Расколотый камень

Уже час как стемнело. Наученный горьким опытом, Джордж Уорлегган прихватил с собой фонарь, отправляясь из Труро. Конечно, лучше было бы дождаться утра, но ему не терпелось поделиться новостями с Элизабет. Теперь у него есть должность судьи. Его голос стал еще более веским, подкрепленным не только его состоянием. Он приосанился в седле. У жены появится еще один повод гордиться им. Джордж представил удивленно-сонное, но все равно прекрасное лицо Элизабет, когда он разбудит ее поцелуем, расскажет, чего сегодня добился. Он подтолкнул пятками усталую лошадь, поежился — начало октября выдалось сухим, но промозглым. Ни одно окно в Тренвите не светилось. Неудивительно — ни сегодня, ни завтра его не ждали. Джордж оставил лошадь прямо на подъездной аллее. Конюха и потом разбудить можно, он спешил увидеть жену. Ковер на лестнице скрадывал шаги, но он все равно ступал осторожно, не желая потревожить чуткий сон новорожденного сына. Первенца. Наследника. Начищенная ручка двери провернулась совершенно бесшумно. Он успел приоткрыть дверь на какой-то дюйм и застыл, не веря своим глазам. Его Элизабет, его хрупкая утонченная жена, безмерно любимая, бесстыдно извивалась под мускулистым телом мужчины. Под телом Росса Полдарка. Удар был настолько сокрушительным, что Джордж не мог сдвинуться с места. И не мог заставить себя отвести взгляд от тонких белых рук, впивающихся ногтями в блестящую потом спину, от перекошенного в страсти рта, который то и дело накрывали губы проклятого Полдарка. Поцелуями назвать это было сложно, казалось, он хотел поглотить ее лицо. Крепкие бедра двигались резко, с первобытной грубостью, но это поведение животного явно нравилось Элизабет. Во всяком случае, Джордж никогда не слышал от жены таких мучительно-сладких стонов. Ему стало дурно. Стараясь дышать ровно, он прикрыл дверь и разжал наконец сведенные судорогой пальцы, убирая их с ручки. Грудь будто завалило камнями, сердце сокращалось через силу, голова почти ничего не соображала. Спускаться на первый этаж пришлось придерживаясь за перила, а на лошадь Джордж взобрался совсем не изящно, навалившись животом на седло. Измученное долгой дорогой животное нехотя послушалось поводьев. Хруст гравия под копытами никто не услышал: слуги мирно спали, а покои Элизабет окнами выходили на другую сторону. Элизабет?.. Это невозможно было осознать. Перед глазами навязчиво возникала увиденная омерзительная сцена и Джорджу приходилось встряхивать головой, отгоняя ее. Не разбирая дороги, думая, как бы оторваться от разрывающего грудь видения, он пустил лошадь в галоп и остановился только, когда ветка хлестнула его по лицу. Кровь из рассеченного лба мгновенно залила левый глаз. Прижимая платок к ране, он понял, что находится у границ своих земель. Как раз в том месте, где днем обычно несет караул Том Харри, разворачивая всех желающих сократить путь через Тренвит. Когда-то этот слишком ревностный слуга ранил Демельзу Полдарк… Уорлегган скомкал испачканный платок. Демельза. Он поедет к ней. Откроет глаза на истинную личность Росса. Эта женщина ухаживала за ним, вынужденным оставаться в Нампаре по состоянию здоровья. Еще тогда он понял что ублюдок Росс недостоин ее. Она должна знать. Джордж тяжело спрыгнул с лошади и подошел к грубо сколоченному заграждению, уперся ладонями. Хорошие же новости он привезет госпоже Полдарк в благодарность за заботу. Росс… и Элизабет. ЕГО Элизабет. Ненависть поднималась изнутри желчной волной, сдавливая горло. Глаза жгло и он зажмурился, оскалив зубы, пытаясь сдержать рвущиеся наружу нечеловеческие звуки, переходящие в недостойные джентльмена рыдания. Размахнувшись, Джордж