День, превратившийся в вечность

Вцепившись в тонкое запястье сильнейшей хваткой, темноволосый мужчина со всей дури разворачивает испуганную девушку к себе лицом, на котором просыпалось откровенное недовольство происходящим, а в темно-карих глазах виднелось блаженное желание сбежать отсюда, удирая во все ноги без оглядки. Будь проклят тот чертов день, когда они впервые пересеклись глубокими взглядами, отдавая волю возгорающимся чувствам заинтересованности в друг друге. Будь проклята та беспросветная ночь, когда нежные, осторожные и страстные касания рук сливались воедино, оставляя приятный аромат дурманящих духов на пылающей и нежной коже, горящей ненасытным огнём. Будь проклято то светлое солнечное утро, когда все лучи солнца перестали греть тело и душу, а слова о том, что ничего не было и все, что началось здесь, навсегда останется лишь здесь, резали как раскаленное лезвие без наркоза, разрывая душу на миллионы нервных клеток, оставляя слезы и страдания на произвол. На окраине той равнины, где стояла маленькая хижинка, словно бедняка, навсегда оборвалось счастье, мгновенно переросшее в озлобленную ненависть, съедающую все изнутри. Единственное, что настойчиво смогла вымолвить заплаканная девушка, перед тем как её глубокие темно-карие глаза бросили свой презрительный взгляд на гордо уходящего мужчину, это было громкий, зареванный, может и не весьма четкий, но утвердительный крик в его сторону : — Просто знай, что я не забуду! И тебе не дам забыть! Надежда умирает последней, как говорят. Но все же умирает. Медленно и болезненно. Но вы ведь не можем управлять этим, верно? Не можем долго цепляться за этот последний волосок надежды, ведь знаем, что он вот-вот оборвётся и все покатится вниз кубарём, в том числе и наши мечты, которые разобьются вдребезги. Не можем. Вот и Рейан не могла понять, почему и зачем вся эта беспощадность и мерзость с ней произошла. Не могла понять. Не могла простить. И отпустить. Она всего лишь маленькая, хрупкая, ни в чем не виновная девочка, которая верит в сказки и долгую счастливую любовь. Однажды, встретив его, такого обаятельного, такого, ммм, красивого и мужественного Мирана, сердце запело от радости и счастья. Она ему доверяла. Таяла в его руках и чувствовала ту долгожданную безопасность и защиту рядом с ним. Однако, как быстро это певчее чувство любви и гармонии родилось, так же стремительно и умерло в муках. То утро... Каждой нервной клеточкой тела она чувствовала эту дрожь и ненависть к нему, хотела бежать от него и хотела пропасть навсегда, лишь бы больше не трогать эту большую, мужественную, но предательскую руку и не смотреть в эти карие, но сладостно-лживые глаза. От любви до ненависти один шаг, а от ненависти до любви? Наверное, куда меньше. Верно, что чем сильнее любишь, тем громче ненавидишь предмет обожания. Увы, Рейан думала, что больше никогда не захочет дотронуться до этой руки, но управлять своим желанием и чувствами, которые сгорали до тла от каждого прикосновения и возрождались из пепла, она не могла. Но любила она также сильно, как ненавидела. Хоть и всеми своими силами девушка старалась это скрывать, что было весьма неопытно и заметно. Особенно ему. Мирану. — Отпусти меня! - гордо прикрикнула девушка, вырываясь из объятий черноволосого мужчины, талдыча что-то о том, что она не желает его. - не хочу я тебя! Отпусти! Миран! Отпусти меня, сказала! Сейчас я буду кричать, бра.. Азат придёт и заберёт меня! Остановившись на секунду, оба замерли, словно цементные статуи, прожигая друг друга такими взглядами, от которых буквально в миллиметрах от их лиц напряженных лиц летали искорки, прыгая из одной души в другую, связывая их тахикардично бьющиеся сердца одной крепкой нитью. А может, горящей потрепанной проволокой, которая лишь сильнее впивалась в это и без того израненное сердце, оставляя кровавые разводы. — Выйдешь, значит? За Азаза, этого пса, выйдешь? - тихонько выдохнул мужчина, продолжая изо всех сил сжимать запястье девушки, держа ее практически на развороте. Красные отметины останутся, тут и гадать не требуется. Его басистый голос все сильнее зверел, позволяя нотам злости, смешанной с ревностью, заполонившей его разум, прыгать в голосе время от времени и бить его в мощную грудь. — А что, мне у тебя нужно спрашивать, что делать? Кто ты такой, чтобы мной управлять? А? - кричит Рейан, окончательно забыв, что такое былая нежность, позволяя себе гордо вырываться из его рук, думая, что тот отступит и наконец оставит её в покое. Смешно. Четыре.. три.. два... сантиметра остаётся между этими злобными лицами, едва ли не убивавшими друг друга взглядами. - не хочу. Я тебя не хочу, отступи, забудь, уйди! Ещё секунда. Две. Три. — Если был хотел тебя отпустить и отступить, я бы не прыгнул за тобой в воду. Не пришёл бы сюда, не стоял бы здесь! Пойми уже, я люблю тебя! Не отступлю! Не уйду! Не забуду! Ты не даёшь мне забыть, держишь своё слово, Рейан! - еле договорив это все, едва не задохнувшись от недостатка кислорода, который итак давно был перекрыт ею, Миран не дал ей шанса на возмущение, злость и что-либо другое, чем она хотела отличиться. Между их возбужденными телами уже не летали разгоряченные искорки, нет. Пылал невыносимый и неистовый пожар, который вряд ли все службы помощи потушат. Как только сильно это было возможно, как только позволили это сделать силы, собравшиеся воедино, он жадно и собственно впился в ее пухленькие розовые губы, сильнее сжимая ее талию, будто боясь её отпустить. Боясь потерять навсегда. Не услышать больше тот звонкий смех, словно тридцатиградусное солнце посреди зимы. Не дотронуться до тех выбившихся прядей чёрных как смоль волос и не заправить их за ухо, смотря на ее лукавую улыбку. Казалось, это мгновение пролетит быстрее скорости света, но он хотел попытаться задержать его на подольше. Подольше почувствовать вкус ее долгожданных губ и прижаться к ней всем телом, чувствуя каждую клеточку ее стройного тела, забирая проходящие нервные импульсы воздушным путём к себе в сердце, пробивая его насквозь. Током. Лишь когда дыхания стало не хватать обоим, они оторвались друг от друга и едва ли открыли темно-карие глаза, не пытаясь найти в них ответы на вопросы. Они понимали, что все вопросы и ответы остались позади, в сладком вкусе дурманящих губ, которые стали такими родными. А проблески сероватой луны светили прямо на них, замедляя круговорот жизни.