Билет в музей

      Даже если бы Джузеппе не знал заранее, кого искать, он бы всё равно обратил внимание на эту женщину. Всё же не каждый день встречаются жгучие брюнетки ростом под два метра и фигурой тяжелоатлета. Впрочем, несмотря на мощные габариты, круглое открытое лицо с волевым подбородком выглядело на удивление миловидно, не в последнюю очередь благодаря большим пронзительным глазам болотного цвета, которые были подчёркнуты узкими, но густыми бровями и пышными ресницами. Цепкий настороженный взгляд незнакомки неотрывно следил за вошедшим в ресторан, пока он не остановился рядом с её столиком.       — Позвольте присесть, сеньорита?       — Ну, раз уж подошёл, то садись, — неожиданно высоким сопрано ответила женщина.       Быстро сделав заказ в голографическом меню, Джузеппе с прищуром посмотрел на свою собеседницу, которая, скрестив руки на немаленькой груди, с недоверием уставилась на человека.       — Хочу предупредить, если вы, как ваши предшественники-журналюги, планируете написать очередную статейку про сошедшего с ума на войне солдата, то лучше вам прямо сейчас проваливать, — с неприкрытой угрозой первой прервала недолго молчание женщина.       — О нет, что вы, — обезоруживающе улыбнулась невысокий мужчина, который со стороны мог показаться даже тщедушным на фоне своей спутницы. — Я нигде не собираюсь выпускать никаких публикаций по той простой причине, что не являюсь какого-либо рода публицистом, не имею соответствующего образования и не работаю в сфере СМИ. Я здесь, в определённом смысле, удовлетворяю собственное любопытство.       — Некоторые также говорили. Теперь мне приходится оплачивать их лечение.       — Оу... ну, надеюсь, до такого не дойдёт, — с показушной озабоченностью потёр шею Джузеппе и, наконец, сделал выбор блюда. — Говорят, здесь подают прекрасный жульен, но пока его готовят, я бы не отказался услышать вашу историю с самого начала.       — Опять?! Сто раз уже перепечатана, можете за пять минут в Экстранете найти, и я уверена, наверняка находили, раз нашли меня здесь.       — Но сколько там правды, а сколько — домыслов и пересудов? — вкрадчиво спросил он, слегка подавшись вперёд.       — Ну ладно, допустим. С чего бы начать... — Женщина прикрыла глаза и задумалась, погружаясь в воспоминания. — Наверное, с того момента, как всё пошло к чертям. Я, капрал — теперь уже бывший — первого отделения 5-го взвода 2-й роты 15-й космодесантной бригады Альянса, Жозет Жонке, служила на Шаньси без малого три месяца, когда пропали те корабли-разведчики, про это вам лучше меня любой флотский расскажет. Кажется, уже даже книжку настрочить успели. Это, как известно, оказались чужие, которые нам крепко дали по шапке пару раз, после чего начали высаживаться на эту грёбаную планету. Я в тот день была в патруле, а на нашем участке был небольшой городок в северном полушарии. Милое местечко было, культурное: театр был свой, консерватория, университет и, конечно же, этот чёртов музей...       — Много там человек проживало? — Из голоса Джузеппе пропало всякое напускное веселье, а сам он теперь цепко ловил каждое слово Жозетт.       — Тысячи три народу наберется, я думаю. Кто же их заранее считал? А уж когда с неба посыпалось турианское дерьмо, всем тем более не до этого стало. Мы пытались организовать толпу эту, да куда там — нас было всего с десяток на всю эту массу паникующих. Кто-то по домам заперся да там и сгорел, когда с орбиты прилетело. Кто-то за город бросился, может, и выжил, инопланетяне особо штатских не гоняли, не до того им было. Гражданские к такому не были готовы. Да что там, никто к этому не был готов, даже этот чёртов генерал Уильямс, мать его, приказал нам оставить попытки организовать население и закрепиться где-нибудь в ожидании десанта противника. Ну а что нам было делать, с генералом спорить? Тем более, что, как оказалось, будто бы прав он был — гражданских турианцы особо не трогали, а город бомбить начали якобы по ошибке, как позже заявили. Так вот, мы тогда забаррикадировались в музее — знаю, звучит странно, но это было самое крепкое здание в округе — перестроенного из старого колонизационного корабля. Этакая дура размером с пол-квартала и толстой обшивкой, чтобы пройти атмосферу. Не бог весть что, с точки зрения фортификации, но нам не до того было. Набит он был всяким хламом колониальным, а главным экспонатом была эта… дрянь. Я как её первый раз увидела, так по спине мурашки