***
Когда Дэн слез на асфальт у хрестоматийно-ужастикового мотеля, он еще раз внимательно оглядел «Вулкан». Тот гордо блестел хромом, кожей и всем своим видом показывал, что он не из этого века. Полная противоположность алой, пластиковой, агрессивной, капризной Сузе. Дэн похлопал мотоцикл по седлу. Сам он предпочитал четырехколесный транспорт, с кондиционером и подогревом руля, ну, или пешком на своих двоих. — В этот раз мне даже не пришлось пристегиваться на цепочку для ключей, непривычно, Шун. — Привет, Драго, — ответил Шун и стянул с головы шлем. Из кармана Шуна вылез зеленый шарик, в котором Драго опознал Инграма. Бакуганы поздоровались и довольно быстро скрылись в неизвестном направлении, пообещав быть к ужину. — Кажется, мы их смущаем, — сказал Дэн. — Думаю они не хотят смущать нас, — ответил Шун. — Пойдем, снимем номер? Тут мало людей, я наводил справки. Мотель в стороне от основного шоссе. Дэн смотрел на него, и в груди шевелилась теплая нежность. Спасибо тебе, что знаешь, куда и когда нужно, спасибо, что тебе не надо говорить про второй шлем, как и не надо просить оставить мотоцикл на охраняемой стоянке, когда едем на машине; и я тебе, тебя. Тоже. Дэн подошел к Шуну и наконец поцеловал. Во имя всех миров, как он скучал по нему, по этим губам, по рукам, которые сейчас сжимали его плечи, по тому, как Казами чуть отстраняется, выдыхает ему в губы и снова целует, мягко, спокойно, с тем бесстрашным доверием, которое так сводило с ума. Он плохо помнил, как отсчитывал деньги женщине в холле — не такой молодой, как Линда, и, конечно, вряд ли играющей в бакуган. Как шутил о том, что они теперь на пенсии, хоть игроки взрослее год от года, а они все равно динозавры, потому что играют дольше всех, как поднимался и смотрел на мягкую улыбку Казами и его чуть дрогнувшие на ручке двери пальцы. И этот единственный знак максимального волнения и нетерпения сорвал последние тормоза. Едва дверь захлопнулась за ними, как Дэн чуть не проломил Шуном стену, прижимая его и ища губы. Тот коротко выдохнул и помог, поцеловал сам, руки мягко обвились вокруг шеи. Он всегда такой — даже когда они занимались сексом жестко, почти грубо, Шун оставался этой тихой заводью, окружающей, дурманящей, такой мягкой и спокойной и такой опасной при этом. Дэн отчаянно шарил руками по телу, искал застежки, а Шун тем временем успел тихо и незаметно раздеть Дэна и теперь ласкал его, прижимался бедрами и сводил с ума трением ткани о чувствительную обнаженную кожу. Кузо сорвал кожаную куртку, под которой скрывалась зеленая майка — Казами тоже не смог полностью отказаться от своего цвета — и приник губами к белой коже. Их первый поцелуй случился в Ганделии после боя с Маг Мэлом. Тогда, в тесной наблюдательной комнате, где они ждали вестей от Маручо, Дэн попытался, внимательно изучая взглядом свои ботинки, сказать что-то о том, насколько невыносимо было не чувствовать его рядом, и как больно было уходить, и каково ощущать внутри себя сейчас радость, которая не только его. Шун только подошел — ближе, еще ближе, так, что Дэн почувствовал уголком рта его дыхание и решился поверить, что он не выдумывает это, что между ними правда что-то есть, и проследил эту нить до самого конца на губах того, кого звал лучшим другом. Дэн опрокинул раздетого Шуна на кровать и полез в рюкзак, походя подумав, что Драго, наверное, здорово досталось напоминанием о том, куда ни едут. Возможно, даже и по голове, а тюбик хоть и маленький, но тяжелый. Надо убирать в другой карман. Шун откинулся на спину, увлек Дэна за собой, обхватил ногами бедра. Как на мотоцикле, только наоборот, теперь ты за меня держишься, ох Шун, черт… Их первый раз — наскоро в Бакуган Интерспейс в краткую передышку между боями. Они были не уверены, что выйдут живыми и вообще выйдут, они стремились хотя бы вывести других. В разгромленном здании, в брошенной будке комментатора, Шун стонал и коротко выдыхал сквозь стиснутые зубы и сжимал пальцами край стола, но шептал «нет» на каждое предложение Дэна остановиться, и вот так же обвивал его ногами, Казами, черт возьми, Казами, мы выберемся, обязательно выберемся. Теперь, годы спустя, Дэн знал, что у Шуна чувствительный живот и Казами возбуждается всего от нескольких касаний ладонью пресса (потом можно спуститься и ниже, благо, недалеко); знал, что он спит на спине, и глаза мгновенно распахиваются от подозрительно шороха; знал его вкус и запах, который они оставляли на простынях в тысяче мест четырех миров. Шун не хотел знать, были ли у Дэна случайные любовники и любовницы в его бесконечной езде по мирам; он никогда не спрашивал об этом, потому что — так может быть только между ними, а все остальное не важно; и сейчас он ловил бедрами ритм, передаваемый Дэном, усвоенный от «Вулкана», плавный и длинный, мягко обнимал его за спину, сдерживая почти звериный напор, принимал его, как тогда, в первый раз, как