Женские образы Мира Волшебников

Мизогиния — это такое, к сожалению, распространённое явление, как ненависть или стойкое предубеждение по отношению к женщинам. Встречается как у отдельных людей обоих полов, так и внутри многих социальных формаций — например, ряда религий. Тема заявки предполагает анализ по двум блокам: разбор, есть ли в Мире Волшебников внутримировая мизогиния (хотя тут скорее надо говорить чисто о гендерном неравенстве) и разбор, есть ли мизогиния в подаче женских образов автором. Во вступлении я пишу не про Роулинг и Поттериану, а про свое отношение к трактовкам женских образов в искусстве в целом, чтобы уже от этого перейти к вопросам мизогинии Мира Волшебников. Для очень многих авторов создавать интересные женские образы сложнее, чем мужские. Причём, это бывает верно для авторов обоего пола. При этом женские образы обычно больше опираются на архетипы, чем мужские. Например, хорошо прописанный, сложный и неоднозначный образ Скарлетт О’Хара из «Унесённых ветром» (кстати, для меня это — книга о войне, о месте женщины в обществе и о жизни на сломе эпох, а вовсе не о любви, и на своём мнении я готова настаивать) для американцев стал чем-то вроде воплощения, символа самой Америки. Не думаю, что такой эффект был бы, будь это мужской персонаж. С женскими образами связано несколько архетипичных сюжетов, от которых очень сложно отойти. Это тема «девы в беде», «мертвой женщины», или, как этот мотив называют на TV-tropes, «женщины в холодильнике», женщины как награды герою. Признаюсь честно, я очень люблю мотив «девы в беде» и «мертвой женщины». Если вы почитаете мои работы, вы практически везде найдете золотоволосую красавицу, сидящую в психиатрической клинике, как в «Тринадцатом аркане» и «Собачьей работе», или убитую сестру героя/героини, как в «Республике» и той же «Собачьей работе», или ещё что-то подобное. Впрочем, я подобными девицами осчастливливаю как мужских персонажей, так и женских. Раньше я этого откровенно стыдилась, поскольку считала данные архетипы мизогинными и противоречащими собственной феминистической позиции. Но потом задумалась, почитала и поняла, что это вообще не про отношения полов и не про ролевые модели — женщина в таких сюжетах обозначает потерю внутреннего ресурса, поиск собственной идентичности, внутренней целостности. Герой, у которого похитили/забрали/убили сестру, мать или возлюбленную во многих сюжетах обозначает человека, потерявшего «самость», в мистической терминологии душу, и стремящегося вернуть его. И это работает как с мужскими, так и с женскими персонажами — мне, например, очень нравится мотив разделённых по собственной вине и обретающих друг друга через множество испытаний сестёр в мультфильме Frozen. Конечно, есть произведения, где женский персонаж потерял мужского, или мужской — мужского, но на меня они никогда так сильно не действовали, и думаю, я не одна такая. Женские персонажи в этой роли задевают более глубинные струны, вероятно, что-то связанное с внутренним образом матери. Но, должна отметить, в древних мифологиях, в роли спасителя относительно часто встречались женские персонажи, например, в мифах древнего Ближнего востока богиня-охотница Анат сражается с богом смерти Муту, чтобы оживить своего возлюбленного, бога грозы и плодородия Балу (смерть Балу обозначает зиму и неплодородный период года), и побеждает его в бою. В некоторых мифах она также выступает убийцей дракона. Но при развитии патриархата роль победителя чудовищ смещается исключительно на самого Балу и аналогичных ему персонажей. Но те же мотивы можно подать и откровенно сексистски — зависит от автора. Есть много произведений, где женские персонажи попадают в беду необоснованно, просто чтобы сгенерировать сюжет, хотя это не обоснованно внутренней логикой произведения. Или обоснованно, но никакого катарсиса не вызывает. Например, в той же Поттериане Гарри спасает Джинни из Тайной Комнаты, но ни с каким поиском самости и внутренней идентичности лично у меня это никак не ассоциируется. Джинни не была нужна Гарри до похищения, и после тоже ещё долго не нужна. Гораздо более сильная внутренняя связь у героя ощущается с Томом Риддлом, злодеем, вложившим в него часть души, своего рода его отражением, злым близнецом (кстати, имя «Том», если кто не знает, и происходит от арамейского «близнец», «двойник»). Мотив женщины как награды, в общем, тоже можно трактовать как обретение внутренней идентичности в результате прохождения испытания, но в большинстве воплощений он действительно выглядит именно как сексуальная объективизация. Таким образом, я считаю, что не всегда сюжеты, которые могут быть заклеймены как мизогинные, при ближайшем рассмотрении действительно являются таковыми. Но, хороших, живых, прописанных женских персонажей в искусстве в целом меньше, чем мужских, и многим авторам они даются тяжелее. И это может создавать атмосферу нежизненности, порождать трансляцию ложных паттернов. И нельзя не отметить, что влияние патриархата просто огромно, и многие авторы даже не стремятся действительно хорошо проработать женских персонажей и дать им самостоятельную роль, а не служебную при мужском.