Однажды...

Она всегда была правильной девочкой. Слушала метал и носила вызывающе открытую одежду, любила шипованные ошейники и «наручи», ее тело было исколото пирсингом: уши, брови, в носу, на губе, в пупке. Разве что язык прокалывать побоялась — почему-то ей казалось, это будет адски больно. Она меняла цвет волос чуть ли не каждую неделю — в зависимости от настроения. Она громко смеялась, не признавала правила и авторитеты, она дерзила и была раскрепощенной до распущенности. Любой представитель старшего поколения сказал бы, что словосочетание «правильная девочка» не про нее. Оторва. Бунтарка. Стерва. Так бы ее назвали. И тем не менее под панцирем внешнего, где-то внутри, она по-прежнему была «правильной девочкой». Просто правильные — хрупкие и привлекающие всякую мерзость своей беззащитностью. Ей немножко не повезло в жизни, и чтобы не сломаться, приходилось наращивать броню и краситься в ядовито-яркие цвета. Но как бы не выглядела и не вела себя, она никогда не ступала на путь хищника. Она всегда помнила, чего делать не стоит, не предавала свои принципы, знала, что верно, а что нет. И то, что сейчас они совершали с братом, было бессомненно, беспринципно, мучительно неправильно. И так мучительно сладко. *** В этот город и эту страну она собиралась с каким-то ненормальным энтузиазмом. Сказывалось ее увеличение всем азиатским возможно. Кто бы мог подумать, что выученный когда-то ради прикола японский ей действительно пригодится. Она ехала с братом на съемки в Японию в качестве его переводчика. Это был не первый раз, когда она посещала его съемки, но сопровождала его в другую страну — впервые. Тем более — в качестве сотрудника, а не родственного балласта. И оттого была полна страха, предвкушения и энтузиазма. На съемочной площадке коллеги встретили Каина привычно. Она мысленно хихикала, наблюдая, как эти люди в страхе шарахаются от ее милого братишки. А уж когда наложили макияж его персонажа BJ — все эти жуткие шрамы — даже у нее по спине побежали мурашки. И она сама не могла понять — то ли от восторга, то ли от затаенного страха. Ее брат — чертовски красив. Он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо встречала. Но и самым пугающим при этом. Он был высок, лохмат, в повседневности одевался небрежно и мрачно, он дымил не переставая, но, главное, смотрел на окружающих, как на потенциальную добычу — с хищным прищуром. Он передвигался с грацией тренированного бойца, и буквально исходящая от него аура силы не добавляла окружающим людям спокойствия. Даже его красота не привлекала, это была красота зверя — сильного, хищного, опасного. И его боялись. Кто бы поверил, что этот человек первоклассный актер, влюбленный в свою профессию? Только когда он смотрел на нее — свою сестру — в его глазах появлялась нежность. И это опьяняло. Она сама себе казалось укротительницей — смелой, наглой, рискованной. А власть над этим «зверем» кружила голову почище самого крепкого вина. Ей нравилось капризничить. Ей нравилось, когда он упрашивал. Когда переживал. Когда злился из-за нее. Ей нравилось дразнить своего такого идеально братишку, но она всегда знала, когда остановится. Всегда помнила, какую черту не стоит переходить. Так как же все дошло до такого? Когда она вошла в номер, он лежал в кресле, ноги на столике. Небрежная и раскованная поза. — Я вернулась, — оповестила по местной традиции. Каин лениво повернул к ней голову. Такой расслабленный, сонный, домашний. И слишком красивый. — Ты что, спал? — удивилась, поднимая банки из-под пива, валявшиеся у его ног... Вот же засранец! Мог бы и сам убрать, а не разбрасывать. — Кажется, — хрипло произнес он. — В таком месте и такой позе? Лег бы на кровать. — Один хрен, где