свинг в четыре руки

      Пятничный вечер начинается с упаковки Асахи по двести пятнадцать, честно добытой самим Дайчи на еженедельной распродаже, и холодной собы с курицей по фирменному рецепту Куроо. Шумовые спецэффекты обеспечивает Бокуто, фоновый фильм — Акааши. На экран никто давно не смотрит, Дайчи не вслушивается и в разговор, отбиваясь дежурными фразами, но, кажется, невпопад.       — Ну, ты даешь, бро! — Бокуто, судя по звукам, подскакивает вместе со стулом. — Никто не согласится.       — Ты уже согласился, — Куроо растягивает слоги, так же наверняка тянет губы в ту самую, взводящую, ухмылку. Дайчи вздрагивает, ощутив на себе его внимательный взгляд, но продолжает печатать на нетбуке: реферат сам себя не напишет, а крайний срок через два дня.       — Мы с Котаро, а вы с Дайчи, — Куроо слышится глуше, ощущается настойчивее. Чёрные вихры нависают над Акааши, у Акааши колено дёргается. — Поменяемся на одну ночь.       — На пару часов, — хрипло ухает Бокуто.       — Мало.       — Ты храпишь!       — А ты толкаешься…       Спор мгновенно скатывается в шуточную потасовку. Парни пихаются локтями и коленями, пока не падают на пол. Кто из них победил, не разобрать; Куроо, прижатый лопатками к выцветшим татами, выглядит не менее довольным, чем восседающий сверху Бокуто. Дайчи прикрывает веки, растирая затёкшую шею. Он бы предпочёл лежать сейчас на коленях Куроо, но при посторонних как-то неловко.       — Я не против, — подаёт голос Акааши.       Дайчи поднимает голову и медленно обводит взглядом всех троих, особенно долго всматриваясь в Куроо. Акааши сидит, уткнувшись в книгу, и лицо его чуть более хмуро, чем обычно; Бокуто неуклюже переминается на месте, то растягивая губы в широкой улыбке, то насторожено щурясь, будто не знает, радоваться ему или нет, а Куроо…       Куроо самодовольно скалится, повышая шансы лишиться пары зубов до восьмидесяти девяти процентов.       — Нет, — Дайчи правда против.       — Подумайте над этим, Дайчи-сан, — Акааши переворачивает страницы слишком быстро, чтобы прочесть текст. Дайчи примерно так же скроллит реферат семпая, доставшийся чудом и дорого.       Он против.       Он сказал об этом Куроо ещё две недели назад, когда тот впервые заговорил о свингерстве. И сейчас он вообще-то ошарашен новостью, что Акааши не против.       Не то чтобы он имел что-то против Акааши.       Акааши симпатичный.       Умный, ответственный, в сравнении с Бокуто тихий.       Скучный.       Дайчи согласен проводить время в одной компании с ним, но заниматься сексом? Даже целоваться — категоричное нет, и дело даже не в том, что Акааши встречается с Бокуто, а сам Дайчи состоит в крепких — у них ведь всё всерьёз? — отношениях с Куроо.       На Акааши просто не стоит и не стоит больше об этом думать.       Странное дело, как только ты решаешь не думать о ком-то, так непременно начинаешь думать. И смотреть. Дайчи пялится исподтишка, как Акааши читает книгу: как переворачивает страницу за страницей, как чуть покачивает ногой и едва заметно улыбается на интересных моментах, как подаётся к примостившемуся на подлокотнике Бокуто, когда тот бесцеремонно лезет целоваться. Дайчи жмурится, но и так видит, как Акааши поворачивает голову, как его губы соприкасаются с губами Бокуто, а пальцы ласково скользят по плечу, ныряя в рукав футболки.       