Vivi. Lotta. Ama.

– Ты в порядке, – на грани слышимости шепнул Джонатан и опустил голову, уткнулся лбом в основание шеи. Том, почувствовав это касание, внезапно осознал, что он весь буквально оплетен Джонатаном: тот сидел на нем верхом, бока плотно сжаты его бедрами, в плечи судорожно вцепились пальцы, дыхание опаляет ключицы. Так близко, так жарко. В голове царила сумятица, неразбериха, щедро сдобренная адреналином. Страх, с которым он распахнул глаза, трансформировался в нечто иное, заставив Тома резко выдохнуть, скользнуть ладонями по напряженной спине и повернуть голову, провести носом по щеке, чувствуя неровность шрама и ответное движение. Губы столкнулись, выбивая из легких остатки кислорода. Поцелуй был жестким, жадным, выпивающим всю суть. Они сплетались языками, выплескивая терзающие их эмоции, одинаково властно вылизывали рты друг друга, словно пытались подчинить, предъявить права. Джонатан отстранился на мгновение, коротко заглянул в его глаза и, увидев что-то, понятное лишь ему, мягко запустил пальцы в волосы на затылке, целуя совсем иначе: глубоко и чувственно. По телу разбежался сонм мурашек, заставив Тома задрожать, от поглаживающих рук волнами расходилось тепло, наполняя восторгом каждую клеточку. Том скользнул пальцами по чужой груди, огладил рельефный, напрягшийся от его прикосновений торс, наслаждаясь тем, как вздрогнул и сладко выдохнул в поцелуй Джонатан. Руки скользнули дальше, провели по бокам, вновь ощущая подушечками пальцев рельефные рубцы. Именно сюда впились деревянные обломки… Том замер. В памяти промелькнули все сны, что он увидел, отрезвляя. Все-таки он был прав, эти сны – эпизоды из жизни Джонатана. И если отбросить закономерный вопрос о том, почему он вообще их видел и чувствовал, то возникал другой: если Джонатан был настолько подвластен эмоциям, как ощутил Том, то как он так быстро взял себя в руки? Он почему-то был абсолютно уверен, что сейчас Сигал, как и он сам, был абсолютно искренен в своих порывах, не притворялся, не пытался держать лицо. – Извини, – Джонатан отодвинулся, почти соскальзывая с его коленей, одернул полы рубашки, скрывая исполосованную кожу. – Тебе противно, наверное, – он опустил взгляд вниз, и досада внезапно сменилась недоумением. – Нет, – Том вцепился в него, не желая отпускать, и, продолжая мысленно анализировать его реакции, отметил быструю смену выражений лица – Джонатан действительно был перед ним самим собой. – Я вовсе не… – Подожди, – перебил его мужчина. Отчего-то он напрягся еще сильнее. – Моя рубашка… ты расстегнул ее? Том нахмурился. Пару минут назад в его мыслях и чувствах царил такой хаос, что он мог сделать что угодно и не заметить этого. Мерлин, да он днем умудрился стихийно аппарировать к Джонатану, а то, что происходило между ними сейчас, начисто смело его самоконтроль. Он пожал плечами. – Застегни, пожалуйста, – попросил Джонатан и перехватил его дрогнувшие пальцы. – Магией. Он абсолютно не горел желанием это делать. Да, головой Том понимал, что ситуация приняла неправильный оборот, и следовало в ней разобраться, но в глубине души он хотел бы снова впиться в этот восхитительный рот, отложив все разговоры на потом. Но Том считал себя рациональным человеком. Он не стал утруждаться тем, чтобы достать палочку или даже пошевелить пальцами, лишь с сожалением велел пуговичкам застегнуться. Джонатан соскочил с его коленей и принялся мерить шагами комнату. Его силуэт почти терялся в полумраке, а при каждом шаге раздавался странный треск, и Том наколдовал тусклый люмос, отправив шарик света под потолок, чтобы не слепил глаза. И с трудом сдержался, чтобы не ахнуть. Спальня представляла собой свалку. Поломанная мебель, трещины на стенах, разбившееся окно. По комнате словно смерч прошелся. Или… стихийный выброс. – Тебе, кажется, кошмар приснился, – объяснил Джонатан. Судя по всему, его волновала вовсе не разруха, а нечто иное, что он сосредоточенно обдумывал. Том