лежать, — ответил. — Все равно без тебя не могу уснуть. Подняв взгляд, увидела, что брат наблюдает за ней. Улыбнулась коварно: — Мой бедный братик, — протянула жеманно, — из-за своей миленькой маленькой сестренки даже сон потерял. — Чертовски верно. Его серьезный тон немного напряг. Он злится? — Наверное, стоит связать тебя и запереть в этой комнате. Чтобы не о ком, кроме меня, не думала. — Прикольно, — это были их обычные шуточки на грани фола. — Давай на выходных купим цепь? И тут зазвонил телефон. Она удивилась. Кто в такое время ей может названивать? На дисплее высвечивалось имя «Мурасами». И кто это? Ей понадобилось время, чтобы вспомнить. А, тот актер… — Не собираешься отвечать? — низкий голос, прозвучавший буквально над ухом, заставил вздрогнуть. Каин злился. Действительно злился. Посмотрев на него, встретила горящий бешенством взгляд темных глаз. Что случилось? Протянув руку, он выхватил телефон и посмотрел на имя. Нажал отбой — телефон полетел в стену. Она отступила на шаг, проследив взглядом, как разлетаются осколки любимого гаджета. Да что за нафиг?! — Я вижу, ты не только японским увлекаешься, — тихо произнес, делая шаг. Она невольно отступила, не отводя шокированно взгляда от его словно горящих темным огнем глаз, — но и японцами тоже. Тебе не кажется, что надо быть немного скромнее? Еще одно почти синхронное движение. Он наступал, она убегала. — Здесь это любят. Еще шаг. — Скромность и вежливость у них в почете. Он стал ближе. — Но стоит увидеть открытые ножки, как начинают подкатывать. Она даже не заметила, что отступать уже некуда. — Впрочем, я их понимаю — у тебя обалденные ножки. Она запнулась и упала на кровать. — И все же излишняя распущенность неприемлема. Он навалился сверху. Она почувствовала тяжесть его тела, его лицо оказалось так близко. — Может, мне поучить тебя манерам? — тихо выдохнул злые слова. И она разозлилась. Резко рванувшись, подмяла его под себя. Уселась сверху. — Неужели ты ревнуешь, братик? — ядовито улыбнулась ему. Ей хотелось укусить его. Но увидев это ошеломленной выражение на его лице… она растаяла. — Ты что, воспринял этот звонок всерьез? Она коснулась рукой его волос, слегка взлохматила, провела пальцем по щеке, губам. — Брось! — сказала. — Мне это совершенно не интересно. Какой же он красивый! Она не смогла удержаться и облизнулась, язычок завлекательно прошелся по губам, которые скривились в дразнящей полуулыбке. — Я уверена, — негромко произнесла, неторопливо склоняясь к его лицу, — ты же это понимаешь, — выдохнула прямо в губы, — Правда? — и поцеловала… В щеку... А посмотрев на выражение его лица, не могла не рассмеяться. — Издеваешься надо мной, — укоризненно произнес он. Уже практически успокоившийся. — Ага, — охотно согласилась она, дотрагиваясь до помады, оставшейся на его щеке. — Отметина. — Что? — У тебя остался след на щеке от моих губ. Это только помада. Могу стереть. — Не надо. — Ммм? Хочешь оставить подольше? — Да… подольше. До тех пор, пока мои тело и душа не будут удовлетворены. Ведь этот след показывает, что я твой. От его серьезного тона ей сделалось как-то не по себе. И она решила спрятать эти эмоции под игрой. — Ладно, — игриво сказала она. — Тогда я оставлю след так, где ты сможешь его увидеть. Хочешь? — Да, — улыбнулся он. Не отрывая взгляда от его глаз, она потянула за молнию, неспешно расстегивая на нем кофту. Резко откинула полы, обнажая его грудь, осторожно прошлась руками по телу, ощущая под ладонями гладкость кожи и чужое тепло. Она ощущала его запах — терпкий, но какой-то освежающий что ли, так пах только он. Она слышала сумасшедший стук своей крови в ушах. Она видела это предвкушающе-заинтересованное выражение на его лице. Она улыбалась, нагло и