Где-то на пятой помытой тарелке, он с негодованием осознает, насколько шикарно сидят на заднице Акааши узкие скинни. И оглаживает, мысленно конечно, контуры круглых ягодиц, когда Акааши нагибается над раковиной, прослеживает изгиб бедра и лодыжки, когда тот тянется на цыпочках к верхней полке, и совсем уже откровенно любуется на широкий разлёт скул и ломаные линии крепких ключиц, когда он поворачивается, закончив с уборкой посуды.       — Ты больше не против? — Куроо обнимает со спины. Его ладонь медленно продвигается по животу, задирая футболку.       Дайчи смотрит вниз: стояк топорщит ткань домашних спортивок. Он сдвигает нетбук, прикрываясь от оживившегося Бокуто.       — Ладно, — соглашается он, втайне гордясь, что согласился последним. — Но меняемся на всю ночь и секс только защищенный.       — Как скажешь, сладкий, — взгляд Куроо, как обычно, обещает все радости этого мира и совершенно бесплатно.       Дайчи верит, как в первый раз.       С Куроо каждый раз — как первый. Он умеет разжечь брошенным из-под чёлки взглядом, кривой линией оскаленного рта, парой двусмысленных слов, а потом любуется, как Дайчи перетряхивает от каждого невинного прикосновения.       Дождаться, пока за припозднившимися гостями закроется дверь, сегодня особенно тяжело. Они не успевают разложить футон, валятся в продавленное кресло, целуясь под аккомпанемент скрипящих пружин. Куроо сползает вниз, на колени, стаскивая трусы вместе со штанами. Дайчи разводит ноги шире, невольно подаваясь вперёд, под короткие дразнящие поцелуи, покрывающие внутреннюю поверхность бёдер. Он шарит руками, пока пальцы не вцепляются в жёсткие вихры. Куроо послушно поднимается к промежности, вбирая гудящие яйца мягкими губами.       — Я думал, с Акааши будешь ты, — Дайчи наконец понимает, что именно в озвученном раскладе его напрягает. Куроо всегда подчёркивает, что с Бокуто они друзья. Очень близкие, но друзья, и даже без привилегий, и ничего у них кроме детских шалостей никогда не было. А теперь?       — Вы же не трахаетесь за нашими с Акааши спинами?       Куроо останавливается и поднимает взгляд. Оттуда, между ног, он выглядит угрожающе. И немного смешно.       — Так почему не Акааши? — Дайчи прочищает горло, лишь бы не засмеяться.       — Смерти моей хочешь? Он же меня прибьёт ещё на подходе. Или задушит бёдрами.       О бёдрах Акааши они могли бы и не вспоминать. Дайчи нравятся как раз такие — худые, жилистые, с чётко очерченными сухожилиями. Он видел Акааши раздетым много раз, но только сейчас его бёдра обрели нездоровый флёр сексапильности.       — Хрррр, — сдавленный хрип прерывает фантазии.       — Извини, — Дайчи разжимает свои бёдра, Куроо показывается мокрый и красный, на сжатых губах блестит то ли смазка, то ли слюна. Он похож на попавшего в стирку кота: так же отфыркивается и недоуменно-обиженно щурит глаза. Смех пробивается наружу, как Дайчи не пытается скрыть его в натужном кашле. Спустя несколько секунд в живот прилетает подушка, потом лохматая макушка ржущего Куроо.       Впервые в жизни выходные наступают так быстро. Вот только что преподаватель распекал за реферат, а вот снова пятничный вечер. Синкансен несется в густую ночь, еще по-летнему тёплую, парни увлечённо обсуждают прошедший матч и предстоящую вечеринку по поводу дня рождения Бокуто, а Дайчи мутит. Он отворачивается к окну, отражение Куроо обеспокоенно хмурится.       — Хочешь, — Куроо удерживает перед входом в рёкан, — всё отменим?       Дайчи оглядывается: Бокуто нетерпеливо подпрыгивает на месте, Акааши смотрит с вызовом.       — Надеюсь, в онсене вы будете вести себя прилично? — он пропускает ответную улыбку Куроо мимо себя и заказывает двойную порцию саке к ужину.       