с силой ударил по доске забора. Еще и еще раз, пока та не отлетела, обнажившись кривыми гвоздями. Вторую он снес каблуком сапога. Поднял оброненый цилиндр, брезгливо стряхнул прилипший лист. Широкая тропинка уже начала зарастать травой, но все еще была видна. Он не заблудится. К концу пути лошадь захромала. Спешившись, Джордж миновал ограду и, накинув поводья на какой-то выступ, подошел к единственному освещенному окну Нампары. Госпожа Полдарк сидела возле огня. Стекла в поместье были не очень хорошими, мутными и искажающими свет, но, кажется, она что-то шила. В такое время? Ведь уже полночь. Убедившись, что в комнате больше никого нет, он негромко постучал в дверь рукояткой хлыста. *** От неожиданности Демельза вздрогнула и едва не выронила иглу. Отложив штопку, подошла к двери. Кого могло принести в столь поздний час? — Госпожа Полдарк, — тихо донеслось снаружи. — Это Джордж Уорлегган… Я прошу прощения за поздний визит, но… Она не стала ждать конца фразы, резко открыла дверь. Даже в слабом свете, исходящем из комнаты, было заметно, что мужчина будто не в себе. Чего только стоил сбившийся шейный платок, изрядно помятый плащ и грязные по самые голенища сапоги. Половина лица была в подсохших потеках крови. Вряд ли Джордж Уорлегган счел бы допустимым появиться в таком виде на людях без веских на то причин. Значит, произошло что-то из ряда вон выходящее. У Демельзы возникло чувство дежавю. Она жестом пригласила его войти, заставив устроиться возле камина — он едва держался на ногах, — быстро спустилась в погреб за бутылкой крепкого вина. Необходимо было подкрепить его силы. Наполняя бокал, она то и дело бросала взгляды на своего визитера. Ссутулившись, тот вперился невидящим взглядом в огонь, положив рядом бархатный цилиндр и небольшой изящный хлыст. Завивка поддалась вечернему туману, волосы почти выпрямились и лежали в беспорядке, придавая ему растерянно-беззащитный вид. Демельза протянула бокал. — Что случилось, сэр? На вас напали? Медленно, очень медленно Джордж снял порванные в нескольких местах кожаные перчатки и взглянул на нее, принимая напиток. Белки его глаз краснели сплошной сосудистой сеткой, будто бы настёганные ветром. Но ведь сегодня ветра не было? Он выпил вино до дна, как простую воду, кадык размеренно ходил под гладкой кожей. Даже в самые худшие дни Демельза не видела Уорлеггана в таком неуравновешенном состоянии, растерявшего все свое высокомерие и самообладание. Вот он поднял на нее красные глаза и ее обожгло нехорошим предчувствием. — Госпожа Полдарк, где сейчас ваш муж? Демельза сцепила пальцы в замок, невольно отступив на шаг назад. — Он… Вечером он отправился в Труро. — Я только что оттуда и, уверяю вас, на дороге мы не пересекались. А видел я его совсем в другом месте, — Джордж хотел закричать «В спальне моей жены!». Бросить эти слова ей в лицо. Но горло снова свело горьким спазмом и он несколько раз трудно сглотнул. Молодая женщина отвела взгляд, достала из буфета еще один бокал. — Он с Элизабет, да? — Тихо спросила она. — Вы знали?! Демельза сделала большой глоток и почти упала на резную скамью напротив, прикрыв глаза. — Я… Знала об одном таком случае. Сразу после того, как Элизабет написала Россу о вашей помолвке. Я пыталась остановить его, но… он ничего не желал слушать. Уже после… Он пообещал, что этого больше не повториться, — откинувшись на спинку, застланную цветными покрывалами, она посмотрела ему прямо в глаза и закончила свой рассказ странной фразой: — Тот случай произошел за месяц до вашей свадьбы, сэр. Пытаясь сообразить, что она хотела этим сказать, Джордж смотрел, как госпожа Полдарк залпом допила вино