– Вид у тебя, прямо скажем, не очень
В поезде лица незнакомые, они не внушают тебе совершенно никакого доверия, да и в целом каких-либо чувств, но ты спокойно продолжаешь вести сейчас с одним из них диалог у окна, так как попросту некуда более податься и нечего поделать. А если быть точнее, ты лишь иногда вставляешь свои слова, собеседник же с увлечением продолжает рассказывать что-то, что совершенно не откладывается у тебя в голове. Маловероятно, что этот рассказ вообще когда-нибудь всплывёт в твоём ныне затуманенном от длительной поездки сознании, даже когда всё прояснится; разве что во снах, которые наутро всё равно не вспомнятся, лишь будут витать незримым облаком вокруг да около восприятия, освежаясь буквально на доли секунд и вновь смеркая в бесконечном коловращении невесомых мыслей, через несколько явлений уже насовсем. – Я вот на свадьбе дочки был, – мужчина, пенсионер; почему-то ты даже не можешь предположить, сколько ему лет, но спрашивать не будешь – не очень тактично, да и с разговором ты хочешь поскорее покончить. – Так повезло ей с ним, с мужем-то! А ему-то с ней… А ему-то с ней как! – видно было, что он искренне радовался, по-отцовски, но тебе не было до этого дела. – А тебе сколько лет? – а ему, видимо, тактичность в диалоге с незнакомым человеком не слишком важна, да и вряд ли он про неё знает – с такой-то навязчивостью. – Двадцать три, батюшка, – ты даже имя его не запомнила. – Ну да, она примерно того же возраста, что и ты, – даже предположил, сравнивает, но на кой чёрт? – Только она постарше на два года. – он с любопытством рассматривает твоё лицо, будто изучая. – А ещё ты очень на неё похожа, только волосы у неё вьются, а у тебя прямые и чуть темнее, – он замолк в поиске тем, на которые ещё можно поразглагольствовать, раз уж у него появился слушатель, однако ты, будто невзначай, отошла сначала на несколько шагов, к расписанию остановок, а затем быстро юркнула в туалет, закрыв за собой дверь на защёлку. Наконец-то можно выдохнуть. Истосковался же старик по общению. Так случается: когда у молодых появляется семья, они начинают забывать своих стариков, подобно волчице, забывшей своих волчат, как они повзрослели. Прежде чем заговорить о свадьбе дочери, он поделился с тобой некоторыми фактами из своей биографии, на удивление, запомнила. Например, он родился и всю жизнь прожил в той глубинке, куда ты как раз направляешься; умереть, кстати, планирует тоже там и быть похороненным на местном кладбище, под сенью клёнов и берёз, рядом с женой своей Галиной. Там же, кстати, похоронен и твой дед. Там же, кстати, и крёстный. И тётя с дядей. Ты ведь тоже там родилась. Какое-то время ты приходишь в себя после настолько долгого периода разговора с незнакомцем, ведь обычно ты стараешься лишь по минимуму пользоваться своими социальными навыками и лишь при крайней необходимости прибегать к такому радикальному методу как общение. На то есть причины: с отрочества тебе так неприятны манера и суть этого бесконечного балабольства. Кстати, ты могла бы и справиться с этим чувством, и это было бы выгодно, ведь вредит оно только лишь тебе, но ты продолжаешь накручивать себя каждый вечер, внушаешь себе эту ненависть, тут же пытаешься быть апатичной, чтобы задеть кого-нибудь за некое живое и отпугнуть. Вода в умывальнике холодная, как раз к случаю. Не помешает освежиться. Ты открыла дверь и аккуратно выглянула, даже не задумываясь о том, сколько времени ты впустую там просидела и скольких людей тем самым обременила. У окна уже никого не было. Можно отдохнуть. Первая мысль, что радовала тебя за этот вечер – этот старик не с тобой в купе; с тобой в купе вообще никого нет, можно хоть какое-то время обольщаться полным одиночеством. Довольная этому ты вдыхаешь полной грудью и направляешься туда, ища металлическую бирочку с нужным номерком на двери. Нашла. Тянешь холодную ручку вниз, открываешь дверь и видишь, что в отсутствие к тебе подселили не лучшего вида мать с двумя детьми – мальчиками лет десяти-одиннадцати, и они, к сожалению, тоже не выглядели по-джентльменски. Эта неполная семья только располагалась, пришли недавно. Поглощённая фрустрацией, ты забираешься на свою койку и отворачиваешься к стенке, ни слова не говоря им, не желая даже щепотку соли попросить, коли у самой не окажется. – Да куда ты это пихаешь?! Ты зачем перевернул-то его, у тебя в одном углу два края! Ой, идиот, и так все нервы мне измотал… Просто положи одеяло поверх этой срани! «Некий Боже, обреки на мучения людей, что веют негативом» – Брат твой такой же! Дай сюда! Мать разбирается с бельём. Один из сыновей рисует на запотевшем стекле перо, а второй – глаз. Насадка наушника касается полости твоей ушной раковины. Глаза сами собой слипаются.***
Проспала ты куда уж более десяти часов. Не мудрено – всегда хорошо спится в поезде, под почему-то приятный для ушей звук стука колёс – «чучух» и усыпляющие, словно колыбель из глубокого детства, покачивания вагона. Ещё одна приятная вещица – неполная семья, состоящая из полной матери и, видимо, в будущем, комплексно неполноценных детей, скрылась на одной из остановок, пока ты сладко спала. Ты села на кровати, протёрла глаза и поднялась на ноги. Грядёт остановка. Ты хочешь выкурить ментоловую сигарету, но боишься оставлять в купе свою технику. Казалось бы, кому нужен плёночный фотоаппарат? Но на самом деле это величайшее сокровище. Ведь ты едешь в свой родной город, что не отмечают на картах, именно за фотографиями. За фотографиями, что западут в душу и покорят пару-тройку сотен каких-нибудь любителей направления Lo-Fi*. Ты решаешь по-быстрому выйти, чтобы наконец получить желанную дозу никотина. Сонные люди торопливо спускаются с лестницы тамбура на платформу. Кто по тем же целям, что и ты, кто беляшей поискать, а кому просто неймётся. От давления пальцем кнопка внутри фильтра лопается, ты прикуриваешь и втягиваешь дым в себя. Приятный холодок, но неприятная вонь из гортани после уже привычны. Сегодня вечером ты будешь в городе, который не отмечают на картах.