Когда цветет сакура

Здесь было красиво. Это был не привычный глазу северный колорит Парадиза, это было что-то другое более яркое, более живое, очень необычное. Странным здесь казалось все: одежда, люди — все сплошь невысокие и с узкими глазами, как у Микасы, вот чудо! — архитектура, письменность, еда, традиции. Да что уж там! Даже местность, природа, была какой-то чудной! Вот раздолье-то командору — надо ведь все исследовать, понять, получить какое-никакое объяснение. Поэтому домой они не торопились. Армин был этому рад. Микаса вот не выглядела ни веселой, ни радостной. Почти уже год она была такой, как теперь. Армин привык и знал, что было тому причиной. Они неторопливо прогуливались по парку, окружавшему дворец. Дворец это, конечно, громко сказано, но здесь почему-то это большое красивое здание называли именно так, хотя с дворцами Митрасса ему было не сравниться. Был вечер, весна. Стояла на удивление теплая погода, и влажный, тяжелый воздух, нагревшийся за день на солнце, казался сотканным из бусинок теплой воды. За несколько месяцев пребывания здесь Армину так и не удалось привыкнуть ко всему этому: к аккуратным, будто выверенным по линеечке садам, чрезмерно вежливым, всегда улыбчивым людям, и мокро-душному воздуху. Армин сочувствовал Микасе, которой придется мириться с этим всю оставшуюся жизнь. — Разве тебе не надо собирать вещи? — негромко спросила Микаса. Она почти все время теперь молчала, поэтому голос у нее был немного охрипший. Она не хотела никуда идти, но Армин вытащил ее прогуляться, потому что ну сколько можно киснуть в помещении! Пока он еще не уехал, пока на улице стоит такая замечательная погода — а он выяснил у Момо, одной разговорчивой служанки, с которой ему удалось подружиться, что еще немного и начнется долгий сезон дождей — просто преступление сидеть в здании. Армин подергал себя за рукав пиджака, делая вид, что поправляет его. — Да было бы чего собирать, — пробормотал он. Действительно, он был не то чтобы зажиточным человеком, а его гражданский гардероб и все личные пожитки умещались в один маленький чемодан. Микаса издала неопределенный звук, нечто среднее между хмыканьем и фырканьем, отвернулась и снова замолчала. Она становилась все более тихой, мрачной и задумчивой с каждым днем. Наверное, это все из-за их отъезда. — Командор Ханджи говорит, что капитан думает остаться здесь. — Непонятно зачем сказал Армин. Микаса как-то встрепенулась, и на ее бледном исхудавшем за последнее время лице отразилась смесь каких-то неясных чувств. — Зачем ему это? — Кто знает? — пожал Армин плечами. — Возможно, он просто не хочет возвращаться туда, где случилось так много? — он не сказал плохого или хорошего, потому что, кажется, все хорошее, что когда-либо случалось на Парадизе, было окрашено багровым заревом жестокости и злобы. В жизни Леви уж точно. — Наверное, — согласно кивнула Микаса и снова погрузилась в свои мысли. Армину показалось, что лицо ее чуть-чуть просветлело, но, должно быть, это только игра воображения, ведь он так не хотел, чтобы она была несчастна. Они прошли мимо груды замшелых валунов, сваленных под голыми ветвями раскидистого дерева, и оказались возле беседки. Сейчас здесь никого не было, что не могло не радовать. Армину хотелось побыть с Микасой вместе, без извечных посторонних. Мучило странное чувство, незнакомое прежде: будто заканчивается эпоха. Когда была проломлена стена Мария, были страх и непонимание, когда погибали близкие, мучила беспомощность и душили слезы, когда Эрен начал свою самовольную деятельность, молоточками стучали разочарование и обида. Теперь же комом в горле встало что-то совсем другое. Микаса и Армин всегда были частью одного целого вместе с Эреном, но когда Эрен погиб, они стали чем-то еще. Ближе, чем кто-либо еще. Теперь же они должны остаться в разных местах планеты, и вполне может так случиться, что больше они никогда не увидятся. — Может быть, так ему будет лучше, — высказал Армин мысль, говоря о Леви, но думая о другом. Ведь Микаса уж точно не пожелала бы приехать сюда, если бы ей не было так отвратно находится дома. И как бы он сам хотел остаться с ней здесь и не потому что ему так уж нравились местная культура, люди или техническое развитие. Микаса ничего не сказала и присела на перила беседки, глядя в сторону маленького искусственного пруда, над которым бело-розовым цветом цвела целая небольшая рощица каких-то деревьев. Кажется, особый местный сорт вишни. Вот уж чем, а ботаникой Армин никогда не интересовался. Девушка, тем временем, перекинула обе ноги через перила, полностью отвернувшись в сторону сада. Н-да, до леди ей как до Парадиза пешком. Армин сунул руки в карманы своего старенького пиджака и, встав за спиной у Микасы и нахохлившись, словно воробей, стал вспоминать. В последнее время это стало его любимым занятием, ведь