и сразу же наполнила заново оба бокала. Месяц до свадьбы? В голове привычного к бухгалтерии Уорлеггана закрутились расчеты. Месяц? Первый визит Росса к Элизабет за месяц до свадьбы… Получается… Ему вдруг вспомнилось, как он вышел из покоев жены, неся на руках новорожденного Валентина. Маленького хрупкого мальчика. Недоношенного. Родившегося раньше на месяц. Как представляет его собравшимся. Как старуха Полдарк, ухмыляясь, шамкает: «Старые семейные имена подойдут лучше всего: Джошуа. Или Френсис… Или Росс...» Демельза смотрела как кровь отливает от без того бледного лица мужчины, чей несокрушимый идеал рушился, как куча неровных камней, шатко установленных друг на друга. Он дернул шейный платок, ослабляя узел, с трудом поднялся, пробормотал: — Я… Позвольте мне откланяться, госпожа Полдарк. Еще раз прошу извинить за поздний визит. Демельза вдруг вскочила, бесцеремонно ухватив его за локоть. Уорлегган посмотрел на женскую руку на своем рукаве, поднял взгляд. — Куда вы поедете, сэр? Сейчас глубокая ночь, до постоялого двора слишком далеко. Останьтесь. В дороге на вас действительно могут напасть: вы богаты и узнаваемы. — Не думаю, что это удобно, — его голос был хриплым, а слова отдавали холодом. — Оставьте ваше радушие гостеприимной хозяйки, я принес такие вести… Вы наверняка ненавидите меня за причиненную боль. — Эта новость для меня устарела. Свою боль я пережила и отстрадала. А вот для вас она слишком свежа. Сядьте. Я знаю каково испытать такое. Хуже нет остаться с этим наедине. Он не поверил тому, что она отстрадала. Глаза смотрели умоляюще и влажно блестели. Но с другой стороны, в чем-то она права. Как далеко он доберется на хромой лошади? Все же, не желая доставлять неприятности, Джордж привел последний аргумент: — А слуги? Не навредят вам потом злые языки? — Пруди спит в детской. Ночью не выходит. А Джуда она полгода назад выгнала. Теперь даже не пьет. Собственно поэтому я и могу угостить вас вином. Тем, что осталось, — Демельза постаралась улыбнуться. — Пейте. Я пока заведу в стойло вашу лошадь. Она развернулась и торопливо вышла, не сумев сдержать тихий всхлип у самой двери. Выдержке и самообладанию хозяйки этого дома мог позавидовать любой мужчина. Вернувшись, госпожа Полдарк засуетилась по кухне, собирая маленькие баночки. Подогрела чуть-чуть воды в миске и подошла со всем этим к безучастному Джорджу. — Позвольте, я займусь вашей раной. — Раной? — Переспросил он бесцветным голосом. Потом коснулся пальцами лба. — Ах, это. Пустяки. — У вас все лицо в крови, — Демельза смочила чистый платок в воде, отжала, аккуратно провела по щеке. Коснулась его лица второй рукой, поворачивая голову к свету. Оттерла засохшую кровь вокруг раны, обработала крепкой настойкой. Заметив, что мужчина поморщился, осторожно подула. — Теперь руки. Левая пострадала сильнее. В мякоти ладони сидела здоровенная заноза. Вытащив ее, Демельза серьезно произнесла: — Положу в дровяной сарай, зимой пригодится. Краем глаза успела заметить, как Уорлегган дернул уголком рта. Руки у него были красивые, пальцы ловкие, тонкие, чуть расширенные у суставов. И мужественные при этом, с женскими не перепутать. Гладкая кожа сейчас густо испещрена царапинами, костяшки сбиты. Демельза склонилась ниже, чувствуя на себе пристальный взгляд. Она сочувствовала ему всем сердцем, помня, что ощущала сама, впервые узнав о предательстве. Сначала ей хотелось умереть и она позволила себе слабость думать об этом всерьез. Потом появилось жгучее желание убить Росса. Затем — убить Элизабет и смотреть как муж страдает. Пережить это во второй раз оказалось легче. Почти не больно. Горько только. Жена Росса