"Люк, я твой отец!"

Есть три тяжелейших вещи в мире: понять даоса, обучать неразумных и утреннее похмелье. Юноша, лежащий на травке, этой поговорки не знал, но если бы знал, целиком бы с ней согласился. - Проснулся? - что-то пощекотало лицо. - Давай, милый, открывай глаза, я хоть посмотрю на тебя как следует. Девичье лицо над ним определенно не заслуживало того, чтобы от его хозяйки так отшатывались. - Ты кто?! - Жена твоя, милый. - К-как жена? - он судорожно ощупал лоб. - Где моя лента?! - Ты еще и заикаешься? Вот несчастье, - девушка протянула руку с белой лентой, но тут же отдернула и расхохоталась. - Сперва вспомни, как меня зовут! - Ладно, ладно, я пошутила. Хотя я вчера чуть не согласилась, когда ты ворвался в дом, раскидал слуг и раскричался, что хочешь срочно жениться, потому что после того, какую жену выбрал твой брат, ты согласен хоть на певичку из пионового дома. Что там с женой твоего брата? - Ты из... из пионового дома?! - Нет, милый, ты, видимо, двери перепутал и вломился в обычную гостиницу. Схватил меня за руку и потащил в храм. - И что?! - Ничего, на пороге ты упал и уснул. А ленту я с тебя сняла выстирать, потому что упал ты очень неудачно, лбом в лужу. Так как тебя зовут и что с твоим братом? - А я иду в Юньмэн Цзян. - У тебя там родственники? - Нет, все мои остались на горе, от Наставницы до шиди и шимэй. - На какой горе? - Это страшный секрет, - Цансэ Санжэнь осмотрелась по сторонам, поманила наклониться, приблизила губы к уху и зашептала, - я тебе его скажу, но только после брачной ночи... Да стой ты, я пошутила! Хорошо, хорошо, скажу, когда ты снова напьешься до беспамятства! - Ну что ты, правда обиделся? - Цансэ Санжэнь догнала его. - Извини, я же не виновата, что ты напился так, что ничего не помнишь! Много выпил, целый кувшин, наверное? - Одну пиалу, - буркнул он неохотно. - И все?! - Это у нас семейное. - Зачем же ты тогда пил? Ну постой, куда ты так бежишь? - Иди в свой Юньмэн Цзян! - Он от меня не убежит, приду потом, а может, и совсем не дойду. Не обижайся на меня, давай сядем под деревом, у меня маньтоу и молоко есть, и ты мне все расскажешь. - Мой брат - Цинхэн-цзюнь. Глава ордена Гусу Лань. - Наставница рассказывала про этот орден. И что ты собираешься делать? - Вернусь домой. Я подумал, что если руководить орденом будет совсем некому, брату придется выйти из затвора, но это глупо. - А я бы на твоем месте подождала возвращаться, - Цансэ Санжэнь перекусила тонкую веточку и положила на муравейник. - Раз уж ты выбрался из своего ордена, глупо не посмотреть на мир? Я потому и ушла от Наставницы, что захотела увидеть, что есть еще в мире, кроме нашей горы. - Что ты делаешь? - Это вкусно, - она стряхнула с палочки муравьев и облизнула ее. Попробуй? - Гадость какая! - он заплевался от кислого, едкого вкуса. - Ничего ты не понимаешь, - она снова расхохоталась. - Ну что ты такой обидчивый? - Нет уж, я провожу тебя до твоих Облачных Глубин, чтобы с тобой еще чего-нибудь по дороге не случилось, - Цансэ Санжэнь бодро шагала рядом, неотвязная, как репей, быстрая и смешливая, как канарейка. - Ничего страшнее тебя со мной не случится. - Милый, я так и поняла, что ты в меня влюбился с первого взгляда... Да стой ты! Лань Цижэнь! У тебя лента съехала! - А кто твоя наставница? - Баошань Санжэнь. - Та самая Баошань Санжэнь?! - Наверное, я не знаю других, - Цансэ Санжэнь легкомысленно тряхнула головой. Он нахмурился. Баошань Санжэнь достигла небывалого уровня самосовершенствования, могла оживлять мертвых и наращивать плоть на кости, но старшие утверждали, что, как и все даосы, она отличается своеобразным нравом. "Может, и хорошо, что ни она, ни ее ученики никогда не спускаются с горы". - Цансэ Санжэнь! Что ты делаешь?! - Рву яблоки. Хочешь? Лови! - Это же чужое! - он инстинктивно поймал крупное, красное яблоко. - Я опять забыла, - она рассмеялась. - Как глупо, на горе нет чужих деревьев, все яблоки - общие. И финики, и груши... Ладно, раз я его сорвала, что теперь делать, хозяин и не заметит пропажи трех несчастных яблочек. - Ты ведь соврала, что забыла? - Какая разница? Ешь! - Только в этот раз. Не делай так больше. Такой язвы, как Цансэ Санжэнь, свет еще не видывал. Он скоро убедился, что ее насмешек, как колючек в овечьей шкуре, хватает на всех, от возчика, предложившего подвезти, до хозяина гостиницы. Все до единого покупались на ее невинно раскрытые глаза и широкую улыбку, с которой она слушала, как кто-то рядом заливался о своих подвигах, а потом одним ехидным вопросом превращала собеседника в посмешище. Он благодарил Небеса, что правила ордена запрещали говорить о своих