вспомнил, что видел слезы в его глазах, когда проснулся. А затем – как на границе с явью отбросил его волной магии. Уж не поранил ли он его? Взгляд заметался по напряженной фигуре, но никаких повреждений Том не заметил. – Том, как я оказался на кровати? – требовательно поинтересовался Джонатан. – Ты на руках меня перенес? – На руках? – эта мысль показалась крайне соблазнительной, но нерациональной: Джонатан был крепким мужчиной, а Том никогда не заботился о своей физической форме, да и какой волшебник не подумает в первую очередь о чарах левитации? Очевидно, отразившееся на его лице замешательство сказало само за себя, и Джонатан нервно хихикнул, прикрыв лицо рукой. – Черт, я должен был быть готов к чему-то подобному, – он отвернулся и замер, глядя на улицу сквозь выбитые стекла. Том мысленно похвалил себя за установленный ранее полог тишины, благодаря которому на шум не сбежались все соседи, задался вопросом, что делать с разрушениями – ведь не всякий урон, нанесенный магией, особенно стихийной, поддавался ремонту, и вновь вернулся мыслями ко снам: что-то в них было смутно знакомое. Да, эмоции в них хлестали через край, но Том уловил и ход чужих мыслей, и именно в них было что-то… как ранее Северус вспомнил об обряде Редманда, услышав нечто в словах Джонатана, так и у него после этих снов на самом краешке сознания заскреблась неясная догадка, но он никак не мог поймать ее за хвост. Да еще этот эпизод, в котором он-Джонатан шагнул в самое сердце детского стихийного выброса, даже не ощутив никакого сопротивления магии. Разве такое возможно? Джонатан – сквиб, и у него нет чувствительности к зельям. Может быть и к магии… Но ведь Том его левитировал, да и Северус ранее с легкостью его заколдовал. Или только к сырой магии? Выброс Тома явно никак ему не навредил. Тем временем Джонатан достал из брюк телефон и цыкнул: – Разрядился… ну, еще бы, в таком-то магическом поле. Том, который час? Темпус показал половину третьего ночи. – Собери вещи, переночуешь сегодня у нас. У тебя при себе есть мощные артефакты? – Нет, но, – Том еще раз оглядел комнату: от шкафа отвалились дверцы, поверх них как попало свалена часть одежды, а кое-что раскидано вокруг – он приманил к себе одиноко висящий с остова люстры носок, – на полу тут и там валяются осколки плафона и разбившихся безделушек, кровать – Том похолодел – разломилась надвое, сложилась книжкой, так, что изголовье практически уткнулось в изножье, а из разорвавшегося матраца торчали пружины. – Дай хоть попробую починить. Едва ли можно было вернуть первоначальное состояние тому, что пострадало от его магии – все же его потенциал превышал среднестатистический почти втрое, – но нужно было попытаться. Ради такого дела Том даже достал палочку, произнес вслух соответствующие заклинания, но так ничего и не добился. – Оставь, – махнул рукой Джонатан. – Из соседей никто ничего не заметил, иначе все бы уже прибежали сюда. Вызову бригаду гоблинов, за пару дней сделают евроремонт. Будет Джованни сюрприз. – И как ты это объяснишь? – Ты не первый маг на этой улочке, сам понимаешь. Он же вечно за всеми следит, привык давно. Том широким жестом обвел вокруг себя палочкой, отчего его одежда и сундучок Нарциссы поднялись в воздух и аккуратно упаковались в чемодан, а тот в свою очередь уменьшился и рыбкой нырнул в его карман. Джонатан подхватил лежащие рядом с ним протеев пергамент и шляпу, которые почему-то не подчинились чарам Реддла, и первым покинул комнату. На улице Тому пришлось очистить брусчатку от разлетевшихся во все стороны осколков – он просто смел их к одной из кучек мусора. Счастье, что в такой час не было прохожих. – Мороженое хочешь? – вынырнул из-за барной стойки Джонатан, стоило ему зайти в «Башмачок». Сам он деловито загудел кофемашиной, заполняя помещение дразнящими ароматами. Том покачал головой, и Сигал, на секунду прищурившись, кивнул и снова загремел посудой. Скоро на стойке появились