уверенно, неторопливо склоняясь над ним, а в голове в это время билась одна лишь мысль: «Блин, как это вообще делается?!». И не придумав ничего лучшего, она его цапнула. Почувствовала, как он вздрогнул под ее руками. Перестаралась? Она боялась поднять голову, ощущая жуткое смущение. Ну да, несмотря на свой вид и поведение, она была неопытной во всех этих любовных делах! Хорошая девочка — что вы от нее хотели? — Укус, — сказал он. Причем голос у Каина был какой-то… непонятный. Она так и не смогла решить, смеется он над ней или нет. Постаравшись придать лицу невозмутимое выражение, сделала над собой усилие и посмотрела ему в лицо. — Что? — переспросила. — Ты меня укусила. — Ну ты же хотел отметину, — невинно сказала. — Я и решила, что укус — как раз то, что ты желал. Этот след долго не сойдет. — Я думал о засосе, — задумчиво проговорил. И насмешливо посмотрел на нее: — Признайся, ты ведь просто не умеешь? На миг она растерялась, а когда придумала остроумный ответ, мир внезапно кувыркнулся, и вот уже она лежит на кровати, а Каин нависает сверху. И смотрит как чертов Повелитель Ночи: властно, нежно и соблазнительно. — Хочешь, покажу? — искушающе проговорил. — Как сделать это правильно, — и, не дожидаясь ее ответа, склонился… а она внезапно испугалась. И раньше чем поняла, что делает — уже оттолкнула его. И только увидев недоумение на лице брата, поняла, что он шутил. Просто одна из их привычных шуточек на грани фола. Вот дура! Чего она так отреагировала? Как это исправить теперь?! — Сецу? — удивился он. — Как сделать это правильно? — зло прошипела, сузив глаза. — Хочешь показать, чему научился с другими женщинами?! Одна мысль об этом меня бесит! И вывернувшись из-под него, резко встала. Прошла к креслу, подхватила пальто, одеваясь. — Сецу… Эй, ты куда? — Похоже, — бросила через плечо, желая лишь одного — убежать, — сейчас я недостаточно умела для тебя. Пойду попрактикуюсь. Уверена, снаружи найдется много мужчин, желающих научить меня. Она была уже у двери. Она почти сбежала от всей этой затянувшейся игры. От этой смущающей ее ситуации. Она коснулась ручки — и неожиданно оказалась прижата к твердому телу, а его рука с силой ударила по двери, не давая ее открыть. — Куда-куда собралась? — тихо рыкнул он. А она как никогда остро чувствовала его близость. Казалось, он был везде: жар его тела обжигал спину, его запах заполнял легкие, его дыхание холодило кожу, бешеный стук его сердца резонировал с грохотом собственной крови в ушах. Она задыхалась, в глазах мутнело, колени подгибались и больше всего ей хотелось убежать... «Держи лицо, — приказала она себе, — держи невозмутимое выражение лица!». … чтобы он не дал ей убежать. — Ты чего злишься? — умудрившись повернуться к нему, «удивленно» спросила. Она оказалась прижата спиной к двери, словно в плену — в его руках, но, видя его лицо, не чувствовала себя столь уязвимой. — «Это была шутка, разумеется. Я всего-то в магазин собиралась». Это то, что она хотела сказать. Но отчего-то с губ сорвалось насмешливое: — Ты чего злишься? Братик, разве это не замечательно, что твоя маленькая сестренка так печется о своем образовании? И все ради тебя! — Как твой старший брат, — зло проговорил он, склоняясь над ней, — я обязан сам тебя всему научить. Она застыла в страхе и предвкушении, почувствовала его дыхании на шее и… — Ай!... Ты меня укусил! — возмутилась. — Маленькая месть, — с коротким смешком пояснил он. — Ах, ты!.. — разозлилась она. — Да я… — Не беспокойся, — перебил ее, — сейчас все покажу. И лизнул укус. Затем коснулся кожи губами. — Я,.. — все еще хотела возмутиться она. — «Я… что я вообще собиралась говорить? Что я желала сделать? Что я… вообще...». Как и обещал, он показал. Ей