уговорила его остаться, обогрела женской заботой, даже пыталась шутить, чтобы немного отвлечь от невыносимых переживаний. Он оценил. И ни на секунду не забывал, что она страдает тоже. И что для нее это второй раз. Сквозь зыбкость и тьму, заполненную предательством, ложью и ненавистью, слепящей Уорлеггана, пробивался слабый огонек — Демельза Полдарк. Она склонилась к его рукам, открывая взгляду рыжие завитки у шеи. Волосы подобраны, видимо, чтобы не мешали заниматься рукоделием, пока он не побеспокоил ее своим вторжением. Признаться, такая прическа очень ей шла. Его тронуло, что она старалась не причинять лишней боли, обрабатывая содранную кожу. Как вообще Росс посмел причинить ей зло? И она еще находит в себе силы утешать врага мужа? Дождавшись, пока Демельза отложит тряпицу и заткнет пробкой пузырек, Джордж взял ее руку, коснулся обветренных пальцев губами. — Спасибо. Кажется, он смутил ее. — У вас такие холодные руки, мистер Уорлегган, придвиньтесь ближе к огню. Она села напротив, отпив вина, и снова взялась за шитье, а Джордж с удовольствием воспользовался советом, мимоходом опустошив бокал. Согреться действительно не помешает. Он не понимал, что мерзнет, пока ехал сюда, но теперь чувствовал озноб, будто холод выходил из него. В камине уютно потрескивало, старый дом сам по себе скрипел то лестницей, то чисто вымытыми половицами. Дышалось здесь как-то по-особенному легко. Вино начало приятно согревать внутренности, хотя вкуса так и не чувствовалось. Украдкой он наблюдал за Демельзой, размеренно работающей иглой. Ее спокойствие поражало. Вот она приподняла ткань, почти грациозно в своей простоте наклонилась и оборвала нитку зубами. Воткнув иглу в игольницу, встряхнула полотно, вытянув перед собой, зорко выискивая еще хоть одну прореху. По воротнику и размеру Джордж с удивлением опознал рубаху Росса. — Вы… — возмущенно выдохнул он, стараясь не повышать голос. Получилось почти змеиное шипение. — Вы чините его вещи… В то время как он… Джордж оборвал сам себя не в силах выговорить то, о чем оба и так знали. Демельза посмотрела на него с выражением, которое он не совсем смог понять. С сочувствием, кажется. Или как на ребенка, спрашивающего очевидные вещи. Свернув злополучную рубаху в неопрятный комок, поднялась, отряхивая юбку. — Что же вы предлагаете, сэр? — не глядя на своего гостя, Демельза разлила по бокалам оставшееся вино. — Уйти? Куда? Навстречу голоду? Мужчины с трудом сейчас находят работу в Корнуолле, а уж женщине без твердого мужского плеча, без защиты, никак не прожить. Да и сами вы, мистер Уорлегган, готовы на развод? Нет. Он не готов. И дело тут не в дороговизне и хлопотности разводов. А в самом судебном разбирательстве. Вытряхивать свое грязное белье перед всем Корнуоллом? Никогда. Джордж до боли закусил губу, уставившись в огонь. — Вы правы, госпожа Полдарк, — голос внезапно охрип, он боялся оглянуться на нее, снова встретиться взглядом. — Это было непростительно грубо с моей стороны. Демельза приблизилась, положила руку на поникшее плечо, без слов прощая его, без слов поддерживая. Он накрыл ее ладонь своей. Вино, кажется, делало свое дело. По крайней мере сейчас уже его пальцы были теплыми, а не ледяными. Она протянула ему бокал. После увиденного кошмара оно не в силах опьянить его до потери контроля, зато поможет расслабить нервы настолько, чтобы пережить эту ночь, не наделав глупостей. А вина в погребе еще много. Демельза снова устроилась напротив, вынув из корзинки спицы с недовязанным носком для Джереми. Отпивая вино, она иногда искоса поглядывала на своего гостя. Впалые щеки, несмотря на близость камина и алкоголь, ничуть не порозовели. Его