две огромные, прямо как нравилось Тому, кружки, до краев наполненные горячим шоколадом; в свою Джонатан добавил эспрессо и размешал. Он выглядел не менее задумчивым, чем сам Реддл, и явно не был склонен к серьезному разговору. – Возьми? – он пододвинул Тому его кружку, пергамент и шляпу, а сам достал из-под стойки спасенную от ручек крестницы тетрадь и двинулся к лестнице. – Ни разу не видел тебя в головном уборе, – пробормотал он. – Не люблю. – Хм... я тоже... Они миновали второй этаж, сотрясающийся от громоподобного храпа, и поднялись еще выше. Джонатан открыл единственную дверь, щелкнул выключателем и пропустил Тома вперед. Едва он зашел внутрь, как слуха достигло прерывистое шипение и потрескивание, как от ненастроенного радио. Впрочем, Джонатан на него внимания не обратил, так что Том решил, что все в порядке, и принялся осматриваться. Прямо напротив входа, у окна, располагался компьютерный стол, а рядом – большой стеллаж, одну половину которого занимала какая-то сложная техника, а другую – ровные ряды книг. И не только книг – понял Том, когда Джонатан поставил свою тетрадь в стройный ряд таких же на самой нижней полке. Одну стену целиком скрывал за собой шкаф с зеркальными дверцами, другая, в отличие от своих белых сестриц, была выкрашена насыщенно-голубой краской – именно вдоль нее стояла одноместная кровать, а в углу между ней и дверью был организован спортивный уголок. Под потолком на невидимых лесках висело несколько искусно выполненных из дерева моделей старых самолетов, на стенах – фотографии. – Извини, не думал, что Мария уснет в гостиной. Пойду проверю, как она там, располагайся пока, – Джонатан поставил на стол их напитки, подключил телефон к проводу для зарядки, запустил компьютер: комната наполнилась тихим гудением, которое, прочем не заглушило шипение. – Ах да, ванная этажом ниже, давай я тебе сразу покажу? С трудом оторвавшись от разглядывания помещения, в которое так хотел попасть, Том кивнул. Они снова тихо спустились, Джонатан открыл ему очередную дверь, выдал полотенце и показал, как пользоваться душем, а сам пошел на храп. – Не задерживайся, шоколад остынет. Первое, что бросилось Тому в глаза – десятки разномастных флакончиков и баночек. На натянутых под потолком веревках сушилось белье – он весело фыркнул, заметив знакомые трусы в ромашку, рядом с которыми висело еще несколько веселеньких: трехцветные под стать итальянскому флагу, в горох и небесные, с облаками и самолетом на самом интересном месте. Забавно, ведь Джонатан одевался по-итальянски стильно, а под одеждой прятал это. Многие ли знали эту его сторону? Том почему-то был уверен, что нет, ведь Джонатан привык перед всеми держать лицо. Стоя под упругими горячими струями, он думал. Перебирал в голове все, что он знал о Джонатане, и ему казалось, что разгадка совсем близко, буквально у него перед носом, и все же что-то мешало сложить имеющиеся факты воедино. Помня о шоколаде и, что более важно, об ожидающем его Джонатане, Том постарался не задерживаться. Когда он поднялся и тихо притворил за собой дверь, он с удивлением обнаружил Джонатана под потолком: забравшись на стул, тот сосредоточенно подкручивал что-то на… магоулавливателе?! Так вот что шипело! – У меня на комнате кое-какая защита стоит, – заметил его присутствие Джонатан. – В действие приводится автоматически, если кто-то колдует. Но у тебя, – он слез и передал Тому его кружку, окинув сумрачным взглядом завернутую в один только халат фигуру. Ну а что такого, он ведь только из душа, да и сам Джонатан по спальне частенько с голым торсом ходит, – такое сильное магическое поле, что само твое присутствие принимается за колдовство. Я снизил чувствительность, но попрошу тебя не колдовать, вообще. Не только из-за защиты, но и из-за техники, и так интернет сбоит немного. – Так может, мне лучше здесь не находиться? – Что за глупости, Том! Просто, если есть, выпей зелье снов-без-сновидений, чтобы