В поле травы

Когда Эовин была маленькой, она не понимала, что иногда ей снятся очень необычные сны — не такие, как остальным людям. В этих сновидениях она как птица летала над прекрасными морями, лесами или горами. Чаще всего Эовин видела ночь или рассвет, в редких случаях дневной сон дарил ей восхитительную картину полуденного солнца, которое заливало своими лучами снежные вершины гор. На тех, кто бродил по земле в ее снах, птичка-Эовин не обращала никакого внимания, потому что облака были намного интересней. Однажды малышка Эовин бегала по дому, размахивая руками как крыльями. Взлететь не получалось, но было очень весело. Мама тогда рассмеялась и спросила, что за чудесная бабочка залетела в комнату. Эовин в ответ рассказала о своих снах. Радость исчезла с маминого лица, она посадила дочку перед собой и принялась объяснять. Тихо и серьезно. Эовин навсегда запомнила ее слова, что очень редко рождаются люди, которым снятся сны прошлого, будущего или настоящего. Теперь Эовин должна была рассказывать маме каждый такой сон, чтобы они смогли понять, какие именно сны к ней приходят. Для Эовин это была забавная игра: секрет, который она разделила с мамой, стал ей особенно дорог. Вскоре ей приснился сон о всадниках, которые въехали в смутно знакомый двор. Утром Эовин рассказала маме, что видела во сне их двор, который она знала до последнего камушка. И тут оказалось, что ночью к папе Эовин приехали гости с севера, а это значило, что она видит сны настоящего — то, что действительно происходит в этот момент где-нибудь в мире. — Послушай, — мама улыбалась, но в ее голосе слышались самые серьезные нотки: — Нам очень повезло. Сны прошлого путают разум тех, кто их видит. Сны будущего разрывают душу на части, потому что ничего изменить нельзя. Сны настоящего по сравнению с ними — это благо! Дай мне слово, что никому не скажешь про свою способность. Эовин так хотела похвастаться брату своими снами, что на глаза навернулись слезы. — Почему? — Ты подрастешь, и я объясню. Просто поверь, так будет лучше. Пожалуйста! Мама тоже стала грустной, и Эовин поспешила сказать: — Обещаю. Еще мама попросила Эовин не пугаться, если увидит страшное существо, ведь это все лишь видение и вреда оно причинить не сможет. Мама всегда была права, но в этот раз она ошиблась. Спустя всего два месяца Эовин заснула днем на чудесной вышивке с бабочками, которую ей в подарок сделала мама. Сон настоящего пришел мгновенно — злой, невыносимый и страшный. Птичка-Эовин смотрела, как от лап орков погибает ее папа, но не могла выдавить из себя ни звука. Крови было так много, что красный цвет ей еще долго снился в кошмарах. Когда Эовин проснулась, то, не поверив до конца в свой сон, побежала с криком к маме. И так получилось, что самый несгибаемый человек в жизни маленькой Эовин — ее защита, любимая мама — заболела от горя еще раньше, чем прискакал вестник о смерти мужа. Эовин еще долго не могла себе это простить, ведь вскоре мама умерла. На похороны приехал ее брат, король Теоден. Он забрал Эомера и Эовин к себе и стал им вторым отцом. Теперь у Эовин было два брата — Эомер и Теодред, который, несмотря на то, что был значительно старше — ему было целых двадцать четыре года, — возился с ними все время. У Теодреда тоже было свое давнее горе. Хотя нет, это горе у него было общим с отцом. Дело в том, что его мать, у которой было прекрасное имя Эльфхильд, умерла при родах. Теоден так ни на ком больше и не женился, а Теодред не знал материнской любви. Эовин сочувствовала ему, это помогало ей справляться со своей болью. Эовин могла держаться на коне, большего от нее не ждали, но теперь за их обучение с Эомером взялся Теодред. И к пятнадцати годам Эовин уже умела сражаться на мечах, держать копье, стрелять из лука и рассчитывать припасы, необходимые всадникам для похода. Но настоящей ее любовью были кони! Женщины Эорлингов во всем всегда были равны мужчинам, а иногда и превосходили их. Так говорила гордая Эовин, когда выигрывала