обычно бесстрастное лицо с гордо выпяченным подбородком, сейчас открыто показывало все испытываемые чувства: уголки рта кривились, опускаясь книзу, и он с силой закусывал губы, призывая их к порядку; глаза то наливались злобой, то туманились печалью и полным отчаянием, прятались под светлыми ресницами в притворном спокойствии, а потом распахивались, полные решимостью, голова поднималась выше и все начиналось заново. Спать никому из них явно не хотелось, но Демельза все же спросила тихо: — Может быть, приготовить вам постель, сэр? — Что? О, нет, благодарю. На самом деле, я был бы не против выпить еще вина. Если вас не затруднит. Позже я пришлю самого лучшего из моего погреба, раз уж ваши слуги на него больше не покушаются... Постоянно крутящиеся мысли о предательстве Элизабет будто затянуло туманом. Конечно, это была временная, но такая необходимая, передышка. Время текло неспешно. Демельза вязала, они поговорили об урожае, о каких-то пустяках навроде погоды. Паузы между репликами были длинными, но молчать было так естественно и легко, что ни он, ни она не пытались намеренно заполнить их. Поднявшись, чтобы оживить огонь, Джордж понял, что ноги не совсем хорошо слушаются его. Странно, ведь голова была ясной, лишь слегка тяжелой. Дрова в корзине почти кончились, осталось всего несколько чурок. Скоро и они сгорят в большом камине этого неожиданно гостеприимного дома. А потом наступит рассвет и он поедет в деревню, на постоялый двор, может быть там удастся ненадолго забыться сном. А после? Он разлил остатки вина и покачивал бокалом, заставляя красную жидкость тягуче переливаться по стенкам и блестеть. — Как вы посмотрели Россу в глаза, когда он вернулся? Спицы остановились. Демельза отложила носок в корзину для рукоделия, подняла укатившийся клубок. Сматывая толстую шерстяную нитку, медленно произнесла: — Я ему врезала. — Врезали? — переспросил Джордж, будто вспоминая значение этого слова. — Как? — По-деревенски. Как отец учил. Она бросила клубок к носку и отпила вина. Джордж покрутил хрустальную ножку, расслабленно представляя себе эту сцену во всех красках. Это почти заставило его улыбнуться, если бы не услышал подрагивающий голос Демельзы: — Я собиралась уйти от него, мистер Уорлегган. Я уже уложила вещи... Хотела вернуться к отцу, — она говорила отрывистыми фразами, стараясь справиться с прерывающимся дыханием. Джордж застыл, не отрывая взгляда от ее профиля. — Джереми стоял одетый у выхода. Да только ради него Росс и уговорил меня остаться. Я всего лишь слабая женщина, сэр... И мое главное предназначение — заботиться о выживании своих детей... Я не смогла вывести Джереми за дверь. Это был бы конец. Лучше бы я осталась Демельзой Карн! Последние слова прозвучали отчаянно-обреченно, губы хозяйки дома задрожали, она вскочила со скамьи и отошла к столу, обхватив себя руками, стоя спиной к камину и к нему. Он почему-то не смог остаться на месте, его обычное равнодушие к женским слезам, видимо, испарилось от тепла и уюта этого дома. Шагнув к столу, Джордж развернул ее, осторожно отцепил одну руку, спрятал узкую кисть в свои ладони. Он не умел утешать, слов таких не знал. Мог только сжимать ее пальцы, нерешительно поглаживая. Демельза подняла голову, чуть улыбнулась сквозь еще стоящие в глазах слезы и вдруг свободной рукой отвела прядь волос с его лба возле рассеченной кожи. — Кажется, останется шрам. Мне жаль, сэр. Каждый день, глядя в зеркало, вы будете вспоминать плохое. У него в груди будто камень раскололся, освобождая что-то светлое, заполнившее его до краев. Джордж прижался губами к маленькой руке, которую она даже не подумала забрать из его