Часть 1
1 сентября 2019 г. в 20:37
Ира бежит сюда каждый раз. Каждый долбанный раз, после очередной ссоры с Сашей. Бежит сюда, чтобы найти своё убежище, свою защиту от всего мира.
Саша был для неё неким принцем из сказок для девчонок среднего школьного возраста. Наглым, весёлым, этаким необычным. Таким, в которого влюбляешься сразу и бесповоротно.
Саша никогда не говорил ей «Я тебя люблю» — он писал ей стихи, посвящал своё шоу, целовал и позволял себя целовать. Ира и так видела (точнее, думала, что видела) эту любовь: в объятиях и прикосновениях, в хриплом утреннем «Ир…» и заправлении непослушной прядки волос за ухо. Саша дарил ей цветы и катал на байке. Он внаглую таскал у неё вещи из-под носа и спал на кровати в позе звезды.
Он никогда не говорил ей «Я люблю тебя» — и однажды она обнаружила его в гримёрке с какой-то молодой актрисой. Она убежала, не дожидаясь, пока её заметят. А потом она узнала, что та самая актриса стала новой девушкой Петрова. Вот так. Больно. Незаметно. Горько.
Богданов был гораздо приземлённей и проще.
К Богданову можно было завалиться посреди очередной бессонной ночи. Антон ничего не спрашивал, только чайник ставил и сыну, стоящему в проходе, улыбался грустно, мол, всё в порядке, ложись спать. А потом до рассвета слушал её бессмысленный и измученный скулёж, пока Ира плакала, задыхаясь от боли и усталости.
Под утро, едва рассвет тихо затапливал собой его квартиру, она засыпала. Засыпала на руках у Богданова, слушая тихий бархатный голос, нашёптывающий что-то успокаивающее. За все те ночи он не сказал ни слова в упрёк ей. Только бережно баюкал в своих объятиях и повторял, что всё будет хорошо.
У Старшенбаум до сих пор стоит перед глазами та ночь, первая ночь, когда она завалилась в их небольшой спокойный мирок, захлёбываясь от собственных слёз и беспомощности. Антон явно не ждал гостей в столь поздний час и вышел её встречать в одних шортах. Тогда всё, на что ей хватило сил, была единственная фраза, что она смогла выдавить из себя. «Можно остаться у тебя?» Конечно же, он был удивлён и явно устал за день, но всё равно впустил её, напоил горячим чаем с мятой и всю ночь терпеливо слушал сбивчивые обрывки фраз, прерываемые всхлипами.
Вспоминать о таких ночах было неприятно. Ира ненавидела быть слабой, и Антон её понимал.
Рядом с ним она могла жить, не стесняясь. Не нужно было краснеть, неловко закашлявшись, не нужно было крутиться перед зеркалом, прихорашиваясь к очередному свиданию. Антон принимал её такой, какая есть. Да и не было у них свиданий, если честно. В любимую Дёмкину кафешку, в городе, где Старшенбаум не додумался бы искать ни один актёр, они втроём вваливались после очередного приключения, будь то поход в парк аттракционов или кино, усталые, но довольные.
Прохожие, люди за столиками по соседству, работники аттракционов — все дружно говорят: какая замечательная семья, и Ира смущается и хочет отодвинуться, но Антон только улыбается ей широко и притягивает ближе к себе. Они так и гуляют — либо за ручку, наблюдая за скачущим перед ними Дёмой, либо держа самого Демьяна за детские ладошки. А однажды, когда Антона задержали в театре и он попросил Иру забрать сына с секции, мальчишка спросил, можно ли ему называть её мамой. Старшенбаум оторопело кивнула, и Богданов-младший тут же ускакал к другим ребятам и с гордостью сообщил, что вон там (ребёнок указал пальцем в проход, где ожидала его Ира) стоит его мама и она — самая лучшая на свете. После чего удалился с «мамой», откровенно довольный завистливыми взглядами.
Петров уходил из её жизни (на неделю, на полгода, навсегда), а Антон оставался. Антон был рядом.
Богданов впускает её в их жизнь, точно как когда-то впускал в свою квартиру. Потому что знает, что это нужно не только ей, но и ему самому. Однажды он перестал доверять женщинам. Благодаря ей — научился снова. Антон не знает, почему, но верит в то, что она не покинет их. Никогда. Просто их мечущиеся души наконец нашли друг друга. Нашли, чтобы больше не потеряться.
Богданов говорит ей «Я люблю тебя» и любит так, как никакому Петрову и не снилось.