на причале при прощании, как в последний раз перед этим, на полу веранды на пледе, глядя на ветки над головой. Дэн кончил с коротким рыком и пятью движениями ладони да двумя мягкими поцелуями в ямку у основания шеи (еще одна найденная чувственная область) закончил и для Шуна. Чувствуя теплую липкость, он обтер их полотенцем и упал рядом. У них еще будет вечер, и ночь, и утро до завтрака, они еще не раз займутся сексом в любых вариантах и комбинациях, без стеснения, без малейшего «нельзя», возможно, заплатят утром за сломанную кровать и сорванный душ, если обстановка здесь не слишком качественная. Но сейчас Кузо только сжал в ладони руку Шуна и почувствовал ответ. Когда-то это касание заменяло им все, но и сейчас ничто не могло заменить его.***
Шун стоял у окна, раздетый, а закатное солнце и тень от жалюзи расчерчивали тело. Он чуть склонил голову, и глаза как раз попадали в темную полоску, а губы — в свет, и оттого казались даже еще более бесстыдными, чем полчаса назад, когда смыкались вокруг члена. — …ну я и забил на этот водопад пока, завтра улечу в Австралию, а там и встреча с Вестралом через неделю, — рассказывал Дэн с кровати. Шун уже знал все это, да и в принципе их разговоры не менялись от расстояния между. За редким исключением они каждый вечер включали видеосвязь и ужинали вместе, рассказывая события дня и мысли недели, иногда потом смотрели вместе кино, редко играли в игры, чаще гуляли по окрестностям очередной дэновской локации или по новому месту Шуна. Интернет не мог передать лишь жажду прикосновений и вкус чужих поцелуев, и все это они наверстывали при встрече, не прекращая, впрочем, обычных своих занятий. Как сейчас, например, когда Дэн одновременно болтал, жевал пиццу и курил (к гадкой привычке пристрастился как раз в Америке, потом бросил, но, оказываясь здесь, снова начинал), потом дотянулся до пульта и включил телевизор. — О, Шун, смотри-ка, местный стадион и бойцы. А тут много народу, крупный город. Интересно, среди них есть хоть один достойный соперник? — Только не для тебя, мастер Дэн, — улыбнулся Шун. — Да ладно тебе скромничать, Каза-а-ами-сенсей. Тут, наверное, даже твоему младшему классу нечего делать. — Они же не бойцы Бакуган. Конечно, им нечего здесь делать. — Это потому, что ты угнетатель и не даешь им их. Бакуган, в бой! — Дэн запустил в Шуна скомканной салфеткой. — Бакуган, на поле! В бой, Хаос Салфетка. Салфетка стукнулась о живот Шуна и упала на пол. — А Хаос, — спросил, наконец, Шун, — потому, что белая? — Ну да. О, смотри-ка, а ее я знаю! На экране появилась команда-тройка, и одного из игроков Дэн действительно знал. На поле Линда высоко убрала свои светлые с цветными концами волосы, но дружелюбная улыбка, синие ногти и маленький упрямый подбородок оставались теми же. Она даже платье не сменила, только, разумеется, сняла форменный передник. — Одна из лучших команд города, тройка «Солнечный ветер реки», поприветствуйте! Шун посмотрел на экран. — Официантка в том кафе, — сказал он. — Да как ты успел отследить, ты был там всего минуту! Ну да, да, это она. И черт возьми, Шун, она же должна быть совсем ребенком! — Выглядит вполне взрослой девушкой. — Именно! Но посмотри на год рождения, это же на шесть лет меньше, чем нам. А мы, вроде, и сами того… еще не совсем взрослые. Шун хмыкнул, и Дэн отчетливо прочитал в этом «кто как, говори за себя». Он и сам понимал, что, наверное, в двадцать три года пора остепениться и не летать по всем мирам как угорелый, хватаясь за любой драйв — испытания новой арены, гандэлианская экспедиция в зону вечной темноты, о которой с такой неприязнью говорил Рен, познакомить переговорщиков Вестала и Земли, прыгнуть бейс с водопада Анхель и еще тысяча аналогичных несвязных безумств. При это с единственным любимым человеком он виделся либо виртуально, либо урывками в те редкие моменты, когда их координаты сходились. С друзьями, которых накопилось внушительное количество — и того реже, если считать для каждого, конечно. Вот Шун взрослый — у него своя школа, и он не только сидит в кабинете, но и ведет физическую и психологическую подготовку, и по нифианской дипломатии успевает, но тоже нередко в разъездах, и не только на Земле. Что же такое тогда — быть взрослым, если он вроде как должен это ощутить, но так и не чувствует?.. — Сыграем вечером, Дэн? — родной, мягкий, любимый голос вывел из забытья. — Да, — на этот вопрос всегда мог быть только один ответ. — Если только наши бакуганы изволят вернуться. — Подождем их, — улыбнулся Шун и выступил из полосатого света. Кузо потянул его на кровать, подхватил под ноги и усадил сверху. Шун чуть сжал его бедрами — как мотоцикл, подумал Дэн, но скорее как Сузу, чем как «Вулкан» — и переплел их пальцы у головы Дэна. Он подождут, без сомнения. На экране молодая девушка в синем платье поспешила на помощь друзьям — бойцам Хаоса и Вентуса — яркой лазурной вспышкой.