Школа в деревне Гадюкино

Во все классы хоть однажды приходит новенький. Не избежал этой участи и шестой «А». Классная руководительница, математичка Аграфена Поликарповна, очень переживала, что новенького будут обижать — ведь в Гадюкино детки ещё те, поэтому велела ему сесть за последнюю парту, чтобы он всегда был перед глазами. Как известно, учительницы видят задние парты лучше, чем передние. — Это Ферапонт Пиявкин, — представила она новенького. — Он переехал в Гадюкино из Наплюйска и будет учиться в нашей школе. Упырёва, подвинься, он будет сидеть с тобой. Начинаем урок. Пиявкин, который ничего особенного собой внешне не представлял — пацан как пацан, в драных джинсах, косухе и бандане, на ногах кроссы с фонариками — прошмыгал к задней парте и сел рядом с Манефой Упырёвой. Кнопку, заботливо подложенную Манефой, он привычным жестом смахнул на пол. Одноклы, увидев это, переглянулись. В их глазах читалось: «Наш человек!» Тем временем училка раскрыла журнал — бумажный, потому что электронный ученики постоянно взламывали и ставили сами себе пятёрки — и сказала: — Начинаю опрос. Кто хочет исправить двойку и выйти к доске? — Я! — гаркнул Пиявкин и поднял руку. — Но ты же не получил ещё ни одной двойки, — удивилась учительница. — А я прямо сейчас это и сделаю, — ответил он и протопал вперёд. — Прекрасно. Пиши на доске задание: три плюс три. Решай! Новенький взял тряпку и начал сдуру тереть доску. Учительница считала двойки в журнале и думала, что он решает, а он тёр. Тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, а остальные хихикали. Аграфена Поликарповна не обращала на это внимания, потому что в Гадюкино дети всегда хихикали, даже на уроках — кроме уроков Скарапеи Горыновны, конечно. — Пиявкин! Решил? — спросила математичка, не оборачиваясь. — Даааа! — громко ответил Пиявкин. — И сколько у тебя получилось? — Одна. — Что одна? — Дыра в доске. Аграфена Поликарповна посмотрела на доску, и очки сползли ей на нос. В середине доски красовалась дыра. Пиявкин с довольным видом продемонстрировал кусок крупного наждака, закамуфлированный в тряпку. — Единица! — завопила учительница. — Я же говорю, одна, — просиял Пиявкин и потопал за дневником. Диоды на его подмётках выплясывали что-то дискотечное. На перемене все познакомились с новеньким. Ученики шестого «А» рассказали ему вкратце о гадюкинской школе и её вековых традициях, а он, в свою очередь, подарил всем по петарде и рассказал байку из своей прежней школы — наплюйской — про привидение, которое пряталось за доской и исправляло в журнале двойки на пятёрки, но не ручкой и не чернилами, а чем-то подозрительно-красным. Для этого оно покупало вишнёвый сок. Если случайно получалась клякса, то все думали, что произошло убийство, и учительница вызывала полицию. Всех выгоняли на улицу, школу оцепляли, полиция брала капли сока на анализ и начинала вести расследование. Потом, конечно, выяснялось, что это всего лишь сок, но уроки-то были уже сорваны! — Хорошее привидение, — с уважением сказал двоечник Пафнутий Флешкин. — Ещё бы! — задрал нос Пиявкин. — Оно нам каждую неделю устраивало лишний вых. А теперь я уехал, и оно больше не будет так делать. — У нас тоже школьное привидение есть, — похвастался двоечник Сысой Оптоволоконников. — Варфоломей Неупокойник. В журнал не лазит — просто появляется и воет. — Тоже неплохо, — похвалил Пиявкин. — А что у вас ещё хорошего есть? — Столовка. Там можно макаронами стрелять и компотом брызгаться, — сказала двоечница Маремьяна. — А ещё у нас почти каждую неделю субботник, потому что мы бумажки кидаем и стены сгущёнкой мажем. — Так надо сначала стены сгущёнкой намазать, а потом бумажки