Темница.

Я не заплачу — твердила себе каждый божий день, примеряя на себя маску абсолютного безразличия. Я не упаду — повторяла себе, вновь вставая на тонкую верёвку своих возможностей. Мне не больно — уверяла я, в который раз падая в своих же глазах, опускаясь всё ниже. Я не проиграю — сказала сегодня себе и что же? Какой смысл в пустой вере, когда действительность всем своим естеством даёт понять, где моё место. Снова. Однако, даже если я окажусь перед сотней тупиков со всех сторон, связанная по рукам и ногам, не имея ни малейшего шанса сделать хоть что-то, я всё так же буду твердить, что не сдамся, буду кричать, что не проиграю. Никогда. Пусть даже сгниёт во мне всё моё, что двигает вперёд — я не сдамся, буду бороться всем своим существованием. Клянусь остатками своей души и вырванным сердцем. Просто, потому что такая Я. Такой родилась — такой и закончу свой век. Просто и тривиально, без тайных смыслов, так, как есть — по-настоящему. Думать — всегда хорошо, знаете-ли, очень помогает разобраться в себе. Особенно, когда ты наедине с, уже ставшей чем-то родным и привычным, пустотой. Особенно, когда ты в темнице, сотканной из прочнейшего материала — самовнушения. Ты внушаешь себе, что ты проиграл, когда бой ещё не закончен; Внушаешь себе, что темницы этой и вовсе нет, когда она окружает тебя со всех сторон; Внушаешь себе, что она есть и ты выберешься, при этом продолжая внушать себе мысли, подпитывая свой плен. Эта темница — нечто странное, хотя и сделана из абсолютно понятных истин: ты в любом случае внушаешь себе что-то. Сам факт того, что ты знаешь, где находишься — уже самовнушение, начинаешь внушать себе то, что ты ничего себе не внушаешь. Так оно и работает, ты знаешь, что тебя держит и думаешь об этом, а думать об этом — это и есть извечное проклятие людского сознания. И этой темницы, конечно же. И сидеть мне тут, и думать до скончания веков. Однако, не проходит и часа, как издали доносится стук каблуков, не сулящий ни о чём, кроме как издевательски-прекрасном лике, что явится с минуты на минуту, заставляя сердце, пусть и не в родной груди, биться и болеть где-то там, в её плене. Сладком, манящем, заставляющим подчиниться без слов плене. Стук всё приближается и вот он уже раздаётся так близко, что я слышу биение своего сердца… В её руке. — Оно такое громкое… — Демоница остановилась перед клеткой и окинула меня изучающим взглядом, выражающим неприкрытый интерес. Облизнувшись, подносит сердце к губам, снова с лёгкой улыбкой кидает короткий взгляд на меня, и целует алый неугомонный орган, от чего я мгновенно падаю на колени, не в силах стоять на, ставших ватными, ногах. Меня пронзают тысячи иголок, ощущение такое, будто по моему телу блуждают мотыльки. Теперь я понимаю выражение «бабочки в животе». Я в изумлении смотрю на девушку напротив, она всё так же держит моё сердце у губ, а затем отстраняется и начинает что-то нашёптывать. Слова эхом проносятся в моей голове, я почти теряю рассудок. Какое-то заклинание на латыни… В мгновение ока всё меняется, теперь я сижу на полу, оперевшись о стенку, а передо мной стоит во всей своей красе она — сама Раайна. — Ты знаешь, почему обручальное кольцо носят на безымянном пальце? — Демоница рассмеялась. Наклонившись, она провела рукой по моей скуле, спускаясь на горячую шею, слегка задевая кожу длинными ноготками, с наслаждением смотря на оставленные светлые полоски на тонкой коже. Рука аккуратно коснулась плеча, слегка сжимая. В глазах молнией пронеслись отблески садизма, её слабость, её кайф, её… Сила. — Потому что оно связано с сердцем. — Коротко произнесла девушка, стараясь показать всё своё безразличие, весь холод… Но мне ли не знать, мне ли не увидеть её пламя? — Аргх… — Резко, болезненно, убивая всю мою волю, она вставила сердце обратно мне в грудь и теперь я в сто раз сильнее чувствую жгучий поцелуй, метку, оставленную на нём. Странные ощущения… Мотыльки превратились в змей и теперь сковывают мою душу, лишая возможности сбежать от своей участи. — Скажи. — В глазах мутнеет, как после алкоголя, а в ушах стоит гул, но даже так я всё ещё слышу её голос. Каждую букву. Каждый её вздох.- Скажи это, ну же. — Всё ещё просит демоница. Нашёптывает одни и те же слова, пытаясь добиться своего. — Ра… А… — Я почти не чувствую губ, они высыхают. Голос, до этого казавшийся бархатным, сейчас превратился в хрипоту умирающей старухи. — Мирия, скажи моё имя сейчас же! — Она старалась сохранять холодное и спокойное лицо, но глядя на то, как жизненные силы покидают меня, её взгляд наполнился тревогой. Рогатая положила руку себе на грудь, понимая, что и её сердце тоже начало страдать вместе с моим. — Говори же! — Раайна… — Только имя слетело с моих сухих губ, как тут же их накрыли чужие, закрепляя наш, почти обоюдный, контракт. Предписанный ещё до моего рождения союз. — Отныне ты моя. — В глазах демоницы больше нет былого холода, теперь только власть, полная и безграничная власть надо мной. — До скончания веков моя. Я кивнула в ответ и она облегчённо вздохнула, после чего вновь положила руку себе на грудь, головой прижимаясь к моей, дабы самой услышать синхронное биение наших сердец, что с этого момента биться будут только в паре. Я вдруг почувствовала тепло и спокойствие рядом с Раайной и поняла, что уже не хочу бороться за свою свободу. Мне будет хорошо в таком плену. — Нам. — Прошептала демоница, что всё это время слушала мои мысли. — Да. — Я умиротворённо улыбнулась и обвила её шею руками, ближе прижимая к себе.