Онсен, расхваленный всё тем же Бокуто, маленький и тесный, не развернуться и пятерым. Дайчи опускается в горячую воду с головой. Тепло растекается по телу, расслабляя, после долгой напряженной недели это очень к месту. Когда выныривает, оказывается лицом к полотенцу, придерживаемому между ног длинными пальцами со сбитыми костяшками. Дайчи медленно поднимает голову, рассматривая подтянутый живот, тонкую полоску тёмных волос, выпирающий остов грудины, и ломается где-то на упрямой линии нижней челюсти.       Акааши Кейджи хмыкает что-то нечленораздельное и практически падает в воду, поднимая ореол горячих брызг. Следом плюхается Бокуто, окатывая всех остальных. Дайчи загребает ладонями, попадая Куроо прямо в лицо. Тот смешно фыркает, отплёвываясь от мокрой чёлки, но стоит лишь на секунду выпустить его из поля зрения, тянет за ноги на себя. Пальцы смыкаются на лодыжках, не давая подняться, сверху наваливается тело верещащего Бокуто, где-то сбоку, в клубах пара, мелькает обтянутая полотенцем задница Акааши и слышится его смех.       Дайчи думает, всё не так уж и плохо.       Плохо становится в номере.       — Можете оставить свет.       Дайчи ударяет кулаком по выключателю. Он не готов видеть Акааши голым, трогать его, целовать, трахать… Потому что это всё ещё неправильно. И может понравиться. И стать значимым… Поток мыслей обрывается мягким шлепком по губам.       Тень за плечом тяжело вздыхает и оборачивается Акааши. Его ладонь всё ещё закрывает рот, Дайчи невольно прижимается губами. Мозоли от мяча, пара царапин, обрывок тейпа, привкус мыла и соли — Акааши весь в этой ладони наизнанку.       — Чёрт, Акааши! — Дайчи задирает подол юкаты, шарит жадно по пояснице, тем самым бёдрам, сжимает ягодицы. Акааши присасывается к шее. Они трогают друга друга торопливо и неловко ещё пару минут и одновременно отступают, размыкая объятия.       — Посмотрим, как они там? — Акааши смотрит в пол, лунный свет, протиснувшийся в щель, делит его лицо на две части и обе смущённо улыбаются.       — Давай, — Дайчи обтирает вспотевшие ладони. — А как?       Акааши достаёт из рюкзака несколько коробок. Металлический корпус, пара винтов, лопасти, куча разноцветных проводов складываются в маленький блестящий дрон.       — Твой? — скрыть удивление и восторг не получается, да Дайчи не особо и старается.       — Бокуто-сана, — качает головой Акааши. — Завтра подарю, — он засасывает нижнюю губу, под дрогнувшими ресницами сгущается влажная тьма, движения обретают непривычную ему резкость. Дайчи замечает не в первый раз, как при упоминании Бокуто с Акааши слетает налёт адекватности, но сегодня эта безуминка ощущается перчинкой — заводит. Дайчи запахивает потуже юкату и садится впритык. Он никогда бы не поверил, что Акааши настолько ладит с техникой, если бы не видел собственными глазами, как ловко он управляется с проводами и клеммами, подключает и настраивает камеру.       — Этот сюда.       Они касаются разъёма одновременно. Потряхивает будто ток пошёл через них. Да наверное и пошёл: лицо горит, соприкоснувшиеся пальцы плавятся. Дайчи одёргивает руку первым, Акааши медлит, добивая нечитаемым взглядом. Что там, у него на уме, непонятно, но член колом встаёт и внутри всё переворачивается. Если Бокуто чувствует подобное каждый день, то ему можно позавидовать.       Дрон с тихим треском поднимается в воздух, делает круг почёта по комнате, пока Дайчи возится со створками, и скрывается за поникшим кустом гортензии. Акааши уверенно держит курс и уже через несколько минут очертания веток сменяются видом соседнего номера. Парни возятся на скомканных футонах, спущенные до пояса юкаты путаются между ног.       — Хей, хорош ржать!       Акааши прибавляет звук на максимум.       — Да мне там щекотно.       — Тебе везде щекотно.       — Не везде!       Куроо с рыком наваливается сверху. Где именно он трогает, не видно, но Бокуто под ним заходится до икоты. Руки, ноги, пояса, рукава, всё мельтишит и сплетается. Через пару минут Бокуто оказывается сверху. Он победно подскакивает на животе Куроо, тот сипит сквозь смех. Изображение дрожит, разобрать в сумраке мелкие детали невозможно, и Дайчи скорее дорисовывает в уме, чем видит угол вывернутой шеи под чужими губами, взъерошенные перья волос между чужими пальцами, белое пятно обнажённого плеча под большой тяжёлой ладонью, тоже чужой, не его.       Короткий вздох заставляет обернуться. Дайчи вынимает пальцы из влажных кудрей Акааши. Наверное, он сжал их слишком сильно. Акааши неловко сгибается, удерживая пульт, но щеку от груди не отнимает.       — Ревнуете, — спрашивает он нарочито безразлично.       — Нет, — понимает Дайчи. У него ничего не отняли и даже кое-что дали. Пусть на время, на пробу, но, пожалуй, выигрыш стоит риска.       Губы Акааши оказываются совсем близко, проминаются под пальцами, податливо открываются. Они тянутся друг к другу одновременно, сталкиваясь сначала носами, потом подбородками, и валятся навзничь. На вкус Акааши похож на кофе. Такой забористый крепкий американо, с какого штырит потом ещё двое суток. «Куроо должно понравиться», — проносится на периферии сознания, Дайчи не успевает объясниться с самим собой, потому что способность думать теряется в ощущениях. Акааши водит сухими ладонями по пояснице и заднице, Дайчи трогает бессистемно, как в последний раз. И это почему-то совсем не так, как трогать Куроо, хотя они все люди, человеки, и, в принципе, не так уж сильно отличаются друг от друга.       Грубый треск в ближайших кустах кажется далёким, и они отрываются друг от друга, только когда противный писк переходит в аварийное аллегро.       — Дрон! — Акааши по-пластунски преодолевает расстояние до сёдзи.       «Упал», — догадывается Дайчи, подскакивая следом. Они успевают затолкать покорёженную игрушку в рюкзак и даже оправить одежду, прежде чем топот в коридоре становится стуком в дверь.       — Войдите! — Акааши кидает возбужденно-радостный взгляд, Дайчи в ответ проходится пальцами по сложенным на коленях кулакам.       — Вы даже не разделись! — Бокуто возмущённо выговаривает, сам пристально всматривается, и Дайчи кажется, что он очень рад такому раскладу.       — Мы уже оделись, — поддевает Акааши и смотрит так, что у Дайчи снова встаёт.       — Как у вас? — Дайчи ловит себя на мысли, что ищет предлог выставить этих двоих обратно.       Куроо показывает вскинутый кверху большой палец.       — Да Тецу смазку разлил! И презервативы кончились: три порвали, два лопнули, пока надували, так что давайте фильм посмотрим, — Бокуто заканчивает тираду, уже забравшись на футон рядом с Акааши. Он трётся взлохмаченной чёлкой и заглядывает с надеждой в его лицо. Акааши кивает, пряча улыбку за рукавом. Куроо плюхается на подушку вовсе без разрешения, укладывается головой на колени. В прищуре, тонкой улыбке, касании мозолистой ладони всё то же обещание всех радостей этого мира. Дайчи шлёпает его по вытянутым трубочкой губам и откидывается на стену. Когда Акааши втискивает свою холодную ступню между лодыжек, а вернувшийся с ноутбуком Бокуто приваливается с другой стороны, Дайчи понимает, что он не против.       Даже — за.