Он был человеком.

Zack Hemsey — The way

      — Что ты сказала копам?       — Уинстон, послушай…       — Он не убивал Брайса. Он был со мной… Что ты им сказала? — он проговаривает каждое слово чётко, лишь бы не закричать, не сорваться и не выплеснуть всю ту боль, что уже скопилась в нем.       — Уинстон… он был уже мертв       — Он был человеком. Ясно тебе? Он был человеком, — снова четкость для подчеркивания ужаса ситуации, для пробуждения совести в ее душе. — Он не заслуживал такой смерти.       — Я знаю.       «Она ни черта не знает…» с такими мыслями Уинстон уходит от этого проклятого кафе, где недавно рассказывал об их знакомстве, брал что-то на подобии завтрака для них двоих, общался с этими лживыми детьми.       Он старше их всего на полгода максимум, но считает их наивными ребятами, которые влезают не в своё дело и также губят жизни, как и те, кого они обвиняют.       Он в бешенстве, он скорбит и просто хочет справедливости. Он знал историю Монти, знал его границы жестокости и верил, что это все можно исправить. Уинстон Уильямсон не менее наивен, чем все те, кто сейчас празднуют «победу».       Он возвращается домой, в комнату, где ещё недавно они лежали вдвоём и де ла Круз так и не уставал говорить о том, что не уйдёт никуда, что останется здесь и будет паразитировать в доме Уильямсонов. И Уинстона захлёстывает волной окончательно. Он сносит все: кубки, фигурки из фильмов (Монти уже успел их невзлюбить) и самое ценное, что осталось у него после всей этой истории — шлем Монти, тот, что он забыл у него в одну из ночей, когда в порыве страсти забросил куда подальше, когда до неизбежного оставались сутки. Он кричит, плачет и не знает, куда деть себя.       Уинстон Уильямсон — тихоня, который никогда не показывает своих истинных эмоций, — сейчас просто не знает, куда выплеснуть все накопившееся. Его горло сдавливает, в груди образовывается огромная дыра, бездна пустоты и страдания, а он просто твердит себе лишь одно: «Он был человеком».       Для Уинстона Монти был не просто человеком, он был всем. И как это не странно, ведь за все восемь месяцев знакомства они увиделись всего дважды. Но хватило и первого раза, первого взгляда и прикосновения к его губам. Именно с той секунды он начал изучать Монтгомери, именно с того момента он не хотел подвергать его ни единой опасности, терять его.       У Уинстона были морали, от этого было отвращение к де да Крузу и всему, что он сделал. Но это не останавливало его бороться за улыбку на лице Монти, за хорошую сторону этого человека, которая может перечеркнуть все случившееся. Уинстон Уильямсон верил и уже все рассчитал. Жаль только, что ошибся всего на пару дней.       «Он был человеком. Он был человеком, которого я не защитил, не уберег», — твердит он себе, вцепляясь все сильнее в волосы, крича с каждым новым предложением все громче.       Говорят, фотографы видят прекрасное в вещах там, где этого не видим мы: обычные смертные. И Уинстон видит тоже. Он видел в Монти лишь хорошую сторону, которая способна стать сильной, дать отпор в школе и отцу и принять те чувства, что окрыляют каждый раз. Уинстон видел необъятный затерянный мир в глазах Монтгомери, и он так хотел успеть исследовать его вдоль и поперёк.       Всего сутки. Судьба дала ему всего лишь сутки, чтобы быть счастливым, забыть все мечтания о «плохом мальчике» и просто быть счастливым. Судьба дала ему целую жизнь на страдания и всего лишь сутки на счастье.       Уильямсон срывает голос, крича в очередной раз. Он разрушил все в своей комнате, все, что напоминало ему о той ночи.       «Ты можешь быть кем захочешь», — шептал он Монтгомери.       «А кем теперь быть мне?» — шепчет он себе, сидя посреди комнаты и сжимая этот дурацкий шлем в руках.       Тело будут отдавать завтра, но отец отказался забирать его, игнорируя мольбы матери. Уинстон взял все на себя. Ему нужно хотя бы еще несколько минут.       Он сидит в церкви один, как и после стоит на кладбище. Он вновь один против всех в мире. Ему не хватило смелости посмотреть на изрезанное тело во второй раз, поэтому он просто кладёт копию ключа от дома рядом с ладонью де ла Круза. Уинстон обещал ему ещё в ту ночь, что тот может жить у него, ему нужна лишь копия ключа. Копия готова, а Уильямсон не готов отпускать.       Он сидит рядом со свежей могилой ещё несколько часов и просто просматривает фотографии на своём фотоаппарате. Единственные, что он успел сделать. Единственные, где они оба искренне счастливы.       — Ты Уинстон? — робкий женский голос отвлекает его.       — Д-да.       — Я мама Монтгомери. Он рассказывал о тебе прошлым летом и потом ещё несколько раз. Спасибо, — она кивает головой в сторону портрета сына, показывая за что благодарность.       Легкая улыбка появляется на её лице, останавливая несколько слезинок на её губах. А трясущаяся худая рука тянется к руке парня, пытаясь показать ему, что он не один чувствует эту разрывающую боль, что он не один любил Монти, закрывая глаза на все плохое, сделанное им.       — Ты делал моего сына счастливым, когда он вспоминал о тебе. Спасибо за его редкую улыбку.       Монти не говорил Уинстону, что любил его. Монти не говорил об этом своей матери за вечерними разговорами. Но он показывал ей это каждым взглядом и каждой фразой, связанной с «мальчиком с вечеринки». Именно поэтому она сейчас говорит об этом Уинстону, делает его счастливым ещё несколько минут, о которых он так просил, повторяя лишь одно: «Он был человеком».