ладоней. — Я буду вспоминать вас, глядя на этот шрам. Ее взгляд изменился и мужчина едва не утонул в его глубине. — Спасибо, Джордж, — тихо поблагодарила она, назвав по имени, как говорят только близким, очень близким людям и теперь смотрела в растерянные глаза, когда он пытался сообразить, не ослышался ли. Они стояли очень близко друг к другу, так, что запах мужского одеколона дурманил мысли. Джордж  вдруг прижал ее ладонь к своей щеке и склонил голову ниже. Волнуясь, Демельза провела по выступающей скуле, разглядывая осунувшееся лицо, пропустила между пальцев светлые пряди. Волосы у него оказались тонкими, мягкими, как у ребенка, и у женщины защемило в груди. Медленно сократив оставшееся расстояние, Джордж коснулся ее губ осторожным поцелуем. Помедлив,  Демельза прикрыла глаза и ответила: неожиданно робкие губы вызвали волну невыносимой нежности. Его рот был сладким от вина, горячим и неторопливым, а когда он оторвался от нее, оба дышали невпопад, соприкасаясь лбами. Демельзе казалось, что корсет душит ее, что он сжался до размера наперстка. Она пыталась сопротивляться тяжело пульсирующему желанию, но руки Джорджа, путешествующие по ее спине, стирали все намерения. Его пальцы нервно подрагивали, поднимались выше, пока не нащупали край корсета, коснулись открытой кожи спины и замерли. Мужчина выдохнул, хрипло произнес: — Скажи, что это не просто месть Россу, умоляю. И это говорит сам Джордж Уорлегган? Он боится, что ее ласка — всего лишь месть обиженной жены?! Демельзе стало больно за него. Она обхватила бледное лицо руками: — Это вообще не месть. В груди жгло от ощущения чужого страдания, неуверенности в себе, тоске по любви. И она едва не расплакалась, когда Джордж, услышав ответ, уткнулся носом ей в шею. И все мысли о том, что это он вернее всего мог затеять подобную месть исчезли. Чуть отстранившись, Демельза взяла его руку, переплела пальцы и потянула к лестнице.  Она не повела его в их с Россом спальню, наверху была еще одна комната — для гостей. В отсутствии таковых гостевую кровать задвигали в угол и хранили в помещении неиспользуемую мебель и вещи. Им не нужны были свечи, света заглядывающего в небольшое окошко  месяца вполне хватало. Джордж аккуратно помог распустить шнуровку, зарываясь лицом в волосы и вдыхая запахи диких трав, причудливо мешающиеся с ароматом домашней выпечки. Она проводила рукой по рукаву тонкой сорочки, белеющей в темноте, чувствуя под тканью жар мужского тела, и его дыхание на своей шее, сменяющееся невесомыми поцелуями. Совершенно не стесняясь собственной наготы, Демельза наощупь развязала тесемки, одним плавным движением сняла с него рубашку и прижалась к неровно вздымающейся груди. Провела ладонями по напряженному животу и выпуклости под бриджами. Он сильнее прижал ее к себе, чуть сжимая пальцы на узкой спине вместе с кожей, но она мягко выскользнула из его рук и легла на покрывало. Мгновенно освободившись от последних предметов одежды, Джордж снова заключил ее в свои объятья. Понимая, что это их первая и последняя ночь вместе, они наслаждались каждым касанием, каждым движением, поцелуем. Им не было холодно в плохо прогретой комнате. Наоборот, казалось, в воздухе разлито жаркое колдовство. Его нежность и чуткость сводили с ума, тогда как Джорджа покорила открытость и отзывчивость Демельзы. Они ни на секунду не забывали друг о друге, исцеляя, стирая все обиды, причиненные им другими, теми, кто обещал быть рядом и в горе и в радости. Мужские пальцы внимательно, неторопливо изучили все ее тело, сжимая, лаская и прислушиваясь, и только когда Демельза задрожала от нетерпения, Джордж позволил себе большее: вошел в