табуном забегали. Выглядела эта штука примерно как метровый куб из камня — вот только поверхность его была… — Жонке замолчала, силясь подобрать слова. Джузеппе не мешал, игнорируя поданный жульен, от которого шёл горячий пар, пропитанный ароматом грибов, жареного сыра и соуса. — Знаете, есть такое выражение у русских — «натянуть сову на глобус», мы в учебке от сержанта его услышали. Я вот не особо себе представляла, как это выглядит, пока не увидела эту… штуку. Словно человека натянули на куб вместе со всеми руками и ногами. И при этом сам он выглядел, как живой, понимаете? Каждая жилка, каждый мускул, каждый волос как настоящий. Проклятье, знала бы, разнесла эту хреновину из всех стволов, едва увидев! — Жозетт с силой ударила по столу, отчего тот пришёл в движение, и Джузеппе едва успел поднять тарелку с роскошным блюдом, чтобы спасти её от неминуемого падения. Посетители ресторана зашушукались, официанты недобро глянули на женщину, и та раскаянно подняла ладони. — Простите, простите все. — Жонке провела рукой по лицу, как будто стирая толстый слой грязи.       — Если вам тяжело вспоминать, мы можем продолжить в другой раз, — предложил мужчина, вкусив, наконец, слегка остывшее, но всё ещё вкусное творение французской кухни.       — Нет-нет. Я должна рассказать всё до конца, я так прочитала в Экстранете на форуме психотерапевтов, — поспешно покачала головой капрал. — Так вот, заперлись мы в этом здании и стали ждать чужаков. А статуя эта за нами словно следила — я прямо чувствовала затылком его взгляд. Шарль, упокой Бог его душу, даже пошутил, мол, поставим эту штуку у входа, и никакой Чужой не рискнет внутрь заглядывать. Но мы не поставили, а "Чужие" оказались профессиональными солдатами. И вот тогда стало жарко. Не верьте, что пишут все эти новоявленные герои, которые проиграли якобы исключительно из-за капитуляции генерала. Турианцы — вояки что надо, нам они задали знатную трёпку. Васю Платонова и Бэйт Чена они сразу подстрелили через окна-иллюминаторы, чёртовы снайперы. Потом они ломанулись через парадный вход, и тут уже мы им прикурить дали — положили троих, пока они не догадались нас гранатами закидать. И тут чёрт дёрнул Джинджер спрятаться от одной за этой не к ночи упомянутой скульптурой! В итоге, другая граната легла прямо у неё под носом — беднягу буквально на куски разнесло. Как сейчас вижу — её кишки, как гирлянда на этом сраном кубе, нижняя челюсть на разбитом иллюминаторе, а глаз, это зеленый глаз, смотрит на меня через визор, — Не выдержав, Жозетт закрыла лицо руками. Она не рыдала, во всяком случае, Джузеппе не слышал всхлипов. Скорее, попыталась спрятаться от собственных воспоминаний.       — Мне жаль, сеньора. В наш век лицезреть такие зверства… чудовищно, — произнёс итальянец, печально глядя в сторону. — Но, я так понимаю, после этого всё стало ещё хуже?       Жонке ответила не сразу. Медленно убрав руки от лица, она ещё долго смотрела в одну точку нечитаемым взглядом, прежде чем вновь заговорить.       — Не сразу. Поначалу бой продолжался. Турианцы оттеснили нас вглубь музея, выбили сержанта и Ребекку. Шарля ранили в ногу, его отволокли в бывшую кабину пилота, понадеялись, что не найдут. Остались только я, Олаф и эта оторва Мисака. Пока они перегруппировывались в той комнате, мы натаскали всякого храма на укрытие, уж не надеялись живыми оттуда выбраться. А потом… чёрт, если вы не слышали, как кричит турианец, то описывать бесполезно. Словно одновременно петух кукарекает, бензопила визжит и мелом по доске скребут. Такой отвратительный звук... Но куда страшнее было, когда он резко оборвался буквально секунд через пятнадцать после начала, пока мы решали, что делать. И вот тогда раздался новый звук. Шлёпанье. Обычно шлёпанье мокрых босых ног, знаете, как когда из душа по кафелю шагаешь. Вот только откуда в музее душ? Дух тогда у меня в пятки так глубоко ушёл, что я собственное сердце услышала. Такой надоедливый звук, не представляете. Тук-тук. Тук-тук. А между ударами — шлёп, шлёп, шлёп, мать его. И с каждым разом всё ближе, всё громче. Мы уже начали, не сговариваясь, пятиться назад от этого звука, когда запертые двери — а это, на секунду, двери космического корабля! — просто вылетели вместе с косяком внутрь, смявшись, как какая-то дрянная бумажка. Эта груда металлолома нас едва не зашибла, врезавшись в двери бывшей кабины, где лежал Шарль. Несчастный наверняка даже не понял, что случилось. Счастливчик... Но я лично тогда про него напрочь забыла, потому что в дверях стояла тварь, которая мне теперь каждую ночь в кошмарах снится.       