***
Микоцу шагнула навстречу Ваданохаре, сразу и стоя перед ней окровавленным зеркалом, и словно бы нависая сверху гроздью камней. Я знал, что сейчас она просверлит её взглядом, оттолкнёт от себя во тьму, направит прокатиться по дрожащей дороге — в путь, с которого ведьма должна вернуться уже иной. Знал — и ждал этого, с жаждой, с дрожащими плавниками, чувствуя, как могучий подводный огонь охватывает всё моё тело предвкушением. Смотрел на них неотрывно — и всё равно пропустил момент, когда одеяния Ваданохары вздрогнули, а взгляд на мгновение обратился углём. Мы оказались словно бы мгновенно вморожены в алую воду, остановлены на полудвижении, полувыдохе. В глазах Микоцу застыло выражение ужаса — алое, как прилившая от мозга кровь, и тяжёлое, как рука Ваданохары, прикосновения которой я желал ещё секунду назад. Кажется, этот ужас даже успел пробить воздух и приземлиться в мои собственные глаза, вырывая, выдавливая мысли, словно пресс, сжимающий мозг. Потом стремительно налетела волна темноты, сбила меня с ног, оставляя на месте, и утащила куда-то вдаль, бросив парализованное тело позади. Я ещё успел увидеть всех нас со стороны, прежде чем белое, красное и чёрное смешались в сплошной поток из уколов водяного пера и искр окровавленного неба. Тогда я ещё не знал, куда меня забирает эта тьма. Лишь чувствовал, как глубинное течение, окутывавшее и меня, и Микоцу, внезапно разорвалось, закружив каждого из нас в своей воронке. Прогремевший удар коснулся моих глаз, ослепляя вибрацией, и лишь хлестнувший куда-то по сердцу обрывок якорной цепи подсказал мне — принцессы больше нет. Её возвращение завершилось, так и не начавшись, завершилось броском в самую глубину — дальше дна Моря Смерти, туда, куда не сможет прокопать путь ничья рука. И лишь затем меня самого наконец швырнуло на чёрную воду — к подножию огромной башни, медленно осыпающейся сажей. К ногам человека, которого я узнал, ни разу не увидев, но увидел, не зная. — Ну, здравствуй… посол Красного Моря. Звёздный свет впивался в мою кожу искрами льда. А голос Мейкая, звучащий так, будто Волшебник говорил в затянутый плотной сеткой рупор, скручивал сознание в петли, заставляя меня хлопнуть воротами восприятия и проглотить проржавевший до костей ключ. Мейкай поднял меня за плечо, словно я был крохотным листом, по дурости прилетевшим на воду. — Тебе понравилось терять голову, не так ли? Молчи, — он развернул меня к себе лицом. — Ты солжёшь прежде, чем поймёшь это, так что молчи. Тебе понравилось играть с тем, что уже многим обрушило жизнь. Тебе понравилось погружаться в то, что лишало тебя буквально всего. Теперь же… Он смотрел на меня, словно бы украв с моего собственного лица гримасу злобного удовольствия. — Теперь, когда ты затащил в эту пропасть ещё и меня, я наконец-то могу навести свои порядки. С этими словами Мейкай выхватил из воздуха длинный жезл — чёрный, с бегущей вокруг него спиралью оборванной артерии и гниющим полумесяцем сверху, — и приставил этот полумесяц к моему горлу. — Уходи, — коротко приказал он. И мрак скрутился коротким смерчем, в мгновение ока забросив меня в сплошное ничто.***
Красное Море осталось непробуждённым. Вода и небо сменили цвет, и даже луна обрела кровавые черты, — но граница осталась стоять, и многие обитатели Синего Моря могли просто продолжать жить. Но, разумеется, не эти двое. «Мы должны очистить Море от этой скверны. Я должна. Сейчас… кажется… мне уже нечего бояться. Просто надо найти способ… средство… путь… найти, как я смогу это сделать». Ваданохара без устали пересекала водные пространства, раз за разом, из конца в конец, от поверхности и до самого дна Старого Моря, выискивая любые ключи, любые шансы отменить произошедшее. Фамильяры порой попросту не успевали за ней — и очень, очень редко когда могли хоть чем-то помочь. Самекичи же и вовсе проводил целые дни, уходя куда-то вглубь себя. До тех пор, пока он не понял, что на самом деле произошло при той встрече. — У нас есть шанс. Он произнёс эти слова почти спокойно — необычно спокойно для этого прежде довольно импульсивного существа. Ваданохара смотрела на него с явным непониманием. — О чём ты?.. — Всё дело в моём брате. Я очень хорошо чувствую его, Ваданохара… чувствую и, можно сказать, всегда чувствовал. Я знал, сколько в нём ненависти, зависти, желания обратить всё по-своему. Но сейчас… — Сал… жив? — Ваданохара замерла на полушаге. Самекичи кивнул. — Что-то выкинуло его из Моря. Я не знаю, что это было, возможно, какое-то наследие Волшебника, но он сейчас находится в своём маленьком пространстве, и я чувствую, что он… потерян, пожалуй, так. Потерян, растерян и совершенно не понимает, что он и кто он. Ваданохара слушала эти слова с дрожью — незаметной для кого угодно, но не для Самекичи. Фамильяр шагнул вперёд, крепко обнял ведьму, укутывая её в своих руках, и тихо добавил: — Он был злодеем, да, но сейчас он сам — жертва. С полминуты они стояли так — Ваданохара вздрагивала, уткнувшись лицом в грудь акулы, а Самекичи терпеливо ждал, пока она сможет уложить у себя в голове всё услышанное. Затем ведьма подняла взгляд и немного нерешительно спросила: — Ты говоришь, у нас есть шанс, если… если он сам всё исправит, да? Самекичи вновь кивнул. И прежде, чем Ваданохара успела выразить хоть малейшее сомнение, добавил: — А ещё у меня есть шанс спасти своего брата, который не один год был марионеткой Красного Моря. Я ведь помню, каким он был, Ваданохара. И если сейчас он сможет начать с чистого листа, без этих искушений… Несколько секунд Ваданохара молчала, не в силах разобраться в собственных мыслях. Воспоминания — милые эпизоды из детства, тяжёлые события более близкого прошлого, суматоха последних дней, недавний сокрушительный удар; попытки осознания — неизвестная сила, которая напугала её саму и буквально смела Сала и Микоцу, слова Самекичи, его неожиданное, но почему-то очень понятное желание… И вдобавок — её собственная, ещё более неожиданная, надежда на то, что Самекичи снова окажется прав. — Что мы можем сделать? — тихо спросила она.