Батя

      На плите шкворчала яичница, подглядывавшее в окно кухни солнце жарило ничуть не меньше конфорок, а невыспавшийся мужчина в фартуке и с лопаткой наперевес совершенно стеклянными глазами читал чат родителей-активистов детсадовской группы.       Вообще-то Кирилл был уверен, что в палате мер и весов к словосочетанию «настоящий мужик» должна прилагаться именно его фотография: высок, могуч, Родину защищал, женился на самой умной и роскошной барышне в округе и, блин, круче только горы. Но если чему и научила семейная жизнь прошедшего через сотни дворовых драк Кирилла, так это тому, что нет на свете ничего страшнее мамочек, решивших устроить своим чадам идеальный выпускной.       За шесть часов, пока он не открывал ватсап, оргкомитет успел поругаться, помириться, три раза перевыбрать фирму, у которой будут печатать альбом, найти фотографа, поругаться, начать собирать деньги, перестать собирать деньги, помириться, поругаться с теми, кто пытался мириться, выбрать другого фотографа, поругаться из-за подарков воспитателям, поругаться из-за подарков нянечкам и в довесок поругаться из-за того, что пару лет назад кто-то кому-то где-то не так ответил. Полторы тысячи сообщений. Чёрт его поймет, научил ли чему детский сад дочку, но вот для себя Кирилл вывод сделал: шестилетки во многом спокойнее и последовательнее своих родителей. Вот и сейчас отец старался не отсвечивать, в прямом смысле откупаясь во время поборов и поддакивая большинству. Активных мам такая позиция устраивала. Неактивным папам было по барабану. Глядя, какие баталии разворачивались в детском саду, Кирилл начинал бояться маячившего невдалеке первого сентября как огня.       Размышления прервало шлепанье босых ног по полу. Две толстые косички вскарабкались на стул, подперли руками щеки и заняли завтраковыжидательную позицию. Кирилл улыбнулся и поспешил выдать дочери яичницу.       — Хорошо спала?       Дора наморщила лобик. В последнее время ей очень нравилось использовать взрослые слова, и сейчас дочка явно подбирала что-то поинтереснее и покрепче.       — Спорно! — гордо выдала шестилетняя кнопка.       Кирилл выдохнул. Позавчера было «полигонально», прождавшее своего звездного часа почти полгода. Дочь старательно уминала завтрак, принципиально насадив яичницу на вилку и обкусывая по периметру, а не отрезая кусочки. Он глянул на часы. Марго проспит до двенадцати минимум. Может, на обед супом обойдемся, а на ужин стейки забабахать? Под винишко, подаренное позавчера супруге, самое оно. Хитро скосил взгляд на Дору и подмигнул:       — Морковка, пойдешь со мной в магазин, пока мама спит?       Малышка радостно закивала. Магазин с папой — это хорошо. Можно лично убедиться, что любимое какао не забудут купить.       Даже с четким списком, даже практически без денег, даже надеясь забежать на минуточку и только за салфетками, Кирилл всё равно каждый раз закупался как в последний. Вот и сегодня они с Дорой возвращались, увешанные пакетами словно челноки в разгар дефицита. Дочке доверили нести пачку любимого несквика, и она гордо вышагивала рядом, с головой уйдя в осознание важности своей миссии. Помощница же! Дома еще и умницей назовут.       Сзади послышался характерный быстрый топоток с чуть слышным клацаньем когтей по асфальту. Среагировал Кирилл мгновенно — пакеты шмякнулись наземь. Правой рукой отец подхватил Дору, а левой, вцепившись в ошейник, вздернул вверх бежавшего к дочери пса. Ротвейлер захрипел, суча в воздухе лапами, однако синтетика штука крепкая — ошейник душил, но не рвался. В спину немедленно заорали. Видимо, владелец собаки:       — Вы что творите?! Сэм просто подружиться хотел!       Кирилл поставил ошалевшего пса на землю, всё так же крепко держа, и медленно развернулся к невысокому холеному автомобилисту:       — Ты, может, и телепат хренов, раз точно знаешь, чего там твоя собака хочет. А вот я — нет. Будем считать, тоже пытаюсь подружиться. И если твоя псина еще раз к нам сунется — это желание станет в разы крепче. А когда я очень дружу, я с радостью делюсь костями из KFC и периодически запинаюсь, понятно?       — В смысле «запинаюсь»? — недоуменно переспросил собаковод.       — В смысле ногами по хребту. Поводок, намордник — и проблем будет в разы меньше, гарантирую.       Кирилл не отпустил пса, а скорее протащил по асфальту до мужика и сунул ошейник тому в руку. Мужчина с опаской забрал. Отец же перехватил дочку поудобнее и заботливо спросил:       — Испугалась?       Сосредоточенное сопение было ему ответом.       — Если испугалась и хочется поплакать — поплачь. Я бы тоже испугался, если бы на меня такая дура поперла.       — Взрослые не плачут.       — Еще как плачут. Меня вспомни. Развёл вчера нюни?       — Развёл, — сурово кивнула дочка. — Но я не буду. Не хочется.       — Точно?       — Точно.       — А чего хочется?       Дора задумалась ненадолго, потом, загибая пальчики, выдвинула полный список требований:       — Чтобы мама выспалась. Чтобы дядя сверху не топотал и не ругался. Чтобы мультики сегодня были. Чтобы тебя не обижали. И бублик с маком.       Кирилл хмыкнул.       — Предлагаю начать с бублика. Согласна?       Хмурый лобик, задумчивое шевеление губ, поднятый вверх пальчик.       — Конгениально!       Отец поцеловал Дору в щеку, поставил на землю, расправив платьице, побросал выпавшие покупки обратно в пакеты и пошел с ней домой, но длинным путем — через пекарню.       Надо бы как-то намекнуть Маргоше, что дочка за ней всё повторяет. Еще обсудить платье на выпускной — дай Доре волю, она из белого с земляничками вылезать не будет, и так уже круглый год на всех фотографиях только в нем. И уточнить, какие планы у них на завтра — всё-таки работают, и тогда попросить Максима с ребенком посидеть? Или вообще Дору с собой взять? Вот, кстати, откуда у словечек-то ноги растут, палюбас с работы тащит…       — Развелось психов, — пробурчал собаковод, глядя Кириллу в спину и с опаской ощупывая шею в разы присмиревшей собаки. — И как только таких уродов моральных вообще мир носит? Еще и размножаются, скоты…