не произошло что-то подобное, – он кивнул головой в сторону его разбитого окна. Том нахмурился: пить снотворное, ночуя у Джонатана? Ну уж нет. – Вообще-то сна у меня ни в одном глазу, – изогнул он бровь, намекая на свою экстремальную побудку. – Тогда, – Джонатан задумчиво оглянулся, – у меня есть пара фолиантов, которые могут тебя заинтересовать, и магловская художественная литература. На обоих языках. Черт, – он почесал бровь, – я понимаю, что ты, наверное, хочешь поговорить. Но я пока не могу. Понимаешь? – Том кивнул, и он продолжил: – Так что давай я поработаю за компьютером, а ты, – он махнул в сторону стеллажа, но Том перехватил его руку, потянув к себе. Если Том что и понял за эту ночь, так это то, что Джонатан, несмотря на какой-то абсолютно сверхъестественный самоконтроль, буквально тонул в водовороте эмоций. И сейчас он, абсолютно точно, нервничал, это было видно невооруженным глазом: по более резким, чем обычно, движениям, по тщательно сдерживаемой, но все же заметной суетливости. Ранее, перед тем, как уснуть, он поделился, что рядом с Томом ему спокойно. Это было лишь предположение, но Том и за собой заметил изменения, когда был рядом с Джонатаном. Как не заметить! Он прибыл в Италию бесчувственным чурбаном, в последние годы он вообще испытывал лишь бесконечную усталость, незаинтересованность в происходящем вокруг, раздражение, которое даже в злость не могло перерасти. А рядом с ним он будто ото сна пробуждался. Что, если изменения происходили не только с ним? Что, если в нем эмоции зарождались, а в Джонатане, наоборот, немного утихали? И снова на краю сознания мелькнула какая-то мысль, но тут же растворилась в тепле от прижавшегося к нему тела. Джонатан выдохнул куда-то ему в шею, расслабил плечи, соединил руки за его спиной. – Давай я для тебя постель перестелю. – Я не собираюсь спать. Мигнул, включаясь, экран телефона и тут же принялся вибрировать, и Джонатан отстранился, отошел к столу. Том, чтобы показать, что ему не требуется внимание хозяина, занялся выбором литературы. Его манила нижняя полка, та, куда Джонатан поставил тетрадь. Наблюдая за ним из окна, Том задавался вопросом, что же он в нее так вдохновенно записывал, и вот она оказалась прямо перед ним. Но взять ее – означало повести себя как Люциус или Лети. Кстати, о девочке: – Джонатан. – М-м? – А когда день рождения Летиции? – А? – День рождения. На который она меня пригласила. – А, это не ее день рождения, – они столкнулись озадаченными взглядами, и Джонатан потянулся, чтобы почесать затылок. Смутился. – На самом деле, вроде как, мой. Я не отмечал никогда, но пару лет назад в этот день произошло кое-что, и Лети теперь считает это нашим общим праздником. Итальянцам только повод дай устроить вечеринку. Именно тогда Джонатан спас ее, понял Том. Магический выброс такой силы – это не шутки, девочка могла остаться сквибом или даже умереть, так что для нее этот день тоже важен, как и сам Джонатан. Скорее всего, устраивая праздник, она по-своему заботилась о нем. – И сколько тебе исполнится? Джонатан скосил глаза, словно подсчитывая: – Тридцать. Послезавтра. Ну, – он бросил взгляд на телефон, – можно сказать, уже завтра. Ты только не воспринимай это слишком серьезно. И не вздумай что-то дарить, не люблю я этого, – он отвернулся, как бы ставя точку в разговоре, а Реддл с удивлением заметил, как кончики его ушей порозовели. Через пару минут он и вовсе сбежал из комнаты, схватив из шкафа домашнюю одежду. Окончательно озадачившийся его поведением Том выбрал пару магловских книг об искусстве и поспешил отойти от стеллажа с его соблазнительной нижней полкой. От постели Джонатана знакомо пахло цитрусом. Воровато прислушавшись, не раздаются ли на лестнице шаги, он склонился ближе к подушке, вдыхая полной грудью. А ведь совсем недавно сам Джонатан спал в постели Тома… Вспомнив, чем все закончилось, Реддл твердо решил не смыкать сегодня глаз. Он оглянулся, чтобы