Больн(ш)ое сердце

— И помни, у меня слабое сердце, — вопреки своим словам, Даниил пытается ободряюще улыбнуться, вот только получается у него откровенно плохо. — Оно может не выдержать, если будешь много ошибаться. Алина пока не знает, что это значит — много ошибаться. Она не ошибается почти никогда. Даниил должен знать это лучше всех, но его конвульсивная улыбка с каждой секундой становится все более страдальческой — обычное дело. Вечно он такой, волнуется из-за каждой мелочи. Конечно, соревнование — это совсем не мелочь, но и не повод обкусывать себе пальцы до костей. У Даниила красивые, длинные пальцы, и оборванные ногти им совсем не подходят. Но ничего не поделаешь: Даниил продолжает издеваться над ними, пока выступает Алина, пока выступает кто угодно из его команды, но когда Алина — особенно. — Ну все, удачи, — говорит он и отходит от бортика. Лицо у него бледно-зеленое. Алина улыбается про себя — он старше ее почти вдвое, а такой щепетильный, что это почти смешно. Может быть, творцу положено быть таким. Вот так, думая об ошибках, она совершает первую. После первой можно отыграться, но она все равно воочию видит, как Даниил закрывает глаза, потом, как будто этого недостаточно, закрывает лицо руками, может быть, даже рвет на себе волосы. Она видит это слишком явственно — настолько отчетливо, что картина заслоняет от нее лед и заставляет споткнуться снова, а это уже совсем нехорошо; ей нужны силы, чтобы закончить, и она цепляется за пожелание удачи, пытается вспомнить эти слова, но всплывают только «я не выдержу, если будешь много ошибаться». И тогда она падает так, что вышибает дух. Она надеется, что Даниил встретит ее после проката, даже такого ужасного, что он все равно улыбнется ей и подаст чехлы для коньков, что он не обиделся на этот провал. Но он не ждет ее, и справиться с разочарованием все труднее, и ноет колено, и баллы на табло хочется забыть навсегда. Ей казалось, это была просто неудачная шутка, одна из множества фраз, а оказалось, за ней скрывалось послание: ошибаться недопустимо, но именно это послание все испортило. Лучше бы он молчал. — Я здесь, — зовет ее кто-то, когда она бредет в раздевалку. — Извини… я тут. Даниил приближается к ней медленным, нетвердым шагом, его лицо уже не зеленоватое, а просто мертвенно белое, и рука прижата к груди. — Все нормально, — у него заплетается язык. — Правда, все хорошо. Ничего страшного. Ты молодец, — он, кажется, пытается обнять ее, но не может разогнуться. Это должна была быть просто неудачная шутка. — У вас… правда больное сердце? — Алина не знает, что ей делать теперь; всего одна случайная фраза выбила ее из колеи, а теперь, когда она стала реальностью, ей кажется, что неподъемный груз свалился одним махом и придавил ее к земле: больше не сделать ни одного прыжка. — Да. То есть нет. Вернее, да, но это ничего… ничего страшного. Просто я плохо спал сегодня, и перенервничал, и… — Даниил умолкает, но его лицо розовеет. Он говорит с ней. Он, конечно, не сердится. И, кажется, не умирает. Он протягивает ей руку и выглядит уже очень собранным, веселым, неунывающим — поразительная трансформация, но первый испуг никак не уходит; Алина держится за его ладонь и думает о том, что та вот-вот исчезнет, растворится, выскользнет прочь. Но Даниил уже выглядит совсем как обычно; может быть, у него вовсе не больное сердце — просто слишком большое, слишком переживающее, слишком зацикленное на ней. — Прости, я не хотел, чтобы ты знала. Не стоило даже упоминать. Я взвалил на тебя слишком большую ношу, — говорит он, как будто можно повернуть все вспять, как будто Алина может забыть увиденное. — Я правда… ничем таким не болен, просто иногда случается… просто от нервов. — Я больше не ошибусь. — Разве можно обещать такое? Но она все-таки обещает, потому что у нее нет выбора. — Я не хочу, чтобы вы нервничали, пока я катаюсь. — Она больше не даст ни одного повода, ни единого. — А я не хочу, чтобы ты нервничала из-за того, что я нервничаю, — перебивает он. — Ни к чему хорошему это не приведет. — А вернее — уже не привело. — Это все мой язык без костей. — Он растерянно треплет ее по голове. — Просто не думай обо мне, когда катаешься. Не думай, и все. Никогда. Забудь, словно меня не существует. Этого она даже не пытается обещать. — Ну же, — Даниил тщетно пытается достучаться, заглянуть в лицо, прочитать желаемый ответ по губам. — Это творец должен все время думать о музе, а не наоборот, — он улыбается, но Алине чудится гримаса боли — это все из-за нее, и одновременно это все из-за него, как выбрать, кто виноват? И зачем только он показал правду? Но как можно было скрывать такое? — Я не смогу не думать о вас, — но Алина уже понимает кое-что, от ее собственного сердца уже отлегло. Все говорят: во время выступления не нужно думать ни о чем. Это прекрасный совет. Есть только одна проблема: он никогда не работает. Каждый думает о чем-то или о ком-то, катаясь, не может выбросить из головы. Почему это считается слабостью? Алине кажется, что это может быть и очень опасной силой.