Женщину передёрнуло, и она нервно припала к стакану воды, графины с которой стояли за каждым столиком. Погружённый в рассказ Джузеппе только сейчас заметил, что прикрытый косой чёлкой лоб Жозетт блестит от бисеринок пота, а руки, схватившие гранёный сосуд, слегка подрагивали. Когда француженка залпом выпила два стакана подряд и уняла дрожь, то продолжила слегка срывающимся голосом.       — Я не самый маленький человек. Боже, да в учебке выше меня только Большой Боб был с его более чем двухметровым ростом. Но на его фоне я смотрелась бы щуплым карликом. Этот здоровяк, не выпрямляясь полностью, едва не доставал до потолка своей чёрной гривой курчавых волос, слипшихся от фиолетовой турианской крови. Боже, сколько на нём было крови! Он словно искупался в ней, Олаф даже проблевался от этого. Но самым страшным было не это, нет. Иначе мы бы приняли его просто за человека, верно? Однако поверьте мне, даже самый пьяный и обдолбанный очкарик, потерявший свои стёкла, не перепутал бы эту тварь с Homo мать его Sapiens. Он постоянно менялся. Буквально. Вот из его живота торчит оскалившаяся собачья пасть, а вот там пресс Геракла. Вот обычные пальцы, а вот — тельце миленькой белочки, с чьих зубов капает зелёная слюна. Наверное, можно было бы попробовать с ним поговорить. Может быть, он бы даже ответил, вот только чёрта с два это нам бы помогло. В этих глазах — до сих пор не могу понять, какого цвета они были, словно все звёзды Вселенной сошлись в две чёрные точки — не было следов разума. Лишь голод, не человеческий, не звериный, а такой, что… — Жозетт снова прервалась, чтобы облизнуть пересохшие губы. — В общем, Мисака выпустила по нему весь магазин своей масс-винтовки. Ни единого промаха. Чёрт, ублюдок выглядел, как швейцарский сыр, но он, похоже, этого даже не заметил. Миг — и все раны затянулись. Миг — от Мисаки осталась только половина. Словно острым ножом пополам разрезали... Та половина, что упала на пол, залила нас кровью с ног до головы. А вторая… Боже милостивый, вторая буквально впиталась в его плоть, — Француженка перешла на едва слышный шёпот, так что Джузеппе пришлось наклониться вперёд, чтобы услышать её. — Я видела, как её рот — то, что от него осталось — был раскрыт в немом вопле. Как глаз смотрел на меня с таким беспросветным ужасом, такой отчаянной мольбой… А потом всё исчезло. Я моргнула — и там, где была Мисака — лишь мощные мышцы и идеально гладкая кожа. Я… я не помню, как погиб Олаф. — Жозетт окочательно ушла в себя, и лихорадочно бормотала себе под нос, никого и ничего не замечая. — Кажется, тварь махнула рукой — и он остался без головы. А потом он посмотрел на меня. И я поняла — через миг меня не станет. Я, как Мисака, растворюсь и впитаюсь без следа в это жуткое существо, что явилось к нам из самой чёрной бездны холодного космоса. И вот тогда что-то во мне изменилось. Нет, не так… пробудилось. Будто часть меня всю мою жизнь спала, а в последний миг проснулась. За моей спиной как будто кто-то появился. Я его не видела, но словно, знаете, чувствовала. Он просто махнул рукой, и тварь вдруг прибило к потолку, словно мухобойкой. Я ещё запомнила, как впервые в его глазах увидела что-то кроме голода: безмерное удивление во взгляде за мою спину. А потом я бросилась прочь оттуда. Не помню, как я выбралась из города, даже не помню, куда шла. Все те воспоминания словно ластиком стёрли. Словно кто-то щёлкнул пультом, и вот я уже лежу мордой в грязи, а в затылок мне тычется турианская винтовка. — Жонке постепенно пришла в себя, взгляд вновь стал осмысленным, а голос приобрёл былую громкость. — Дальше история, каких нынче сотни, если не тысячи: турианский плен, оккупация, перемирие и позор проигравших. С той лишь разницей, что меня считают вдобавок ещё и поехавшей из-за того, что я им рассказала. Такие идиоты, они не нашли ни трупов, ни статуи, но тем не менее не поверили ни единому моему слову. Меня хотели судить за дезертирство, но вступился док, и дело обошлось увольнением и печатью-клеймом в трудовой книжке "психиатрический учёт". Мне хватило ума не спорить. Теперь я работаю простым оператором погрузчика, а по выходным иногда даю интервью всяким журналюгам в надежде, что попадётся хоть один адекватный, а не очередной жаждущий поглумиться над армией Альянса писака.       