скачку у братьев. Ни увлеченный Эомер, ни смеющийся Теодред не могли опередить ее, когда она летела с конем по степи. Ветер, запах трав, свобода... Все напоминало лучшие сны настоящего, которые она видела. Про худшие, которые омрачали это счастливое время, Эовин старалась не думать, из них она узнала, что ночь бывает страшной: враги слишком часто появляются под прикрытием темноты. И убивают. Карты были непохожи на мир с птичьего полета, но облик рек был Эовин знаком. Когда день не задавался, она всегда шла рассматривать старые карты в толстых книгах. С годами пришлось оставить в прошлом мальчишеские забавы, как выражался Теоден. Он хотел увидеть в ней помощницу, хозяйку королевского замка. Эовин с радостью пошла на это. Что значит степная свобода перед довольной улыбкой человека, который заменил им отца? Годы нанизывались на нитку жизни, один за другим — двадцать один, двадцать два... Со временем Эовин стало все труднее соглашаться с мнением мамы, что сны настоящего лучше остальных. Нет, ей не хотелось видеть сны будущего — сойти с ума от бессилия она сможет и наяву. Больше всего Эовин мечтала о снах прошлого, чтобы увидеть лица мамы и папы. Вместо этого ей приходилось наблюдать с птичьего полета за ужасным настоящим, которое щерилось из тьмы гнилыми клыками. Раз за разом она смотрела на людские горе, боль и потери, а удачных снов приходило все меньше. Теоден, еще недостаточно старый, чтобы его разум растворился в пустоте времени, изменился и стал вести себя очень странно. Этому немало помог его советник Грима Змеиный Язык, которого многие звали Гнилоустом. Большинство — за глаза, но Эомер называл его так в лицо. Чтобы не создавать брату проблем, Эовин не стала рассказывать о взглядах Гримы, после которых ей хотелось оттереть свою кожу мыльным настоем. Такие у него грязные были глаза, и она не сомневалась, что и мысли тоже. Когда Эовин шла по пустому коридору, Грима заступил ей путь. В его речах не было ничего нового, он повторял одно и то же: красивая, холодная, хочется согреть. Эовин безумно хотелось заткнуть уши, но нельзя было показывать слабость. Она собиралась обогнуть Гриму, но от его следующих слов застыла. — Ты видишь сны. — Что? Грима явно был доволен, что на него обратили внимание. Он продолжил: — Я знаю, что ты не простая женщина. — Конечно, я — племянница короля Теодена. — Ты видишь не простые сны. «Откуда он знает?» Эовин тяжело было вдохнуть побольше воздуха и сложно было решить, что ей делать дальше. Грима проговорил: — Я жажду к тебе прикоснуться. Стань же ласкова ко мне! Взамен я научу тебя управлять снами. Представь, сколько пользы ты сможешь принести Эорлингам, если сможешь определить, что увидишь ночью. Яд сочился изо рта Гримы. Иногда Эовин казалось, что этот яд пропитал весь Эдорас. Она молча обошла Гриму и постаралась не вздрогнуть, когда услышала глумливое: — Птичка! У Эовин не было времени, что поразмыслить об этом разговоре. Точнее, она приложила все свои душевные силы, чтобы отвлечься. А позже случилось несчастье... Теодред погиб на Бродах Изена в бою с орками Сарумана. Другие воины говорили, что враги действовали так, словно у них один приказ — уничтожить Теодреда любой ценой. Известие об этом подкосило Теодена, а Грима обрел над ним безраздельную власть. Изгнание Эомера за то, что он выполнил свой долг, только подтвердило безумие Теодена, но, как ни уговаривал ее единственный отныне брат, она не смогла оставить Эдорас. Грима, болезнь или ночные чудовища — она не отдаст им своего отца. Под утро ей приснился сон настоящего о странниках, которые стремились к ним. Лошади под ними были знакомыми. Видно, ими поделился Эомер, значит, он хотел, чтобы странники быстрее добрались сюда. Один из них заставил птичье сердце забиться сильнее. Строгое лицо, пронзительные серые глаза, черные с проседью волосы, хотя старым он не выглядел. Немного уставший, но устремленный вперед как стрела. Надежда, которая вспыхнула в проснувшейся Эовин, была такой