And carry you over to a new morning...

Сон - потребность, которая дана даже высшим существам. Включая высших существ, что так необратимо пали. Это поистине удивительное состояние, которым одарил нас Господь. Внутренняя энергия и силы восстанавливаются, снимая внутреннее напряжение, а сознание образует в мнимую реальность все наши потаенные желания, и даже страхи. Каждый может почувствовать себя Богом, заимев маленький мирок. Такова привилегия Божественных созданий. Последние лучи заката прощались с жителями суетливого города через их окна. Сумерки зацвели в углах змеиных апартаментов, словно туманом проходя по серому ламинату и после, медленно охватив мрачные стены. Когда Азирафаэль согласился на переезд, он пообещал избавиться от подземной атмосферы, которая царила в доме у Кроули, предложив "добавить больше света". "Можно пойти и на уступки"- посчитал демон, когда на кону стоит дальнейшее сожительство. Но, очевидно, Ангел не успел воплотить свой замысел. Кровать Кроули уже как несколько недель была занята им. Каждый день, каждый час, каждая минута была уделена на сон. Свой собственный анабиоз у оккультных сил, который может наступить столь внезапно, когда не уделено должное время сну. Кроули имел некоторые предположения, почему его драгоценный Ангел так долго отказывался даже от минутной дремоты. Одиннадцать лет предвкушения Армагеддона, неделя для его решения и сотни книг, которые сами не прочитают себя за какие-то лишние восемь часов. Злился ли Кроули на Азирафаэля? От части. Он сам не чист душой, проспав целый XIX век, он считал, что витание в невинных грезах уж куда интереснее процветающей индустриальной столицы и колониальной империи, скрывающей под личиной богатых аристократов второе лицо - лицо беднейших трущоб. Однако же, Кроули ощущал некоторое... Одиночество? Он жаждал пламенных разговоров. Голос ангела иногда эхом раздавался в Сознании с нотками упреков или восхищения на все новости, которыми делился демон с его спящим телом. Кроули рассказывал обо всем: как провел время, где был, какие блюда попробовал в новых ресторанчиках Лондона, чтобы позже сводить туда Азирафаэля и точно порекомендовать все самое лучшее, о успехах Адама и передавал приветы от Анафемы с Ньютом, имбирное печенье по рецепту от мадам Трейси. Худые, длинные пальцы осторожно обвивают бледную ладонь, притягивая ее к холодной веснушчатой щеке. Сухие потрескавшиеся тонкие губы сами тянутся к выступающим костяшкам, едва ощутимо сомкнув их между собой, чуть втягивая в себя. Кончик курносого носа скользит ниже к запястью, ощущая равномерную, растянутую пульсацию. Раз... Два... Раз... Два... Крайне иронично для глухих по природе змей, но Кроули всегда отличался абсолютным слухом. Ему никогда не составляло труда ловить ритмику музыки и ничто не могло сбить его с такта. Но уже долгое время демон катается на ретро-Бентли без аккомпанемента. Потребность в альбомах Queen вдруг резко отпала, как старая змеиная кожа, почувствовав потребность совсем в другой музыке - умиротворенного вальса, что играет всего два музыкальных инструмента, - выносливое сердце и неспящие легкие. Плавным движением Кроули подвел ладонь ангела к спадавшим рыжим локонам. Он помнил, как Азирафаэль впервые высказал свое восхищение его волосами, и как ему нравится видеть их длинными, вьющимися. Втайне демон наслаждался нежными прикосновениями ангельских рук, что поглаживали его макушку и с особым тонким трепетом проводили деревянным гребнем по медному шелку. Как искусные пальцы ловили нужные пряди, сплетая их в маленькие косы. Как иногда мягкий тенор рассуждал вслух, какого цвета атласную ленту можно было бы вплести в эти рыжие косы. Но как эти ангельские прикосновения бывают при этом еще и разрушительны. - Черт тебя бы побрал, Ангел! - шипит со змеиным оскалом Кроули, хватаясь за собственную влажную голову, чувствуя, как его нежная кожа чуть ли не плавится от невыносимого жжения. Вода стала большим табу для их совместной жизни. Никаких совместных водных процедур. Никаких поцелуев под льющимися струями воды, пока они натирали бы друг друга спины. Одно невольное ангельское прикосновение к водной глади делает ее наичистейщей в своем роде. Взгляд янтарных глаз вдруг взметнулся в сторону опустошенной вазы на