Стены, которые мы возводим

      Леви бережно уложил девушку на кровать и присел рядом. Вгляделся в ее измученное бесконечными потерями лицо, которое теперь было все в ожогах и царапинах.       Сердце сжалось. Леви нельзя назвать сентиментальным, такое чувство было неведомо ему. Но почему-то сейчас он не мог смотреть на Джейн без сожаления. Но она никогда не будет просить о жалости, даже наоборот, будет отвергать. Не такой она была.       Не потому что гордая, нет. А потому что знала, что, сколько бы она не жаловалась, в мире найдутся люди, у которых проблемы гораздо серьезнее. У нее хотя бы был брат в живых, а у кого-то родственников вообще не осталось. У нее была крыша над головой и еда, а кто-то живет на улицах и не ест по несколько дней. Джейн знала об этом и понимала, а потому старалась помогать другим и никогда не жаловалась на свою судьбу.       Но рано или поздно, стены, что отгораживают ее от мира, сломаются. Все рано или поздно когда-нибудь сломается, они не будут стоять целую вечность. Леви знал об этих стенах, ведь и сам был таким — не позволял никому вторгаться в его жизнь, копаться в воспоминаниях, потому что в таком жестоком мире, как этот, невозможно гарантировать долгую и счастливую жизнь. Все настолько непредсказуемо, что человека, к которому ты привязался, может завтра уже не быть в живых. Поэтому Леви и не скреплял себя ни с кем никакими узами — ему уже хватило того, что однажды произошло с его друзьями.       Но так было не со всеми. В этом огромном мире он нашел тех, кому может доверять. И такими людьми были Эрвин и Джейн. С ними он мог позволить себе лишние эмоции, быть откровенным и только они могли перечить ему или возражать, потому что он прислушивался к их мнению. Эрвина — потому что уважал его и считал достойным. Джейн…       С ней было сложнее. Конечно, поначалу его переполняло чувство искреннего уважения к ней. Но, если в случае с Эрвином уважение было связано с его высокими стремлениями о спасении человечества, то уважение к Джейн было другим. Поначалу, по большей части оно было связано с бескорыстной помощью к другим людям — то качество, которое не доставали ни ему, ни кому-либо из его знакомых. Даже когда эти люди были ее врагами, незнакомцами или просто прохожими, она все равно помогала им. Даже если они всего лишь мимолетное явление.       Когда он узнал о ее прошлом, то начал уважать еще больше — за то, что, несмотря на потерю близких, она не потеряла себя и продолжила верить в лучшее, начать жизнь заново, но при этом храня в себе память о дорогих людях.       Но в какой-то момент уважение перешло свою границу, как вскоре перешло и границу простой дружбы и доверия. Леви чувствовал, будто его затягивает куда-то глубоко, как будто он тонет в невидимом озере. Озере чувств и ощущений.       Он знал, что это, даже знал, как это ощущение называется, и все равно продолжал отрицать его. Потому что, если признается себе в этом, то их отношения не будут такими же, как раньше. А он этого не хотел.       Посидев еще какое-то время, Леви встал со стула и поспешно вышел из комнаты. Мысли мыслями, а пора было возвращаться к обычным делам, так как их никто не отменял. — Это не похоже на тебя.       Майк поджидал его в коридоре перед дверью. Аккерман сделал вид, что не расслышал фразу и направился вдоль коридора. Меньше всего сейчас хотелось обсуждать свою выходку, за которую он пару дней назад отчитывал ее. — Почему Джейн?       Леви резко остановился. И вот опять. В голову снова закралась мысль об этом ощущении. Такое чувство, будто сама судьба вынуждает его признаться в этом, подкидывая разные обстоятельства. — Не знаю. Захотелось.       Чушь. Майк не поверит ни единому его слову. — Захотелось? Просто взяло и… захотелось? С тобой такое бывает?       Это уже порядком начинает надоедать. — Чего ты хочешь от меня? — прямо спросил Леви. — Чтобы ты, наконец, перестал отрицать и признался самому себе.       Его глаза заметно округлились. Он и не подозревал, что Майк настолько проницателен. В этом он может составить Эрвину неплохую конкуренцию. — О чем ты? Я тебя не понимаю. — Ой, да брось! Конечно понимаешь!       Нет. Даже не вздумай произносить это слово! — Ты любишь ее, Леви. Признай это уже наконец.       Капитан негромко чертыхнулся. Любит? Да, все так и было. По самое «не могу», по уши, по самое «не хочу». Отрицать можно сколько угодно, но что это изменит? Как долго он еще будет отторгать очевидное? ///       Джейн с трудом разлепила глаза. — Я… жива? — она подняла вверх свою руку. Обе ладони были полностью забинтованы, руки жгло каким-то непонятным огнем. Она попыталась сжать, но, почувствовав резкую боль, опустила их на кровать. — Очнулась?       Паника охватила ее. Джейн не ожидала, что услышит его голос здесь и сейчас, в самые первые минуты пробуждения. Только не он, только не сейчас. Мысли лихорадочно заметались, сменяя одну картинку за другой. Она медленно повернула голову в бок и посмотрела на присутствующего.       Капитан посмотрел на нее в ответ. — Как ты?       Девушка ощутила острый приступ и желание расплакаться, но сумела сдержаться. Однако предательские слезы тут же навернулись на глаза, тело вздрогнуло. — Леви… П-прости… я… — Кончай уже, — проворчал он. — Я не в обиде.       