В самое сердце

Он сразу ей приглянулся. Красивый, харизматичный, уверенный в себе. Он знал, чего хочет от жизни, в отличие от неё. От него исходил дурманящий, кружащий голову аромат. И имя у него чудное — Эпифанио. Такое мелодичное и ласкающее слух. Хотя он был не из простых людей, отнюдь. С ним было сложно. Никогда не знаешь, что взбредёт ему в голову, что у него на уме. Этот человек был как закрытая книга с замком, которую мог прочитать лишь тот, кто имел ключ к ней. Он не вызывал доверия и настораживал. Он предоставлял опасность. Оксана пугалась его, и это было совершенно обоснованно. И в то же время её к нему тянуло. Непредсказуемость обескураживала, но почему-то это даже нравилось. Порой, в особо сильные моменты отчаяния, ей даже хотелось прильнуть к его груди, заплакать и рассказать всё-всё-всё, а особенно, когда он пытался развеселить её, когда внимательно смотрел в глаза, смешил и улыбался сам. Недоверие стало сходить на нет, когда он показал себя с другой стороны, когда проявил свои лучшие качества — помог ребёнку найти мать. Оксана увидела его другим. Разглядела в нём то, чего не видела до тех пор: отзывчивость и готовность прийти на выручку. Ей это понравилось. Она была удивлена и почему-то вместе с этим удовлетворена, как будто ожидала от него этого и он оправдал её ожидания. И всё-таки он был подлецом, почти изнасиловавшим её. Оксане впервые рядом с ним по-настоящему стало страшно за себя. Она всё никак не понимала, в чём была причина такой резкой перемены, и чувствовала себя не в своей тарелке. Вероятнее всего, она ошиблась в нём. Вероятней всего, Эпифанио не был таким благородным. От этого на душе стало очень противно, как будто кто-то прошёлся по ней в грязной обуви и наследил. Впрочем, так он и сделал. Оксана сказала себе, что это просто была случайность, которая больше не повторится. Ей так хотелось дать ему второй шанс. С ним как на американских горках — то вверх, то вниз. Безусловно, Эпифанио считал её беременной идиоткой, но ей было плевать. Она безгранично любила своих детей, и никакие аргументы не могли заставить её избавиться от них. В ту же ночь она впервые прониклась благодарностью к нему — за то, что не уволил, сдержал своё слово. Её всепоглощающая материнская любовь победила. И стало даже легче, потому что Оксана знала уже точно, что беременность не послужит причиной потери работы. Эпифанио умел найти к ней подход. Он знал, за какие ниточки подёргать, чтобы она повернулась нужным к нему боком. Знал, как сделать так, чтобы сомнения перестали точить изнутри. Оксана старалась не обращать на это внимание. У неё была цель, она к ней шла. Ей нужно было думать о работе, ребёнке в животе, как стать на ноги, но никак не об этом странном мужчине. Странном, но чертовски привлекательным. Когда она попыталась уйти от него, в глубине души ожидала, что он её остановит. Она не хотела о нём думать, но Эпифанио снова и снова врывался в её мысли. Так сложно было понять его, но Оксана пыталась и прилагала к этому максимум усилий. Было немного не по себе, когда он так отреагировал на её попытки поздравить с Днём рождения. По правде говоря, её даже немного обидело это. В ней боролось два «я». Одно хотело плюнуть на него и уйти, а другое — пробраться внутрь и выпытать всё. И, выбрав второй вариант, она ворвалась к нему как вихрь. Ворвалась, несмотря на запреты, волнение, которое давало знать о себе тугим узлом внизу живота, тревогу. Потому что знала, что если не сделает это, то пожалеет. И не только она. Эпифанио нужна была поддержка, даже если он заверял её в обратном. И он мог кричать на неё и выгонять сколько угодно, Оксана его больше не боялась. Это был не тот жёсткий альфа-самец, по милости взявший её на работу, а несчастный человек. А она не могла обойти этих людей стороной. Рыба, плавающая возле акулы. Она была ею. «Ты мне никто». Это задевало. Оксана прекрасно понимала это, но молча сжала зубы и бросилась спасать Эпифанио, вытаскивать из пучины одиночества и страданий. Она была острой стрелой, пробившей его броню и попавшей в самое сердце на поражение. Она была первой девушкой, которую он целовал по любви. Поцелуй имел вкус виски и горчил. И все его улыбки — теперь уже искренние — предназначались ей. От этого становилось тепло в душе. Теперь там была не зияющая чёрная дыра, поглощающая всё тепло, а уютная цветочная поляна. Оксана могла с уверенностью сказать, что он — тот, кто ей нужен. И никто другой больше не смог бы стать для неё таким важным. Когда она вновь потеряла свой фургончик, Эпифанио единственный смог вернуть её к жизни. Так же, как однажды она его. Они лечили друг друга. Старые незаживающие раны покрылись корочкой и больше не тревожили. Эпифанио был её домом. А Оксана — его причиной, чтобы жить.