рассмотреть развешанные на стене фотографии. Конечно же, на ней не оказалось ни одного «рабочего» снимка, как в зале «Башмачка». Как объяснил ранее Джонатан, те фотографии развесила Мария, она гордилась его популярностью. Это привлекло дополнительных клиентов, которым нравилось его творчество, поэтому Джонатан не стал ничего менять. Но здесь, в его спальне, снимки были совсем другие, они, подобно деревянным моделям самолетиков, отражали его увлечение полетами: небо, с виднеющейся точкой – парашютистом, взлетающий самолет, вид на землю сверху, счастливый Джонатан в смешном мягком шлеме и летных очках. Том улыбнулся. Он облокотился на стену, ощущая спиной ее холод, открыл книгу, как раз вовремя: стоило ему устроиться, как вернулся Джонатан, и тут же ожег его недовольным взглядом: – Тебе же неудобно, – он перегнулся через него, вытаскивая подушку, и подсунул ее под спину Тома, а затем и ноги его укрыл. – Извини, у меня не бывает гостей кроме Лети, вот и нет условий. – А Лука? – спросил Реддл, и обмер: ведь Джонатан не должен был знать, что Том был свидетелем его пьяных посиделок с другом. – Когда остается, он в гостиной спит, на диване, – отмахнулся мужчина, не заметив его оговорки. – Все хорошо? – Том кивнул, и Джонатан отодвинулся, напоследок пробежав пальцами по его запястью. Он немного развернул стол, чтобы сидеть не спиной к Реддлу, а вполоборота, и погрузился в переписку с кем-то, а Том невидящим взглядом уставился в книгу: куда больше ее содержимого его волновало облако аромата Джонатана, в котором он оказался. Время почти остановилось, растянулось, словно кисель. Джонатан с головой ушел в работу за компьютером, наполнив ночную тишину неравномерным клацаньем клавиш, которому изредка вторил шорох переворачиваемых страниц. Порой они переглядывались, безошибочно угадывая момент, чтобы поднять взгляд одновременно, а быть может, подсознательно они все время краем глаза наблюдали друг за другом, реагируя на любое движение. Тому было уютно, тепло и удобно, веки тяжелели, и он все же прикрыл глаза, продолжая вслушиваться в гудение и щелканье техники, за которыми ему чудилось размеренное дыхание Джонатана. Сквозь полудрему он ощутил, как лба мимолетно коснулось что-то мягкое, и легко улыбнулся, проваливаясь в забытье окончательно. Том проснулся, как от толчка, не понимая, где находится. Спальня была пуста. Он сразу почувствовал это – Джонатана не было ни в доме, ни где-то поблизости. Поднявшись и размяв затекшую шею, Том хотел было вызвать темпус, но вовремя вспомнил, что Сигал просил его не колдовать в комнате. Пришлось определять время на глаз: выглянув в окно. Солнце почти достигло зенита, из чего следовало, что он проспал не только завтрак, но и, судя по всему, обед. Реддл взглянул на здание напротив: разбитое ночью окно блестело новыми стеклами, а в глубине комнаты ему почудилось движение. Неужели гоблинская бригада? Оперативно. Оттолкнувшись от подоконника, Том шагнул назад и зашипел, ударившись бедром о стол. Все-таки какие тесные эти неаполитанские комнатки! Впрочем, боль отошла на второй план, когда взгляд выцепил сложенный вдвое лист бумаги с его именем. Сердце екнуло, по телу прошла едва заметная вибрация, так удар колокола оставляет за собой гулкий звон. Он трепетно обвел кончиками пальцев собственное имя и развернул бумагу, мельком отметив, что та лежала на какой-то коробочке. «Дорогой Том! Прости, что не разбудил, но ты так мирно спал. Появились срочные дела, и мне пришлось отлучиться в другой город, но к вечеринке Лети я вернусь. Твою комнату уже приводят в порядок, обещают закончить к завтрашнему вечеру. Джованни сказал, ты можешь занять соседнюю, ту, что он предлагал мистеру Снейпу. Также ты можешь остаться у меня, Марию я предупредил, но, повторюсь: пожалуйста, никакой магии. На втором этаже колдовать можно. Оставил тебе подарок под этой запиской. Разобраться поможет Д`Интино. Верю, что ты справишься.