Она изумилась. — Что? Но… почему? Я ведь сказала, что… — Такое бывает, когда теряешь рассудок, а эмоции одерживают верх над здравым смыслом. Я ведь прав?       Джейн хотела сжать в руках одеяло, но, ощутив жгучую боль, стиснула зубы и отпустила. Это не укрылось от взгляда капитана. — Тебе сильно досталось. Да и держать что-то в обожённых руках… Конечно после этого все будет болеть. — Где Эрвин? — она резко оживилась. — Что с остальными? Как они? Все целы? — Успокойся, с ними все хорошо. Все живы и здоровы. Только Эрвин потерял руку. — Да. Это я помню. А… где он сейчас? — Кто знает? Наверняка опять вместе с Майком копаются в документах. — Понятно.       Джейн тяжело вздохнула. И снова она не может увидеться с ним. Ей до жути хотелось узнать, что с остальными и что с ним. Точно ли все так, как говорил Леви? Удалось ли ей всех спасти?       В комнату вошел Жан и так и застыл в дверном проеме. Лицо озарила радостная улыбка. — Капитан! Вы живы! — он поставил поднос с едой на стол и, совершенно не обращая внимания на обстановку в комнате и ее состояние, обнял. — Я так рад. Как Вы себя чувствуете? — Неплохо, только руки немного болят… — Надо непременно сказать остальным! — в дверном проеме он остановился и обернулся. — Вы в очередной раз спасли наши задницы. Спасибо Вам.       Дверь за ним закрылась. Как только они снова остались одни, и Леви пристально посмотрел на Джейн. — Поешь. Тебе нужны силы для восстановления.       Девушка задумчиво уставилась в тарелку. Есть не хотелось совершенно, но как сказать об этом человеку с синдромом гиперопеки? Ответ: никак. Можно, конечно, попытаться возразить, однако сколько раз это прокатывало? Ответ: нисколько. — Не заставляй меня запихивать в тебя еду насильно.       Под пристальным взглядом капрала, Джейн нехотя взяла ложку в руки и резко ее выронила, стиснув зубы и прошипев. Когда боль в руках немного стихла, она посмотрела на свои ладони, боясь представить, насколько же все ужасно.       Леви закатил глаза и тяжело вздохнул. Встав со стула, он присел на кровать рядом с Джейн, взял ложку с супом в руку и поднес к ее лицу. Джейн густо покраснела и застыла — когда она жалостливо посмотрела в его сторону, она не на это намекала! Его щеки тоже слегка порозовели. — Жри уже давай.       Вздрогнув от неожиданности, она проглотила порцию. Затем еще одну, и так до тех пор, пока половину тарелки не опустело. С каждым разом Джейн краснела сильнее и сильнее, не переставая ругаться про себя трехэтажным матом. Леви отодвинул тарелку в сторону.       В ту же секунду в комнату ворвался запыхавшийся Эрвин и замер прямо на пороге с огромными не то от ужаса, не то от изумления глазами. Леви и Джейн уставились на него в ответ, и в помещении на какое-то время повисла неловкая тишина.       Стараясь сохранять естественную серьезность на своем лице, капитан встал с кровати и отошел немного в сторону. Эрвин как будто опомнился, подошел к Джейн и нежно, едва касаясь пальцами ее перебинтованной ладони, взял за руку, опустившись на одно колено. Девушка растерянно уставилась на брата, не зная и не понимая, что сказать. — Прости меня, Джейн, — произнес он голосом, в котором слышалось и облегчение, и отчаянье, и радость — весь спектр эмоций, который он прежде никогда не проявлял и не испытывал за один раз. — Это моя вина. Я должен был тебя остановить. Тебе не следовало там оставаться. Если бы не Леви… даже не знаю, как я бы жил дальше.       Глаза сестры округлились еще больше. Она уставилась на капрала.       Он… спас ее?       И это после всего того, что она сказала ему? После того, как обозвала его никем, как отвергла? Джейн стало невообразимо стыдно, на душе было и противно, и приятно, и в то же время она не знала, что из этих чувств было сильнее. Она была безумна рада, что Эрвин цел и невредим (за исключением отсутствия его правой руки), но удивление от того поступка, что совершил Леви, было сильнее. Неужели этот тот самый Леви, который пару дней назад отчитывал ее за точно такой же проступок? Но ей не хотелось напоминать ему об этом. — Я перед тобой в долгу, — произнесла Джейн. — Спасибо тебе. И прости меня. — Она сильно переживала из-за ссоры с тобой, — усмехнулся Эрвин, переводя взгляд с одного на другого. — Но, я смотрю, вы уже все уладили.       Джейн улыбнулась. На глазах снова выступили слезы, но на этот раз уже от счастья. Стиснув в объятьях двоих мужчин, она весело и по-детски рассмеялась. — Я… так рада… что вы оба живы!       Эрвин улыбнулся и обнял ее в ответ, а Леви был настолько шокирован ее внезапной переменой настроения, что рука не шевельнулась.       Щеки, которые и без того были розовыми, теперь покраснели. Он так давно не слышал ее смеха, что уже даже забыл, какой он. В такие моменты он и сам становился ребенком и невольно улыбался, ведь ее смех был настолько заразительным, что невозможно было оставаться равнодушным. И это произошло снова. — Прости меня, Джейн, — продолжал Эрвин. — Я больше никогда тебя не оставлю и ни за что не дам умереть.       Джейн улыбнулась еще шире и негромко усмехнулась. — Спасибо вам обоим… за все.