нее, прерывисто выдохнув, и начал плавно двигаться. Гибкое женское тело легко подстроилось под ритм, руки то и дело притягивали его голову для поцелуя, пальцы зарывались в светлые волосы, гладили спину. Удивительно быстро она достигла пика, не сдержав стона удовольствия. Движения Джорджа стали неравномерны, дыхание сбилось и на мгновение он напряженно замер, а потом расслабился. Опустившись на локти, чтобы не давить всем весом, устроил голову на мягкой груди, вслушиваясь в биение сердца. Они грелись в объятьях друг друга до рассвета. *** Лошадь была оседлана и он вернулся в дом попрощаться, пока не взошло солнце. Демельза застыла у двери. Зная, что сейчас придется разойтись и вернуться к привычной жизни, они напоследок жадно вглядывались друг в друга. Потом Джордж бережно взял ее лицо в ладони, мягко поцеловал и вышел. А она осталась стоять у окна, провожая взглядом фигуру на лошади. Правильнее было забыть. Демельза села на скамью у потухшего камина, взяла рубаху Росса, повертела в руках, отложила. Взгляд упал на игольницу. Среди железных булавок торчала короткая деревянная палочка, темная от крови — заноза из руки Джорджа. Нет, она не забудет и не станет думать, что все это сон. Каждый раз, штопая одежду, воспоминания будут греть ее сердце. *** Росс и Демельза зашли в церковь одни из последних. Ей бы хотелось оставаться спокойной, но внутри все равно что-то мелко задрожало, когда мужчина в первом ряду оглянулся. Они не виделись с той ночи, хотя Демельза  знала, что каждое воскресенье чета Уорлегганов посещает службу. Сама она ходила в церковь обычно лишь на Рождество и не стала менять своих привычек. Несмотря на все старания думать о Боге, праздничную службу она практически не слышала и, когда та кончилась, хотела тут же покинуть церковные своды, но Росс удержал ее, усмехнувшись: — Пропустим этого напыщенного индюка, не будем портить ему Рождество. Не стерев с лица снисходительной улыбки, муж повернулся к знакомому справа, а Демельза замерла, стоя столбом возле прохода. Краем глаза она видела как Джордж предложил согнутую в локте руку Элизабет и двинулся к выходу. Когда Уорлегганы приблизились, Демельза отвернулась, надеясь, что лицо сохраняет невозмутимое выражение. Джордж прошел очень близко, окутав знакомым запахом одеколона и вдруг незаметно коснулся пальцами ее руки.  Он не замедлил шаг, даже не глянул в ее сторону, но это мимолетное поглаживание едва не остановило ей сердце. Снаружи Росс отошел поговорить с компанией местных арендаторов. Демельза поплотнее закуталась в шаль и двинулась в сторону могилы Френсиса. Там муж ее найдет — сил не было поддерживать милую беседу с его знакомыми. Она миновала Элизабет, смиренно слушающую священника, когда заметила на дорожке Джорджа. Тот ожидал жену, стоя как раз между ней и кладбищем. — Госпожа Демельза, — он склонил голову. — Сэр, — она присела в приветствии. — Я буду иметь удовольствие видеть вас на балу у Бассета? Рыжие локоны трепал ветер. — Сожалею, сейчас я не в том положении, чтобы до утра веселиться на балах. Уорлегган окинул взглядом стройную фигуру. Еще ничего не было видно, но лицо было бледнее обычного, наверное, ее мучили утренние недомогания. — В полку Полдарков ожидается пополнение? — немного раздраженно спросил он. — Отнюдь. Полк Полдарков останется в прежнем составе, — она слабо улыбнулась и прошла мимо. Ему потребовалась секунда, чтобы сообразить. В груди будто заворочались тяжелые каменные жернова, давно сломанные и покрытые пылью. Даже не сразу услышал, как Элизабет зовет его. Кажется, вселенская справедливость восторжествовала, только вот Джорджу радоваться теперь совсем не хотелось.