прости, но нет

Фрэнк Энтони Томас Айеро-младший—определенно лучший человек на этой планете. Он мой самый старый и самый лучший друг, который никогда не будет против, чтобы его заменили на время. Его крайняя степень злости— это щелкать ручкой и стучать ногой по полу. Но за все наши годы дружбы, такое я наблюдал от силы раза три. Фрэнк принимает любую ситуацию, какой бы страшной она не была, и просто пропускает ее через себя, не давай ей задеть его душу. Да уж, столько дерьма мы пережили вместе, что про все уж даже не вспомнишь. Начиная переездами и заканчивая похоронами близких. Мы никогда не расставались. Нуу, точнее, он никогда не бросал меня, но мне приходилось это делать по некоторым причинам. Но абсолютно каждый раз, когда я возвращался пьяным в стельку, укуренным или из притона, он всегда заваривал мне мой любимый кофе и ждал, пока я сам начну рассказывать обо всём. Не уверен, было ли ему интересно, но мне становилось в разы легче, зная что он меня слушает и слышит. Это приносило мне какое-то умиротворение и приходило спокойствие, а он медленно отпивал чай из кружки и помогал мне во всем разобраться. Если быть честным, я не знаю, выжил ли я бы, если бы не знал этого Мистера Невозмутимость. Каждую пятницу после работы мы любили брать напитки и сидеть на балконе, наблюдая за звездами, мечтая о чем угодно, кроме «нормальной» жизни, потому что «нормальная жизнь» - это определено не для нас. Иногда я ловил себя на мысли, что не отвожу от него взгляд, в наглую рассматривая его тело. Да, он был красив, даже очень и пользовался спросом ровно также, как и у женщин, так и у мужчин. Признаться, я тоже находил его привлекательным, даже задумывался о том, чтобы рассказать ему о том, что он мне нравится, но этого не удавалось сделать. — все наладится, Джи, — говорил он, обнимая меня левой рукой за талию, наблюдая за небом ночных улиц. А в ответ я просто улыбался, зная, что даже если у меня и есть какие-то проблемы, сейчас они не важнее того, что мы с ним вдвоем думаем о красоте природы, окружающей нас. Звезды, шумящие деревья, фонари и гудящие вдалеке машины делали эти времена еще более уютными и приятными. Меня привлекало в нем его невозмутимость, но при этом он был бунтарем. Я не знаю, как правильно это объяснить, но что-то внутри него горело так сильно, что отдавалось теплом на всё и всех, что было рядом. Я повторял ему одно и тоже практически каждый день <i> Фрэнки, это погубит тебя, ты берешь на себя слишком много <i/> <i> Тебе не нужно всё это, возьми перерыв <i/> но он лишь усмехался и принимался работать дальше, словно я - рыбка в аквариуме, глупо бьющаяся в стекло. Да, ему довольно часто давали премию за «усердие». Этих денег нам хватало на пару месяцев проживания вместе, но это не стоило стольких усилий. Я просто не понимаю почему он так старается, ведь он может просто отдыхать, а не пытаться помочь другим. Была последняя пятница лета и мы по обычаю вышли на улицу. Но вместо обычно объятия он взял меня за руку, и мы стояли так слишком долго для друзей, но ему пришлось поднять телефон и ответить на звонок. Обычно он никогда ничего от меня не скрывает: всегда говорит прямо и не врет мне, какой вопрос бы я ему не задал. Ну, я думал так. А в этот раз он вернулся в квартиру, чтобы поговорить, оставив меня наедине со своими странными мыслями насчёт всего этого. Вернувшись, он улыбнулся, будто ничего не произошло, взял в обе руки кружку с уже не особо горячим шоколадом и продолжил наблюдать, мечтая о чем-то. Фро всегда был таким: появись у него свободное время он начинал работать, а в свободное от работы время он мечтал. И мечтал всегда по-разному, о чем-то новом, не останавливаясь на одной теме дольше двадцати минут. Иногда он рассказывал мне, о чем думает в эти моменты, а иногда он просто устремлял взгляд в пол и уходил. В эти моменты мне всегда хотелось обнять его и выслушать все, что его тревожит, но он просто говорил «все хорошо» и уходил в свою комнату. — как думаешь, может мне начать встречаться с кем-нибудь? Найти себе кого-нибудь? —спросил он через какое-то время —не знаю, братец, это твоя жизнь и тебе решать, — тихо произнес я. —поможешь мне с поиском? —я? Оу, не уверен, что моя кандидатура лучшая на роль свахи, —"он сейчас серьезно? Он еще просит помочь найти ему кого-то, не замечая то, как я по нему убиваюсь?". —ладно, а какие парни тебе нравятся? —с цветными волосами, любящие кофе и комиксы, —он улыбнулся, говоря это, и опустил глаза вниз —-ладно, у меня есть пара друзей подходящих под это описание. Тебе дать их контакты? —мне даже не верится, что я это говорю. —да, было бы неплохо, но есть одно «но». Его имя должно начинаться с буквы Д. —я нахмурил лоб, пытаясь кого-то вспомнить, но на ум ничего не приходило. Он щелкнул пальцами передо мной пару раз. —прости, я пытался кого-то из знакомых вспомнить, но, кажется, с этим я тебе помочь не смогу —вообще-то можешь. Я про тебя говорю, Джер, — он улыбнулся и шагнул ко мне. —ты не против?, —Фрэнк на мгновение опустил взгляд на мои губы и посмотрел мне в глаза. Такого дикого ритма мое сердце еще никогда не отбивало. Я облизнул губы и слегка подался вперед, но Фрэнк явно хотел взять под свой контроль, а я и не сопротивлялся. Он прижал меня к стенке, одной рукой зажимая мое запястье, а другой притягивая к себе за бедра, опаляя мою кожу горячим дыханием. И бум Салют, фанфары, все дела. Мы поцеловались. Мы не только поцеловались, он спустился на мою шею, кусая ее, а я лишь тихонько постанывал, не отдавая себе отчет, что это происходит наяву. Фрэнк подхватил меня обеими руками за бедра так, чтобы я скрестил ноги за его спиной и, не разрывая поцелуя, он унес меня в свою спальню. А потом случилось то, о чем я никогда не забуду. На утро я проснулся абсолютно один. Его вещей нигде не было, лишь только пара пачек денег и записка на холодильнике. Я пытался найти его, спрашивал у наших общих знакомых, друзей, но все говорили одно и тоже, будто сговорились повторять одну и ту же фразу. Полгода я, не покладая рук, пытался его разыскать, но безуспешно. Я устроился на работу, перекрасился в натуральный цвет, перестал принимать наркотики и пить, стал «нормальным», женился и у нас даже родилась дочка. Но все равно, как бы сильно я не пытался спрятаться от воспоминаний о нем, они все равно возвращались И единственное, что осталось мне от Фрэнка Энтони Томаса Айеро-младшего —это фотография с подписью «это не мое, ты был прав, Джи»