Твой Джонатан.

P.S. Начало праздника в 14:00, координаты аппарации: 40.800600, 14.452200. Летиция – страшная сладкоежка, она обожает конфеты из La Cioccolateria Silva Fabbrica di Cioccolato (Via Camillo Porzio, 10). Дон Марино – поклонник кубинского рома, ты найдешь пару бутылок в моем баре. P.P.S. Ты даже во сне касаешься пальцами губ. Мне нравится». Дочитав записку до конца, Том одернул руку ото рта. Откуда ему было знать, что эта привычка проявляется, даже когда он спит? До сих пор он не позволял себе засыпать в чьем бы то ни было присутствии. Скулы потеплели. Послание было таким личным, близким. Он еще никогда не получал писем с подписью: «твой». Отложив бумагу, он поднял со стола прямоугольную коробочку. Увесистая. Открыл, брови изумленно поползли вверх: ведь Джонатан только прошлым вечером сказал, что достанет ему собственный телефон! Когда он успел? Достав телефон из специального углубления, Реддл увидел еще одну короткую записку: «Помни о нюансах взаимодействия магического и электромагнитного полей – они конфликтуют. Ты – настоящий магический генератор, рядом с тобой телефон будет очень быстро разряжаться». Том лишь покачал головой такой предупредительности. Его желудок уже вовсю требовал пищи, поэтому он отложил технику обратно на стол и на цыпочках, почему-то опасаясь встретить Марию, спустился в ванную. Там он привел себя в порядок и, чарами приманив из уменьшенного чемодана и приведя в порядок одежду, наконец сменил удобный, но неподходящий для выхода в люди халат на рубашку с брюками. В «Башмачке» половина столиков пустовала, видимо, Том снова попал в период затишья. С внутренним трепетом он заглянул на кухню, поздоровался, поинтересовался, как Мария себя чувствует, в ответ на что получил ворох двусмысленностей относительно его ночевки в доме и поспешил обратно в зал, надеясь, что хоть Д`Интино проявит тактичность. Зря. Как Реддл понял из насмешливых комментариев, уже вся улочка была в курсе того, что он спал у Джонатана. И местные начали активно наводить справки, кто он такой, распускать слухи, строить предположения, обещать обрушить на голову Тома все мыслимые и немыслимые кары, если он обидит их любимчика. Итальянцы! Том поел, уточнил у Д`Интино режим работы кондитерской, которую порекомендовал Джонатан, и, не желая тратить слишком много времени, аппарировал. Таким образом, на путь туда и обратно и покупку гостинцев для Летиции у него ушло не более получаса, а затем он прочно засел за изучение чуждой ему техники. Как и предсказывал в своей записке Сигал, Д`Интино пришел в восторг от телефона и тут же вызвался помочь ему разобраться. За этими хлопотами Том даже не обратил никакого внимания на заглянувшего в «Башмачок» Снейпа, принявшегося было расспрашивать что-то о Джонатане, но вместо ответов лишь получившего обратно свое зеркало с сухим: – Не мешай, Змеючка. – Совсем омаглился на старости лет, – фыркнул друг, и, крепко прижав зеркальце к груди, словно боялся, что его снова отнимут, растворился в дверях траттории. Впрочем, Джонатан оказался прав и в том, что заряд телефона буквально таял рядом с Реддлом. Ему все-таки пришлось расстаться с новой игрушкой, подключить к розетке, прячущейся под барной стойкой, за которой он по привычке пристроился, и заняться чем-то другим. Так как в телефоне уже было сохранено несколько номеров, в том числе и самого Джонатана, он рассудил, что Сигал вполне может ему позвонить, поэтому старался не терять его из виду. Он даже сам отправил ему СМС со скромным «Здравствуй» под чутким руководством Д`Интино. В ожидании звонка или ответа на СМС он достал переговорный пергамент, пестрящий кучей сообщений от Люциуса. Друг по-прежнему настаивал на том, чтобы он поделился с ним какой-нибудь информацией о Джонатане, подсказывающей, кем тот может оказаться, или, хотя бы, откуда начать поиски. Том посмотрел на темный экран телефона, в очередной раз за день поймал себя на том, что поглаживает