успехах, а то Цансэ Санжэнь от него живого места не оставила бы. - Что ты за мной идешь? - Это ты за мной идешь. Признайся, Лань Цижэнь, ты в меня все-таки влюбился, вот и провожаешь! - Ты же идешь в Юньмэн Цзян! - Я иду туда, куда захотела, а ты почему не встанешь на меч и не улетишь от меня? - С твоим языком не пройдет и дня, как кто-нибудь захочет тебе отомстить. - И ты меня защитишь? Милый, да ты герой! - Уйди от меня! - Не обижайся. Думаешь, еще никто за тот месяц, что я странствую, не захотел меня к чему-нибудь принудить? Смотри, - Цансэ Санжэнь сложила пальцы в знаке заклинания, и деревья рядом вдруг согнулись в таком порыве ветра, который мог бы и человека поднять в воздух. - Наставница предупредила меня, что в большом мире все не так, как на нашей горе. Не пойму, что за радость принуждать женщину, такое соединение никакой пользы ни инь, ни ян не приносит. Лань Цижэнь, а что ты так покраснел? - Бесстыдница! Вечерний костер ненадолго утихомиривал даже Цансэ Санжэнь. Правда, к плечу она прислонилась так беззаботно, что сдвинуться от нее пришлось чуть ли не в огонь. - А ты бы хотела побывать в Гусу Лань? - Зачем? - она хихикнула. - Если там все такие, как ты, то там ужасно скучно. Нет, хотя бы один не такой занудный человек там должен быть. - Кто? - Твой старший брат. Если он решился жениться по любви, может, не все еще потеряно. С ним я хотела бы поговорить. - Он с тобой не станет разговаривать. - А жаль. Я бы ему процитировала кое-что из поучений наставницы, может, передумал бы насчет затвора. - Бесстыжая, нахальная и наглая. - И красивая, правда? Я же вижу, как ты украдкой на меня смотришь, - Цансэ Санжэнь засмеялась. - Лань Цижэнь, ты же говорил, правила твоего ордена запрещают ложь. - Правда. У вечернего костра хочется сидеть близко. У ночного - еще ближе. Особенно близко, когда огонь гаснет, а звезды равнодушно мерцают, что бы ни происходило внизу. - Пойдем со мной в Гусу? - Зачем? Милый, это та же гора, с которой я ушла. Я буду приходить к тебе, хочешь? Но я никогда больше не останусь на одном месте. Милый, если ты согласен странствовать со мной, я выйду за тебя замуж хоть завтра. - Но если... если будет дитя?! - Прекрасно, если будет. Дети - дар небес. - Ты можешь хоть сейчас не смеяться?! - Я не смеюсь, я улыбаюсь. И ты улыбнись. Если кто-то захочет разделить со мной путь, ему не помешает и ребенок, а если не захочет, то ничто не поможет. Ты ведь тоже не свернешь со своего пути? *** Лань Цижэнь долго думал, как начать этот разговор. Лет пять, примерно с того времени, как Цзян Фэнмянь привез вместе со своим сыном учиться Вэй Усяня. Цансэ Санжэнь сдержала слово и появлялась в его жизни еще несколько раз, и в каждый переворачивала ее с ног на голову. - Я узнала, что значит твоя лобная лента. Милый, разве подобает бегать от своей жены? - Ты же в это не веришь. - Зато ты веришь, - она хохотала и закрывала ему глаза ладонями. - Если все-таки будет дитя - ты мне скажешь? - Может, и скажу... А может, и нет! На Цзян Фэнмяня Вэй Усянь не походил, а Вэй Чанцзэ Лань Цижэнь не знал. Вэй Усянь походил на свою мать, и больше ни на кого. Цзинь Гуаншань отличался наибольшим количеством незаконных потомков среди всех орденов, но никого из них не признавал, так что у него бесполезно было спрашивать, как сказать взрослому сыну, что он - твой. Лань Цижэнь долго выбирал момент, и каждый оказывался неподходящим. Тело, безвольно висящее на спине, заворочалось. Он подтянул повыше, поудобнее, и выровнял меч. Не так трудно было навести иллюзию, а мертвецы сражаются и без предводителя, если тот заранее отдал команду. Осаждающие Луаньцзан еще долго будут с ними сражаться, а когда иллюзия развеется, наверняка подумают, что разорвали Старейшину Илин на кусочки. Староват он уже для таких полетов - Лань Цижэнь крякнул, сгружая тело со спины. Не у стены Облачных Глубин, подальше, в кустах - привести в чувство, вразумить хоть по спине, хоть пониже спины, если понадобится, напомнить про почитание родителей и запереть вместе с Лань Чжанем. То есть по отдельности, конечно. Надо было сказать еще в пещере. Может, и с племянником бы обошлось, но при старейшинах признаваться не хотелось, так и дотянул до последнего. - Учитель Лань?! - Вэй Усянь, хоть и полуживой, попытался отползти. - Где я?! - В Гусу Лань. Почти что. - Почему? - Потому что я твой отец. - А... а... к-как?! - Вэй Усянь начал заикаться почти как Вэнь Цюнлинь. - Как дети получаются, пора бы знать. Пойдем. - Не пойду. Я же Старейшина Илин, у меня темная энергия и... и еще ядра нет, вот. - А я чуть сына не похоронил. Вставай, пойдем, потом разберемся.