orationis

***

       Кадильный дым окутал её тонкий, хрупкий силуэт. Локоны, червонное золото, игриво выглядывали из-под кружевной и невесомой вуали. Лукреция была прекрасна, она манила, заставляла желать себя даже в обители Господней. Чезаре горько усмехнулся. Хотеть свою сестру в храме во время молитвы было мерзким даже для него. Хотя, кому ведомо, устоял бы перед ней сам Спаситель, у чьего образа она стояла на коленях. Кардинал Борджиа сделал пару тихих шагов навстречу возлюбленной. Приблизившись, он уже смог различить её нежный голос, насладиться им. Плечи Лукреции дрогнули, она поняла, кто нарушил её покой. Внимательная, умная девочка. Она с раннего детства отличала поступь брата от любой другой. Тем не менее, сестрица молитву прерывать не спешила и ни на миг не шелохнулась в его сторону. Приятное тепло разлилось в груди, подобно тягучему мёду. Чезаре обожал, когда сестра сосредоточенно и методично отдавалась делу, в эти мгновения она была похоже на трогательное дитя, пытающееся быть взрослым. Как сейчас отдавалась молитве. Как минувшей ночью отдавалась ему в постели. Видит Бог, она старалась его ублажить. Он почти неслышно скользил к ней по церковным плитам, подолы алой сутаны шуршали в такт его шагов. Кардинал ощущал себя змеем из самых глубин Геены, готовым покуситься на нечто воистину чистое, непорочное. Но Лукреция Борджиа не была невинной. Чезаре сам лишил её этой славной добродетели. Юноша остановился прямо напротив неё и часто задышал, в который раз очарованный. Луч утреннего солнца ласкал её белую бархатную кожу, полные алые губы, изящные ключицы и узкие ладони, сложенные замочком у мирно вздымающейся груди. Глаза сестры были закрыты, только тонкие бровки, собравшиеся у переносицы, выдавали напряжение в её теле. - Ты похожа на ангела, любовь моя. Папская дочь не удостоила Чезаре ответом, но его взгляду было достаточно ухватиться за приподнявшиеся уголки красивых губ. Она никогда не могла устоять перед его комплиментами. Кардинал наконец расслышал, какой из многочисленных стишков шептала благочестивая в это утро Лукреция. Из её уст звучала молитва Святого Бернарда. Она просила лишь одного - умоляла Богоматерь вернуть Чезаре к ней живым. Он слушал молча, ловя каждый её вздох. Когда с губ Лукреции сорвалось последнее "аминь", и она подняла свой взор, брат пал на колени перед ней и сгрёб в крепкие, жаркие объятия. Пламя его чресел бесследно угасло, всем его существом завладело чувство иного толка. Так бывало всегда, когда он в высшей степени любил её. Нежно и трепетно, не дозволяя себе и шальной мысли о её теле, в эти мгновения Чезаре боготворил сестру. Он осыпал краткими, задыхающемися поцелуями её лоб, щёки, руки, шептал имя. - Моя душа, мой ангел, моя Лукреция! - Мой Чезаре... - Отвечала она, уткнувшись в его чёрные курчавые волосы. Он на мгновение отстранился, чтобы заглянуть в её чистые и светлые глаза. - Любимая, знаешь ли ты, что молитву Святого Бернарда читают жёны? - Да, дорогой брат. - Они просят вернуть им мужей, когда те уходят на войну. Лукреция взяла его лицо в свои тёплые ладони и медленно, тихо, отчеканивая каждое слово, произнесла: - Сегодня ты снимешь свою рясу, любимый. Ты желал, и тебе позволили. Франция на пороге, твой наряд сменится кирасой. Война войдёт в наш дом. Всё, о чём я прошу... Она рухнула на кардинала, кусая губы. Его сестра никогда не позволяла себе слёз, но он чувствовал, что рыдания вот-вот разорвут ей грудь, удушат. - Вернись домой, Чезаре. Вернись ко мне. Он поднял её голову, огладил большим пальцем крошечный подбородок. Этот жест значил больше сотни слов, он дарил ей умиротворение с самого детства. Брат оставил на бледном лбу девушки мягкий поцелуй и крепче сжал в объятиях. - Я вернусь к тебе, Лукреция. Я клянусь. Улыбка тронула её губы. - Прошлой ночью ты стал мне мужем, Чезаре. Надеюсь, Мария услышала мою молитву. Должно быть, на небесах оскорбились. Грызущаяся Тоскана склонила горделивые головы пред Чезаре Борджиа, но сестра так и не увидела его более. Он погиб в блеске своей славы. А что она? Дожила до старости своей и больше никогда. Никогда не молилась.