большим пальцем нижнюю губу, заставил себя перестать. Кто же такой Джонатан? Он чувствовал, что разгадка совсем близко, и не стоит задействовать в этом Люциуса. Но настырный друг не желал отступать, поэтому Том написал то, что Малфой мог бы узнать и без его подсказок: «Завтра ему исполняется тридцать». Люциус отреагировал мгновенно: «Ага, значит, родился 26 июня 1978 года. Что еще?» Том задумался, пытаясь выбрать наименее значимую информацию. «Его прадед был артефактором. Или прапрадед». «Отлично, их не так уж много. Дальше? Давай-давай, я же знаю, что вы не отлипаете друг от друга, наверняка он многое о себе рассказывает». В этот момент телефон наконец ожил: брякнул, и его экран загорелся. Том тут же позабыл о Люциусе. Перегнувшись через стойку, он отсоединил телефон от провода и, как показывал ему Д`Интино, нажал на «Сообщения». «Выспался?» – высветилось на экране. Том замялся, не зная, что на это ответить. «Да, спасибо?» «А ты?» Но ведь Джонатану явно поспать не удалось. Пока он раздумывал, телефон снова брякнул, и под предыдущим сообщением появилось еще одно: «Сегодня будешь ночевать у Джованни или у меня?» О, нет! Том видел Джованни мельком: встретив его вспыхнувший любопытством взгляд, разглядев, как расплывается на старческом лице ехидная улыбка, он поспешил унести ноги. Отправился за конфетами, а оттуда аппарировал прямо к дверям ванной на втором этаже, лишь бы избежать встреч с судачащими о нем соседями. И как Джонатан живет в такой обстановке? «У тебя». Втянувшись в переписку, Том сам не заметил, как наступил вечер. Д`Интино то и дело приносил ему разные закуски, которые Реддл поглощал, не прекращая перебрасываться короткими сообщениями. Действительно короткими – Люциус, с его словесными кружевами, не понял бы такого формата общения, а вот Тому было вполне комфортно. В конце концов он перебрался обратно в спальню Джонатана – там, от стола к кровати тянулся удлинитель, позволяющий заряжать телефон, не прерывая переписки. Сигал, предупредивший его о том, что собирается спать, отвечал все реже, пока не замолчал совсем. Том лишь вздохнул: все правильно, это он выспался, а Джонатан с ночи был на ногах. Впрочем, не успел он окончательно отложить телефон от себя, как он пиликнул снова: «Позвони мне». Сердце отчего-то забилось в самом горле, а к лицу прилила краска. Д`Интино, который мог подсказать, как это сделать, рядом не было, поэтому пришлось вспоминать его инструкции и действовать самостоятельно. В трубке послышались гудки, сменившиеся тихим: – Pronto? В этом коротком слове Тому послышалась улыбка. В груди ухнуло, перевернулось, наполнило его щемящей нежностью. Это чувство было абсолютно новым для Реддла: оно причиняло боль, ломая нутро, выметая из него все закостеневшее и ненужное, заполняя освободившееся место теплом и светом. – Привет, – его голос дрогнул. – Хотел услышать твой голос перед сном. – Да, – Том прокашлялся. Телефон оказался действительно полезным устройством. Голос Джонатана звучал сонно, словно он уже забрался под одеяло. Это было так по-домашнему, и Тому льстило, что Джонатан, несмотря на усталость, выделил минутку для разговора с ним. – Как ты? – Это был очень, очень долгий день. Много дел. Но осталось совсем чуть-чуть, я кое-что доведу до конца, и это даже, возможно, освободит меня. – От чего? – От себя, – Джонатан бормотал все тише, как и вчера, когда он проваливался в сон. И, как и вчера, сейчас Том вновь отметил, что в полудреме он более открыт. Говорит именно то, что взбредает ему в голову. – От страхов, от застарелой злости, от чувства, что я сбежал, и даже никак не попытался… Его сонную речь прервало чье-то приглушенное ворчание, и Том вздрогнул. Мужчина?! Рядом с засыпающим Джонатаном – мужчина?! – Черт! – вскрикнул Сигал, и его голос потонул в коротких гудках. Том дикими глазами смотрел на зажатый в руке телефон, и чувствовал, как его душит уже знакомое чувство, граничащее с яростью. Под