! Девятнадцать лет прошло с момента окончания Второй магической войны, а ее события до сих пор перед глазами, словно произошли только вчера. Любая война — страшное испытание, и ее раны остаются с тобой на всю жизнь, как долго бы ни длился мир и покой после того, как все закончилось. Никакой мир не может стереть из памяти жесткие решения, которые приходилось принимать вновь и вновь, спасая своих близких. Ее взгляд, как и сотни раз до того скользнул по знакомым лицам. Вот Фред и Джордж Уизли: эта колдография была сделана Колином Криви четыре года назад. Дурачатся, как обычно, но даже сквозь глянцевую поверхность бумаги видно то же чувство, спрятавшееся в глубине их глаз. Вот Римус с грустной улыбкой обнимает Нимфадору: их сын Тедди, только что распределенный на факультет Пуффендуй, стоит рядом. Вечно хмурый Северус Снейп, чья черная шевелюра теперь испещрена седыми прядями, сверкает глазами, сидя за столом в своем кабинете. Чьи-то руки скользнули по ее талии, и она подскочила на месте, едва не вскрикнув. Ее муж даже в своем возрасте не избавился от толики ребячливости, то и дело неслышно появляясь рядом тогда, когда она меньше всего ожидает этого. Гермиона с недовольной миной обернулась, но, встретившись с ним глазами, не удержалась и расплылась в ответной улыбке. — Гарри!.. Когда-нибудь ты доведешь меня до сердечного приступа. — Воскрешающий камень все еще при мне, — рассмеялся он, неожиданно крепко обняв ее. — Ты опять в тягостных воспоминаниях? Брось, Герми. Все в прошлом. Она вздохнула и склонила голову ему на плечо. — Ты помнишь тот день, когда мы настигли Волдеморта? Я думала, что навсегда потеряю тебя. Что все было напрасно, и он просто убьет тебя в конце концов. После расправы над Малфоями Темный Лорд словно обезумел. Решил, что пророчество уже исполнено, и вообразил себя неуязвимым. — Такое не забудешь, — пожал он плечами. — Но что мне оставалось делать? Я был его последним крестражем. Нам еще повезло, что Волдеморт с чего-то решил, что в пророчестве говорится не обо мне. Так бы он наверняка атаковал Хогвартс: кто знает, сколько хороших людей могло погибнуть? Она, нежно поцеловав его в шершавую щеку и, отступив назад, обессиленно опустилась в кресло. Тогда, оказавшись в архивах Министерства во время их безумного рейда, она действовала без колебаний, даже не будучи уверенной в том, что план сработает как надо. Стереть дату рождения и написать ее же заново — так, чтобы остались следы исправления. Оставить документ на столе, чтобы он бросался в глаза. Человек, подозревающий в измене всех окружающих, не мог не сделать нужные ей выводы. И все же только увидев издали пылающие руины поместья Малфоев, она окончательно осознала: выбор сделан. Безумная вагонетка свернула на боковой путь, убив трех человек вместо невесть скольки. Троих не самых лучших в мире людей. Врагов. Не в этом ли суть войны: уничтожать врагов, чтобы сохранить жизнь друзьям и любимым? Распределяющей шляпе, должно быть, следовало отправить ее на Слизерин. — Мама! Папа купил шоколадных лягушек… Младший сын, не разуваясь, подбежал к ней, но, заглянув ей в лицо, помрачнел. — Ты заболела? Она улыбнулась и привлекла его к себе. — Нет, конечно. Иди, разуйся, а то натопчешь. Гермиона снова посмотрела в глаза Гарри, лучившиеся пониманием. Догадывается ли он? Смог ли сложить два и два, или, как и все прочие, списал все на паранойю Волдеморта? Если и догадывается, то никогда ни единым словом не проявлял этого: и она сама вела бы себя так же на его месте. — Не хочешь пройтись? — спросил он. — Отличная погода, солнце, а ты дома киснешь. Да, она, вероятно, спасла немало жизней своим поступком. Наверное, мир от этого стал немножко лучше в конечном итоге. Но глядя на стоящих рядом самых близких ей людей, она как никогда отчетливо понимала, что свой выбор она сделала все же не ради мира во всем мире, спасения Хогвартса или победы идеалов. Вовсе нет. — Замечательная идея, Гарри, — сказала она.