Апрельское настроение.

— … максимальный срок не более семи лет. — довольно мурчит Франциск, наслаждающийся близостью любимого человека, теплым апрельским солнышком и золотыми лучами, струящимися сквозь небрежно занавешенные бордовые тяжелые шторы. Он сидел так близко к Артуру, что еще немного и уселся бы тому на колени. — Бюджет? — сквозь зубы протараторил зеленоглазый блондин, терпеливо выдерживая нарушение всех мыслимых и немыслимы границ личного пространства. — Мы даже застраховали строительный проект на случай непредвиденных несчастных случаев. — продолжил приводить аргументы Бонфуа, словно бы не услышав вопроса, он мягко провел тонкими бледными пальцами по ершистым волосам напарника, а затем опустился двумя ладонями ему на плечи: трогать Керкланда, реагирующего на каждое прикосновение то слабым подергиванием губ, то участившимся дыханием, то мимолетными тревожным взглядами из-под ресниц, невероятно увлекательно. — И все-таки, каков бюджет? — повторил англичанин, отчаянно краснея, когда Франция самозабвенно вылизывал его ушную раковину, пробуя кожу на вкус. — О, mon cœur*, ты так прекрасен. — горячий шепот вызвал сотни мурашек, а затем Артур почувствовал, как его мочку болезненно укусили. — Я, кстати упоминал, что лично работал над дизайном здания? — О, да!.. — отрывисто пропыхтел Англия, все же умудрившийся сверкнуть язвительной ухмылкой, несмотря на невероятное смущение, которое испытывал в цепком кольце бессовестных рук Франциска. — Аж, целых три раза, но про то, во сколько денег мне выльется спонсорство твоей «безумно гениальной идеи» ты так и не упомянул! — Ох, Арти… — Бонфуа изумленно подумал о том, что шея его любовника пахнет парным молоком, и, это настолько приятно, уютно, что хочется водить носом по ней часами напролет, и, во имя всех святых, никто не посмеет остановить Францию воплотить сие желание в жизнь. Сжать пальцами напряженные руки, вдыхать всем нутром аромат маленького англичанина, который, вопреки далеко идущим планам оппонента, пресек тактильный контакт одним коротким, но выверенным ударом локтя под дых. Франциск почувствовал болезненное разочарование, словно его опустили в холодную лужу. — Putain! ** Больно же, вообще-то! Что тебя снова не устроило? Выражение лица англичанина было непроницаемым. — Я чертову вечность пытаюсь узнать у тебя стоимость постройки филармонии, смоделированной твоими хваленными французкожопыми архитекторами! — злобно продекламировал Керкланд, сверля своего горе-делового-партнера недобрым взглядом. — И все?! — искренне возмутился Бонфуа. — Необходимые расходы прописаны в таблице на первых страницах договора! Я зря тащил его к тебе, что ли? — красивые кисти рук, идеально подходящие для игры на рояле или, возможно на скрипке, раздраженно поднимают целую кипу бумаг с кофейного стеклянного столика и со звонким хлопком бросают ее на острые колени заметно поубавившего обороты британца. Англия внимательно всмотрелся в договор, чтобы убедиться в правдивости слов француза. — Но…но… — в полной растерянности произнес Керкланд. — Я спрашивал, а ты так упрямо увиливал от ответа, что… — Мне казалось мы поняли друг друга еще в начале, а потом я стал так очарован тобой, Angleterre***, понимаешь: середина весны, тихая комната и ты рядом. Такая безумная сладостная романтика, а ты испортил все настроение, из-за каких-то глупых циферок! — То есть, весь бред, который ты мне шептал, подбивая на сотрудничество, был способ выразить твои распоясавшиеся гормоны? Кого ты пытаешься обмануть? Я тут полистал документы и не нашел ни одной лицензии на претендентов, которых ты мне выдвинул. Настроение Франциска тут же сменилось, он снова приблизился к оппоненту, чувственно перехватил его запястье, и растянул губы в светлой ангельской улыбке. — Я люблю тебя, а ты любишь меня, разве не это самое главное? Зачем тратить время на глупые формальности? — и снова тот же елейный голос, что отуманивал разум Керкланда несколько минут назад. — Ясно! — то ли победоносно, то ли обижено, восклицает Англия и тычет указательным пальцем свободной руки в тонкий острый нос Бонфуа. — Так и знал, это было очевидно! Опять на деньги меня пытаешься развести! — наверное, Артур все же испытывает боль от того, что человек, к которому он не равнодушен, так легко использует близость и слова о любви ради достижения личной выгоды. — Эх… — вздыхает Франция, совершенно не выглядящий расстроенным. — Что поделать, ты перестал мне давать деньги, когда я просто так прошу. Видишь теперь, на какие ухищрения приходится идти? Сегодня же, в гневе думает Керкланд, доведенный до белого колена безжалостным расчетливым лицемерием супруга, подаю на развод. — И раз уж ты уже раскрыл мой хитрый план, можно я продолжу трогать тебя, mon mignon****? Я снова поймал апрельское настроение… Хотя, пронеслось в голове у матерящегося Артура, возможно, он отложит свое решение до следующего раза. По крайней мере, он уверен, что этот извращенец пристает к нему не из-за материальных благ.