прикроватной тумбе. Как он смог забыть об этом? Кроули ненадолго отлучается от спящего Азирафаэля, исчезнув за соседней стеной. Но тут же он вернулся с пышным букетом новых цветов. Маленькая традиция, которую завел демон специально для своего ангела. Каждый раз новый букет, как напоминание о их разговоре в Сейнт-Джеймс Парке. - Я люблю тебя! - выпаливает Азирафаэль так быстро, спустя долгое и протяжное молчание, когда он не мог решиться на столь рисковый шаг. Ему было известно, насколько это безрассудно. Риск быть растоптанным, высмеянным, раздавленным. Каждый знает, что демоны не умеют любить и чистосердечное признание для них лишь пустой звук, за которым может скрываться только животное желание. Риск быть наказанным за свою любовь тоже очень страшил. Лишиться белоснежных крыльев, показав свою недостойность носить их. Не может их носить тот, кто опустился до смертного и похотливого чувства - любви. Либо лишиться безвозвратно своего права на существование за то, как ты возвысился, для того, чтобы любить платонически. - Я... - из-под темных линз можно было разглядеть, как вертикальные зрачки сузились от в ошеломленности, губы разомкнулись, в немом продолжении фразы. В какой-то момент телу становится теплее, и это тепло разгоняется от сердца по всем тонким жилам вен. Где-то в легких застрял следующий вздох. Но Азирафаэль уже не смотрел на него, вдруг начав озираться по сторонам, вскинув удивленно бровями. Зеленые газоны в прямом смысле зацвели. Лондонский парк стал больше напоминать голландские оранжереи. Поляны пестрили красными тюльпанами. В клумбах загорелись алые хризантемы. Чудо, настоящее чудо для пасмурного центра Британии, где такие капризные цветы уж точно никогда бы не зацвели. - Это... Это не моих рук дело, - тотчас оправдывается Азирафаэль, и желая что-то еще добавить к свои словам был мгновенно перебит. - Я знаю, мой Ангел, - голос звучит резко, но треснутым оттенком холодности, за которой раскрывалось настоящее смущение. - Это я говорю с тобою. В тот день Азирафаэль все же уговорил посадить пару цветковых растений в апартаментах у Кроули. Демон даже и не догадывался, какое наслаждение и расслабление ему дарит не только общение с растениями, но и их срезание, составление настоящих композиций из цветов. Но некоторые цветки все же приходится покупать в обычных цветочных магазинах. Раз в неделю Кроули ставил у прикроватного ложа то скромные голубые колокольчики, то душистые ландыши, белые стройные каллы или солнечные подсолнухи, как с холстов Винсента Ван Гога. Но на этот черед у него не было подходящих цветов. Сезон не тот, чтобы цвели те, что нужны ему, да и в комнате их у себя не вырастить. Немного демонических чудес, и вот, в еще сухом и теплом сентябре, на тумбе у спящего ангела благоухали настоящие подснежники. Именно подснежники - надежда, что прекрасное эфирное создание скоро распахнет глаза и очнется от мира грез. Светлые ресницы уже долгое время не двигаются. Лишь изредка Кроули замечал, как они трепещут, дрожат, словно перья, под оковами сна. Он мог лишь догадываться, что видел в своих грезах его Ангел. И ждать под звездным абажуром заветного следующего утра, когда он встретит его вместе с ним. Это будет первый рассвет, от которого Кроули стал бы поистине счастливым. Ему всегда больше нравились ослепляющие золотом и сизостью неба рассветы, накрывающие дождем пронзительных лучей. Азирафаэлю всегда же нравились закаты, как солнце медленно поглощается и утопает в толщине темных вод Темзы, окропляя небо алым пламенем. И еще, когда-то он сказал, что любит закаты, потому что они напоминают ему о его Демоне. Тогда Кроули не смог удержать усмешки: ведь по той же причине, он любил и рассветы - они напоминали ему о Азирафаэле. Время мучительно долго набирало обороты. Казалось, что оно вообще не собиралось спешить. Кроули сидел рядом, грызя свой авторский маникюр. Его терпение было на исходе, увы, он никогда не был терпеливым, как Азирафаэль. Он перевоплотился; большая черная змея, чернее угля и смолы, расположилась в ногах у Ангела, обхватывая, но не крепко, его тело и мирно засыпая. Он скучал, неимоверно и страстно, а также испытывал чувство вины перед своим Ангелом. Ведь значит, он просидел в ожидании часа его пробуждения, целый век?