острой, что причиняла боль. Неужели все еще может обратиться в лучшую сторону? Хоть сложно это было представить, но так и случилось. Гэндальф привел в чувство Теодена, чей прежний взгляд привел Эовин в восторг. Затем изгнали Гриму. Жаль, что не убили, последние дни этого мира были бы чище без этой падали. Последующие события слились в стремительный водоворот. Эовин была занята одновременно десятком дел, но находила время, что взглянуть на Арагорна, который держал совет с Теоденом и остальными военачальниками. От этих взглядов внутри все переворачивалось. Эовин впервые чувствовала, что, несмотря на тяжесть положения, теперь ей хотелось петь, и в голове билась всего одна мысль. Как узнать, смотрит ли Арагорн ей вслед? Только в Хорнбурге, крепости в глубине Хельмовой Пади, над пещерами Агларонда, Эовин наконец-то смогла остановить свои глупые мысли и перестала об этом думать. Сейчас не время, чтобы думать о себе. Все, кто мог держать оружие в руках, отправились на стены крепости, но Эовин не разрешил сражаться Теоден, с чьим решением не поспоришь. Он ведь полностью восстановился от страшного морока, наведенного Саруманом, и снова стал несгибаемым. Эовин осталась с женщинами, детьми и тяжелоранеными. У нее сжималось сердце, когда она думала о том, что на стене — между ней и тьмой — стоял Арагорн. Сон сморил Эовин под утро, легкой дымкой опустился на ее веки. Она спала и бодрствовала одновременно: слышала взволнованные голоса женщин и детский плач, но видела при этом сон настоящего. Как первые лучи солнца озарили Хельмову падь, Эомер и его всадники разметали орков. Птица-Эовин видела решительные лица всадников Рохана и волшебный огонь от посоха Гэндальфа. Хотя бы сегодня победа была на стороне людей! Но прежде чем Эовин окончательно проснулась, сон настоящего изменился: она перенеслась к Андуину, чуть ниже Осгилиата. С востока струились темные облака — как пятна сажи. Порывом бешеного ветра Эовин отбросило в сторону Южного Итилиэна, а потом к восточным горам, и она с ужасом увидела, как навстречу ей летит черное чудовище. Первый раз в жизни Эовин приснился сон настоящего, по которому, как ей сказалось, можно было предсказать грядущие события. Судя по всему, впереди не было ничего хорошего, поэтому она не удивилась, когда Арагорн покинул Эорлингов и ушел на Тропу Мертвецов. Вместе с ним отправились неразлучные Леголас и Гимли. Эовин не удивилась, но расстроилась, к тому же она чувствовала, что надежда, которая возникла при виде Арагорна, умирает в мучениях. Теоден назначил Эовин хранительницей Эдораса, чтобы она правила Роханом, пока войско отправится на помощь Гондору. И наследницей престола, если немыслимое случится и весь людской мир спасется. Теоден был настоящим правителем. Даже безнадежность не могла заставить его не думать о своем народе. Эовин восхищалась им, но чувствовала, что так не сможет. Она желала одного — погибнуть рядом с отцом и братом, а еще чувствовала жгучую вину. Внешне Эовин согласилась с приказом Теодена, но... Эовин смогла выдать себя за мужчину, которого звали Дернхольм, это оказалось предельно просто. В войске Теодена были всадники из самых далеких уголков страны, и каждому находилось место. Теоден решил не брать на войну Мериадока, своего хоббита-оруженосца. Что ж, Эовин нечего было терять, а так как она была легче остальных всадников, ее лошадь справлялась с дополнительным грузом. Эовин не знала точно, почему взялась помогать хоббиту. Может быть, потому, что понимала его чувства как никто другой. Бесконечный путь до равнины Гондора, несмотря на трудности, радовал Эовин, как и остальных Эорлингов, потому что сомнений больше не было. Они шли на помощь, как обещали, хотя и знали, что этот бой будет для них последним. Честь — единственное, что у них осталось. И Эорлинги умрут за нее, за Теодена, за прекрасное будущее, которое никогда не наступит. С холма Эовин увидела, что тьма подступила к Гондору и затопила Пеленнорские поля. Как волна из края в край...