***
…в матушкином палисаднике всегда было много цветов. И от неё самой часто пахло цветами, и свежим хлебом, и молоком, и душистыми травами. — А это что? — спрашивал маленький Лоренцино, указывая на ароматные листики с пушистой сиреневой свечкой цветка. И перебегал к следующему привлёкшему его внимание растению. — А это? А это? И мать терпеливо, с улыбкой объясняла: это мята, она освежает и успокаивает; а это лаванда, она помогает при головной боли; а вот эту душистую травку можно заваривать, когда болит вот здесь — тут мать принималась щекотать Лоренцо живот, и мальчик, визжа, уворачивался, а после валился на траву и хохотал, дрыгая ногами, хотя мать уже даже и не трогала его, а просто стояла и наблюдала, сдерживая улыбку да оправляя фартук. Иногда на этот шум приходил рано вернувшийся из кузницы отец, и тогда к тихому мелодичному смеху матери и звонкому визгу самого Лоренцо присоединялся его густой басовитый хохот. Когда Лоренцо подрос, мать-травница принялась учить его не только названиям растений, но и тому, как именно их использовать: приготовлять лечебные отвары и простенькие мази, отличать те, что для людей полезны, от прочих… Но это продлилось недолго: вместе с бродячими торговцами в их деревню пришла чума. И против неё травы были бессильны. Так ещё ребёнком осиротевший Лоренцо оказался в монастыре. Да там и остался: сначала уходить ему было некуда, а потом — незачем. Когда чувствуешь, что находишься на своём месте — разве захочешь искать чего-то другого?..***
— Брат Лоренцо? — так и не дождавшись ответа, переспрашивает его подопечный, и монах вздрагивает, словно пробудившись ото сна: — Прошу прощения, Паоло, я задумался. А в воздухе по-прежнему пахнет цветами, хлебом и душистыми травами; и на сердце так легко и светло, как бывает после молитвы. Так, будто бы мать улыбается, а может, даже смеется переливчато, глядя на него с небес, а отец вторит ей своим густым басовитым смешком. Лоренцо кротко улыбается, глядя ввысь. Да будет так.