Капрал замолчала и внимательно посмотрела на Джузеппе. Тот только сейчас понял, что совсем забыл про недоеденный жульен, отчего тот превратился в застывшую массу, и вполовину не такую вкусную, как должно быть, после чего быстро сделал новый заказ на терминале столика.       — Что ж, к сожалению, вынужден вас разочаровать, ведь как я уже сказал, я не имею никакого отношения к журналистике.       — Тогда зачем вы здесь? Что это за личный интерес, Джузеппе… как вас там, напомните? — хмуро спросила Жонке.       — Цеппели. Джузеппе Цеппели. Я представляю организацию «Фонд Спидвагона», мы занимаемся исследованиями в области медицины и генетики, а также изучением новых инопланетных видов. Но прежде, чем я продолжу, позвольте задать вопрос: вы ведь не всё мне рассказали, не так ли?       — Не понимаю, о чём вы, — напряглась женщина.       — Вы ведь кое о чём умолчали своему начальству. О чём-то, во что и сами не до конца поверили и что, тем не менее, вполне реально. О чём-то, что спасло вас от… того существа. — растягивая слова и медленно отпивая из только принесённой чашечки горячий кофе, протянул мужчина, с прищуром глядя на собеседницу.       — Это было… помутнение рассудка. Банальная случайность... — неумело начала выдумывать Жонке.       Видимо, из всех, кто до этого беседовал с ней, не воспринял всерьёз её слова и не пытался копать в этом направлении.       — О, не утруждайте себя, сейчас я проведу небольшую проверку, и никаких слов больше не понадобится…       В следующее мгновение широко раскрытые глаза Жозетт смотрели уже не на Джузеппе, а на что-то за его спиной.       — Что ж, поздравляю, сеньора. То, что вы его видите, говорит громче любых слов. Думаю, теперь нам с вами надо много чего надо обсудить…

***

      Первое, что увидел Десолас Артериус, когда очнулся, — это чёрное небо атакованной колонии неизвестных чужаков, которое было усеяно мелкими бриллиантами звёзд. Он подсознательно ожидал тяжести во всём теле, но когда генерал попытался сесть, то ощутил невероятную лёгкость и силу, полную свободу движений в теле и невероятную ясность разума. А следующий миг его выгнуло электрической дугой чувством невероятного голода, какого ему ещё не доводилось испытывать.       — Наконец-то удача, — Незнакомый голос раздался откуда-то сбоку.       Резко повернувшись, турианец сквозь подступившую кровавую пелену смог разглядеть чей-то силуэт, замерший на крупном валуне. А в следующий миг он, не контролируя себя, бросился в атаку, желая добраться до горячей, пульсирующей крови в теле незнакомца. Едва заметное даже для внезапно обострившегося зрения движение — и Десоласа отбросило в сторону. Рядом на пурпурную, слегка светящуюся в темноте траву упала его рука.       — Ещё раз поднимешь руку на меня — умрёшь, — ничуть не изменив спокойного, ровного тона, вновь произнёс на чистейшем турианском его собеседник. — Ты голоден, держи.       Могучая рука нырнула куда-то за камень, и в сторону Артериуса вылетел мычащий соотечественник, связанный по рукам и ногам. Тело турианца не успевало коснуться земли, а генерал уже терзал несчастного, чувствуя, как живительная влага переходит от жертвы в его тело, заглушая терзающую внутренности боль и проясняя помутившийся рассудок, и как затягивается страшная рана на плече, как с невероятной скоростью заново отрастает рука. Наконец, когда от турианца осталась лишь сухая оболочка, Артериус впервые смог встать с четверенек и оглядеться. Вокруг в беспорядке лежали тела других турианцев: одни были иссушены и разорваны, другие — покрыты кровью, со странными, в большинстве своём потрескавшимися чёрными масками на лицах. Одна такая валялась в траве у ног Десоласа. Сначала она показалась ему каменной, но когда он взял причудливое изделие в руки, то понял — чёрный слегка дрожащий материал был нулевым элементом.       — Смотри не разбей. На то, чтобы набрать достаточное количество этого любопытного вещества, у меня ушло непозволительно много времени.       — Кто… что ты со мной сделал? — произнёс генерал и удивился, каким звонким и чистым стал его голос, словно вернулась пора молодости.       — Провёл эксперимент. Ты — удачный образец. И теперь ты поможешь мне во многом. Сперва расскажешь, что ты такое. А затем… затем мы попробуем найти мой дом. Раз уж среди звёзд нашлось место даже созданиям вроде тебя, как знать, может, и родина моих предков, на самом деле, затеряна где-то там.