в ворохе своих воспоминаний можно случайно наткнуться на осколки чужих жизней — в день смерти Эрена их в нем стало на одну больше — и тогда уж скучно не было. За годы владения силой Колоссального Армин успел свыкнуться с тихим и плохо осязаемым присутствием Бертольда где-то на краю своего сознания, совсем не замечая его, но Райнер всегда был более ярким и шумным. Поэтому прошлого носителя Бронированного Армин ощущал чаще и лучше, будто слушал радио без помех. Сейчас же он не пытался и совсем не хотел настраиваться на прослушку воспоминаний Брауна или Гувера — своей веселой жизни ему вполне хватало. «Я больше сюда не вернусь», — сказала Микаса на корабле, отплывающем с Парадиза. Она смотрела на берега родного острова, и ни на лице, ни в выражении глаз, ни в ее интонации, Армин не заметил ни капли сожаления. Армин, наверное, жалел за них обоих. Госпожа Киеми сияла, когда Микаса взошла на корабль. Правда, искренняя радость этой женщины была несколько омрачена присутствием разведчиков, но она быстро смирилась с этим, когда узнала, что единственный шифтер, оставшийся у Парадиза, также находится среди них. Так или иначе, Азумабито добилась своего, и Армин испытывал к ней уважение. К тому же, она, кажется, по-настоящему желала, чтобы с Микасой все было хорошо, поэтому он мог не беспокоиться за её безопасность. «Все в порядке», — говорила она вновь и вновь. Армин ей ни на йоту не верил, но не возражать же? А Микаса таяла, как свеча. Она могла сколько угодно убеждать других, что все хорошо, но саму себя она обмануть не могла. Неизвестно, было ли то причиной крови Аккерманов и их нечеловеческой преданности некоторым людям, как говорил Эрен, или же это было следствием обыкновенной любви. Смерть Эрена разрушила в дребезги хрупкое равновесие Микасиной психики. Это ведь она только выглядела сильной, крепкой и нерушимой, а на деле так и осталась маленькой девочкой. Армин старался быть с ней постоянно. Отвлекал, не давал зациклиться на одном. «Если она потеряет себя, — думал он, — то и мне будет больше не за что цепляться». Он умрет так или иначе и умрет скоро, так что терять, кроме Микасы, ему было больше нечего. До Хизуру был почти месяц пути морем. Армин никогда не знал, каково это плыть на корабле в открытом океане. Наверное, самое точное слово, которое он мог бы подобрать — холодно. Да, это было чертовски холодно, потому что путешествовали они в ноябре, сразу же как только удалось уладить все дела дома. После того, как установили шаткий мир с Марли, после того, как едва-едва наладили обстановку в политическом устройстве острова, после безуспешных поисков новых носителей Основателя, Атакующего, Молотоборца и Звероподобного — поиски решено было отложить до момента, когда все рожденные в тот день младенцы немного подрастут. Они кое-как разрешили эти проблемы, и надо было заниматься новой — Хизуру и ее послами. К чести госпожи Киеми, они не торопили. Они с уважением отнеслись ко всем желаниям Микасы и, наверное, уехали бы даже без нее, если бы она все-таки решила остаться на острове. Как оказалось, у них в стране с трепетом относятся к таким штукам, как семейные узы, титулы и так далее. В этом деле элдийцам и марлийцам можно было у них поучиться. Армин редко встречал в своей жизни людей, которым было бы дело до того, кем ты им приходишься или до кого дослужился, обычно люди начинали хоть во что-то его ставить только, когда узнавали о его титаньей сущности. И то, то, что они испытывали, был в основном страх. — Садись, — подала голос Микаса, чуть подвинувшись в сторону. Армин растерянно моргнул, возвращаясь из своих мыслей. — Садись, — повторила она. Армин неуверенно закусил губу и неловко примостился рядом с ее теплым боком. Деревянная оградка беседки была холодной и шершавой на ощупь, наверное, на руках останутся занозы. Армин встревоженно посмотрел на ладони подруги, которыми она крепко держалась за перила — ладно он и его руки, но у Микасы-то нет регенерации! — Так действительно будет лучше, — задумчиво пробормотала она, — но, Армин, мне жаль. — А? Дунул ветер и с деревьев посыпались лепестки, красиво, словно снег. Они падали на мутную поверхность пруда и застывали, неторопливо дрейфуя. Армин снова дернул манжету пиджака, получилось довольно нервно. — Спасибо тебе, Армин, — Микаса подняла голову, глядя прямо ему в глаза, — мне правда жаль, что так получилось. За что же она извиняется? В том, что с ними так все случилось не виноват никто, разве что злобное провидение. А раз так… — Микаса, у нас совсем нет времени, — улыбнулся Армин. — А нам еще столько нужно успеть. Забудь. Он соскочил со своего насеста, повернулся к ней, протянув руку: — Идем, посмотрим на эти кусты. Кажется, она готова была расплакаться. Не будь это Микаса, она бы так и сделала. — Да, — кивнула она и приняла его протянутую ладонь, — идем.