налепить! — воскликнул Пиявкин, осенённый свежей идеей. Одноклы поддержали его гениальную мысль восторженными криками. Действительно, никому ещё не приходило в голову объединить эти два полезных и нужных действия! Сказано — сделано. До конца перемены оставалось ещё целых десять минут, и весь шестой «А» рванул к киоску за сгущёнкой. По пути они делились своими планами с другими классами, и те присоединялись. В мгновение ока из всех окрестных киосков была сметена сгущёнка, а бумажек у гадюкинских деток и так хватало. Когда прозвенел звонок и учителя вышли из учительской, то их глазам предстал футуристический дизайн: все стены школы были изнутри покрыты скомканными бумажками! — Что за безобразие? — спросила директриса Матрёна Эмпидокловна. — Не иначе как опять детишки что-то учудили, — проворчала завуч Перепетуя Прокопьевна. — Придётся опять субботник устраивать, — вздохнула англичанка Евпраксия Ипатьевна. — Тогда уж средник, сегодня же среда, — уточнил географ Евграф Евграфыч. — А до субботы они снова что-нибудь наворочают, — сказала математичка Аграфена Поликарповна. — Щас я им устрою! — взревела русичка Скарапея Горыновна, но в этот момент на первом этаже скрипучие двери школы открылись, и раздались чьи-то начальственные шаги. — Уж не комиссия ли это? — заволновалась физичка Нунехия Прокловна, и все с тревогой посмотрели на лестничную площадку, откуда раздавались уже не только шаги, но и голоса. Комиссия сейчас была бы очень некстати. Но это была именно она! Гадюкинскую школу проверяли в сто раз чаще, чем другие (сами понимаете, почему), и сегодня её навестила проверка в лице очень важного лысого дяденьки и двух не менее важных, хотя и не лысых, тётенек. У одной тётеньки на очках была цепочка, что делало её (тётеньку) ещё более важной. — Здравствуйте! Как мы вам рады! Проходите, пожалуйста! — рассыпалась в восторгах Матрёна, а другие учителя ей вторили. — Здравствуйте. А что это у вас на стенах такое? — спросил дяденька из комиссии и показал пальцем на скомканные бумажки. Здесь нужно отвлечься и сообщить, что все детки наблюдали за происходящим по смартфонам через скрытую камеру, которую прицепил к люстре Пиявкин, и ухохатывались — тихо, чтоб не спугнуть комиссию. Благодаря современной технике им даже не нужно было торчать под дверью, чтобы насладиться моментом. — А это последнее слово дизайна, — нашлась Скарапея Горыновна. — Сейчас все школы так отделывают! — Что-то в этом есть, — сказала тётенька с цепочкой, изучая налепленные бумажки сквозь очки. — Креативно. Смелое решение. — Очень смелое, — поджав губы, процедила вторая тётенька. — Что это? Цемент? Гипсокартон? — Кевлар! — сказал физрук Прокоп Африканыч. — Школа должна быть прочной и непробиваемой. — Похвально, похвально, — протянул дяденька из комиссии… и вдруг ковырнул дизайн пальцем. И понял, что это грязная бумажка. Что тут началось! Проверочные тётеньки закатывали глаза и обзывали школу свинарником, а дяденька грозил накатать жалобу наверх, в ещё более важную комиссию. Матрёна Эмпидокловна суетилась и пыталась на ходу придумать бумажкам разумное объяснение, что это типа так и надо, но у неё плохо получалось. — Это не школа, а гадюшник! — вопила тётенька с цепочкой, не подозревая, как близка к истине. Кончилось тем, что комиссия неодобрительно покачала головами и уехала, не проверив ничего дальше стен. Если бы вы знали, как все учителя, а особенно директриса, этому радовались! На радостях даже не стали заставлять детей отмывать стены. А на следующий день бумажки присохли, и их пришлось отдирать уже стамеской. И в результате школу опять закрыли на ремонт. Ох и веселились детишки! Рейтинг Пиявкина возрос до небес.