казалось, этим засосом он заклеймил не только ее физическую оболочку, но и душу. Но не остановился. Его руки скользили по ее телу, лаская, губы и язык исследовали шею. Он целовал так нежно, а гладил несколько грубо — и от этого контраста она теряла голову. Он поцеловал ее за ушком, одной рукой сжал грудь, слегка прикусил мочку и… — А-а-ах, — она не смогла сдержать сладкого стона. И дурман разбился. Он вздрогнул и остановился. Она застыла в страхе. На длинный миг они оба замерли, осознавая произошедшее. Они стояли, прижавшись друг к другу, словно балансируя на тонком канате над пропастью. До Сецу добралось понимание того, что же они натворили. Что они все же перешли грань. Что теперь никогда не будет, как прежде. Ее затопило запоздалое сожаление и боль от осознания — их такие игривые, прежние отношения умерли. Здесь и сейчас. «А тогда гори оно все огнем!», — внезапно решила она и почувствовала, как Каин отстраняется. Медленно и словно бы преодолевая сопротивление разжимает руки, делает шаг назад. Она увидела его лицо. «Какие расширенные зрачки», — отстраненно удивилась. У него было совершенно дикое выражение. И. От этого. Такое. Обалденно. Соблазнительное. — Извини, Сецу, я,.. — Кажется я поняла, как это делается, братик, — теперь она перебила. Слова давались с трудом, и она сама себе казалась ужасно пьяной. — Думаю, надо показать, чтобы ты оценил, насколько я усвоила урок. Она качнулась к нему, но он одной рукой удержал ее за плечи, не давая приблизиться, другой обхватил подбородок, болезненно приподнимая, заставляя смотреть в глаза. — Сецу, — серьезно сказал, — если ты сейчас сделаешь хоть одно движение ко мне, я сорвусь. — Ага, — беспечно ответила она. — Я тебя трахну. — Ага. — Завтра ты будешь об этом сожалеть. — Ага. Но сейчас мне плевать на будущие сожаление. Пусть все горит огнем. Его губы скривились. Наверное, он хотел улыбнуться, но гримаса получилась… А потом он склонился и поцеловал ее. И мир поглотил огонь… Она была правильной девочкой. Неискушенной, неопытной, наивной, и что надо делать — представляла с трудом. Ее действия наверное были нелепыми, но ей было плевать — его опыта хватало на двоих. Она ощущала его руки, запах, звук дыхания, стук сердца, его тепло, его тело. Она позволяла ему раздевать себя, восхищенно наблюдала, как раздевается, чувствовала холод простыней под спиной, жар поцелуев и ощущала мучительную неправильность всего происходящего. Греховно. То, что они делали — было греховно. Родные брат и сестра — сейчас они преступали запрет, который не должны были нарушать. И осознание этого будоражило ее еще больше, придавая всему происходящему какое-то болезненное наслаждение. Словно ей в кровь вместе со сладостью добавили перца — обжигающего, мучительного, но такого чертовски «вкусного». — Ка-а-и-ин, — простонала она, выгибаясь и открывая глаза. В воздухе еще звучало эхо ее сладострастного стона, но мозги уже возвращались из плена. Взгляд фокусировался на белом потолки, и она медленно осознавала реальность. «Сон, — с немалым облегчением поняла Кьёко. — Всего лишь сон». А потом вспомнила, что именно ей приснилось… И мучительно покраснев, резко повернулась. Но кокон из одеяла на соседней кровати оставался недвижим, мерное дыхание доказывало, что Цуруга-сан не проснулся. «Славу богу!» — подумала она… и сжалась, в подробностях вспомнив свой сон. Ей очень хотелось побиться головой о стенку, выбивая из памяти все эти постыдные картины, но она боялась, что в таком случае точно разбудить Цуругу. И придумать объяснения, что это она такое делает, будет сложновато. Поэтому она лишь свернулась калачиком в кровати, понимая, что сегодня уже не уснет. И отчаянно давя каплю предательского сожаления… «Всего лишь сон».