потолком зашипел, зашуршал магоулавливатель, и он усилием воли заставил себя успокоиться. Ну, подумаешь, Джонатан не один. Он ведь и не говорил, что будет один. Может, это его родственник или еще кто-то? Правда, в ворчании он явно расслышал пару неаполитанских ругательств, а Сигал, как-никак, итальянцем не был. Напряжение все нарастало, и Реддл, помня о просьбе Джонатана ни в коем случае не колдовать в спальне, извлек из своего сундучка успокоительное и зелье сна-без-сновидений, и сразу выпил первое, поднявшись с постели и принявшись расхаживать по комнате. Разумом он понимал, что, будучи взрослым мужчиной, не должен так реагировать, не должен надумывать, не зная точно, что происходит. Мерлин, да он элементарно не имел права испытывать такие чувства, ведь, хоть они с Джонатаном и общались, хоть он и находился сейчас в его спальне, по сути, они еще не были вместе. Том замер, на мгновение представив, что они действительно могли бы быть вместе. Делить быт, вместе справляться с проблемами, не утаивая ничего друг от друга, как сейчас. Что за таинственные дела у Джонатана? С кем он? В горле зародился, грозя вырваться наружу, гневный рык. Телефон снова пиликнул: «Извини, кажется, я мешаю спать хозяину дома. Позвоню утром. Доброй ночи». Какая, к Мордреду, добрая ночь? Хоть эмоции, под действием зелья, и перестали в нем бурлить, благодушное настроение пошло книззлу под хвост. Он еще немного пометался по комнате, остановился у стеллажа, провел пальцами по разноцветным корешкам книг – когда-то это простое действие помогало ему привести в порядок мысли, а чтение – достигнуть душевного равновесия. Том склонил голову на бок, вчитываясь в имена авторов и названия книг. Его заинтересовали несколько томов, на корешках которых значилось «Бах». Насколько помнил Реддл, Бах был магловским композитором, так причем здесь книги? Он вытащил с полки самый тоненький, самый затертый от частого чтения томик и почувствовал, как брови непроизвольно ползут вверх. – Вот так новости, – потрясенно выговорил он, вытаскивая протеев пергамент, заполненный оскорбленными сообщениями Люциуса, о котором забыли. Пергамент очистился, и он написал: «Его имя – подделка». «А ты только сейчас это понял? Если бы оно было настоящим, я бы давно знал, кто он такой», – по-прежнему обиженно отозвался Малфой. Том с ногами вскарабкался на кровать, рассеянно погладил потрепанную обложку. Он старался не придавать значения собственной досаде. Да, даже имя Джонатана оказалось ложью. Но ведь он лгал не только Тому, он скрывал свою личность от всех. Кем же он был на самом деле? И почему выбрал именно это имя? Решив предоставить поиск информации Люциусу и, возможно, попытаться поговорить завтра с Джонатаном, Том раскрыл книгу, погружаясь в жизнь чайки, которая полетела против системы. Во сне за плечами у него были сильные крылья. Том с непониманием смотрел на своих погруженных в рутину знакомых: вот о чем-то секретничают Люциус с Северусом, на них с подозрением поглядывают жены; а чуть поодаль суетится директор Хогвартса Нотт. Зачем все это? Зачем, когда есть крылья? Он отвернулся от своих глупых приятелей и повел плечами, отчего крылья раскрылись, готовые поднять его в воздух. Прямо перед ним волновался Ла-Манш, а за ним и южнее, Том знал, его ждала одна неугомонная чайка, которая опять попала в переделку. Том распахнул глаза, чувствуя, как на него волнами накатывает тревога. Он уже испытал однажды это чувство – в тот день он по наитию забрел в Скампию, где стал свидетелем разборок Джонатана с каморрой. Эта тревога принадлежала не ему. На улице светало, близился рассвет. Тома тянуло, влекло куда-то, и он не стал препятствовать этому ощущению. Он быстро оделся, спустился на второй этаж, и слепо, полагаясь лишь на неясные чувства, аппарировал. А в спальне Джонатана на лежащем на столе пергаменте начали проявляться немного неровные, словно его собеседник был крайне взволнован, буквы.