Ночь в обнимку.

      Яркий свет прожигал глаза, которые только-только привыкли к ночной темноте. Холодная вода уже перестала сильно помогать бороться с царством Сновидений, хоть как-то не давать себе уснуть, вновь укутываясь в пелену кошмаров и собственных страхов, надуманных сознанием. Вновь и вновь видеть это, просыпаясь каждый раз в панике, порой даже в слезах, где-то в 3 часа ночи, вновь не высыпаясь, уже в который раз. Хотелось поскорее забыть это и хоть раз нормально поспать, хотя бы пару часиков, без всех этих ужасных образов в своих снах. Собственное сознание проектировало всё новые и новые дикие сюжеты, грустные воспоминания из детства. Да, Комаэда уже свыкся и со своим прошлым, и не переставал смотреть на мир позитивно, но каждую ночь это где-то теряется, покидает и оставляет его вновь одного, как беспомощного зайца в стайке волков, и все те ужасы вновь становятся актуальны для него, и также сильно влияют на него.       Просыпаться в холодном поту, заходить в ванную комнату, умываться холодной водой, надеясь, что и на этот раз она поможет Нагито не спать ещё немного. Порой, конечно, он мог после этого немного посидеть на краю кровати и после уснуть на пару часов без всяких посторонних сновидений и кошмаров, просто взять и поспать, чтобы организм не умер из-за нехватки сна или переутомления. Всё равно это не давало ему покоя. Но, как считал сам Комаэда, он слишком жалок, чтобы показывать свою тревогу другим абсолютным на острове, как-то высказывать своё тревожное состояние, выказывать про мучения ночью из-за кошмаров, а тем более своему возлюбленному — Хаджимэ Хинате.       Как бы он не радовался, что смог раскрыть ему свои чувства и не получить при этом отказ, заставлять его лучик надежды гнить в этой тьме отчаяния, единственного, кто принял такого мусора, волноваться за самочувствие того. Но Нагито и забыл, что огромные мешки под глазами, сонливый взгляд и вялое состояние тела кричали, что вовсе нет, что ему плохо, что он страдает, что ему нужна помощь. Но добродушная улыбка, смешок, и фраза «Можешь не волноваться, со мной правда всё хорошо.» останавливали Хинату предпринимать что-то ещё, откладывая это на завтра. Но в какой-то такой момент, когда влюблённая пара загулялась до часу ночи по белому пляжу, темноволосому вовсе надоело слышать эту наглую ложь.       — Нагито-кун, ты ведь понимаешь, что я прекрасно знаю, что у тебя не всё хорошо? Я не могу смотреть на то, как ты врёшь мне, — на этом моменте он запнулся, — нам, всем ребятам тут, про своё состояние.       Комаэда молчал, отведя взгляд куда-то в сторону. Хаджимэ лишь устало выдохнул, беря его руку в свою ладонь, осознавая, какие холодные у Нагито руки. Тёплые губы легонько коснулись руки парня, опаляя её горячим дыханием Хинаты, что заставило первого вернуть взор на возлюбленного. Зрачки удачливого сузились, нога своевольно сделала шаг назад, а к щекам прилила кровь, окрашивая их в бледно-красный цвет, который, совместно с бледной кожей, становился розовым. Брюнет поднял взгляд, такой трепетный и полный заботы, смотря в серую бездну глаз Комаэды. От этого сердце тихо ёкнуло и появился удушающий глотку стыд за то, что белокурый подло врал всё это время.       — Прошу, — Хината говорил тихо, но так, чтобы быть уверенным в том, что парень его слышит, — Не скрывай такое от меня, ладно? Моё сердце разрывается, смотря на то, как ты врёшь и тихо страдаешь. Позволь мне помочь тебе хоть как-то.

***

      Глаза удачливого внезапно распахнулись. Перед взором опять комната, окутанная ночной темнотой. Только вот нет того былого угнетающего чувства холода, кой присутствовал всегда, когда Нагито оставался наедине с самим собой. Да, Комаэда согласился, позволил парню хотя бы почувствовать, что в силе помочь прогнать все те ужасы, что нежно шепчут на ухо обо всём ужасном, заставляющие почувствовать приторно-сладостное отчаяние. Да, Нагито опять просыпается в поздние часы, но тёплая рука Хинаты, что объяла живот, притягивая удачливую тушу к себе, спокойно обнимала того. Это давало почувствовать желанную надежду, что и заставила удачливого полюбить Хаджимэ.       Отчаяние не так уж трудно победить, неправда ли?