rag doll

Ёнджун отшвыривает Бомгю к стене, потому что думает, что так будет правильно. Он не заботится о приложенной силе; о том, что Бомгю может быть больно. Ёнджун скалится и бьёт кулаком в стену рядом с чужой головой — Бомгю боязливо моргает несколько раз подряд. — Давай ты не будешь меня провоцировать, хорошо? Бомгю моргает ещё раз; как будто бы молчание его хоть когда-то спасало, но, видимо, в этот раз работает безотказно. Ёнджун выдыхает шумно и потирает ушибленные костяшки другой ладонью; устало; сонно; за окном около одиннадцати вечера и десяти градусов тепла. Бомгю съёживается от чужого присутствия и продолжает молчать, хотя на деле он не боится от слова вообще — убедительно играть роль жертвы тоже надо уметь. Ёнджун отстаёт очень быстро — ещё быстрее, чем пристал; он уходит на кухню и усаживается там на табуретке, приваливаясь спиной к прохладной стене. Всегда так делает, чтобы успокоиться; Бомгю, как ни в чём не бывало, возвращается к шкафу с одеждой, чтобы переодеться во что-то более удобное. Ёнджуновские толстовки — это удобно; ёнджуновские джинсы — немного великовато, но всё ещё идеально; ёнджуновский пакетик наркоты в заднем кармане зауженных джинсов — немного не в стиле Бомгю, но тоже сойдёт. Он садится на пол и подбирает под себя ноги; вечерняя прохлада с приоткрытого балкона неприятно холодит ступни. Бомгю перебирает пальцами пакетик с белым и сосредоточенно хмурит брови; достаточно часто мысль о подобном мелькала на горизонте, но Бомгю — хороший мальчик. Он бы никогда так не сделал. А вот Ёнджун может. Брать подобный пример со старшего — очень и очень непривычно. Ёнджун выглядывает с кухни тогда, когда Бомгю валяется на полу и кутается в капюшон серой толстовки; на полу пыльно и грязно, потому что уборка последний раз была очень давно. Ёнджун присаживается на корточки перед младшим и тыкает в плечо. Ты в порядке, малец? — Ты в порядке, малец? Бомгю едва различимо что-то мычит, пока ловит приход, а пальцами судорожно прячет пакетик обратно в карман. Не то чтобы Ёнджун этого не видел, конечно. На следующую ночь Бомгю прячет замёрзшие руки в карманы ёнджуновской — уже чёрной — толстовки и нервно оглядывается по сторонам. Колотит ужасно; Бомгю считает про себя до десяти и обещает справиться с холодом; уличным ли, внутренним ли — неважно. Он топчется на месте, не зная, куда себя деть и внезапно решает оглянуться назад. За разбитой витриной магазина, Ёнджун методично скидывает в рюкзак несколько планшетов. Потом, кажется, задевает что-то где-то — вой сигнализации оглушает Бомгю намного сильнее, чем ожидалось. Бомгю всегда думалось, что они с Ёнджуном типа Бонни и Клайда; а ещё, что они вывезут любую ситуацию и всё ещё будут рядом друг с другом. А потом Ёнджун пихает младшего в сторону, когда выбегает из магазина. Ни тебе хватания за руку из-за заторможенной реакции; ни обычного беги, дурак. Сам по себе, и так, видимо, правильно. Бомгю хочется выплюнуть свои лёгкие, когда он пробегает несколько кварталов в попытках спрятаться от полицейских машин. В одиночку. Ёнджуну думается, что это всё похоже на фильм, но без капли романтизации; хочешь жить — умей вертеться и всё такое прочее. К шести утра, когда Бомгю, полностью на исходе своих сил вползает в квартиру, Ёнджуну становится смешно. Он втягивает младшего за воротник и капюшон толстовки за порог квартиры и тихо прикрывает дверь — никаких улик и подозрительных действий. А потом смотрит на младшего Чхве сверху вниз и — блять — смеётся. — Ты идиот. Ёнджун присаживается к Бомгю; потому что так уже привычно — младший всегда на полу. Чмокает его не то в лоб, не то в бровь — не особо удобно; а потом отпускает. Позволяет уснуть на грязном полу своей прихожей, не заботясь и не трогая абсолютно. Только достаёт новый пакетик из заначки в гардеробе; закидывается сам, потому что так заглушается чувство вины и чёрт знает что ещё. Возможно — чувства к Бомгю. Какие-либо. Бомгю просыпается в середине дня там же, где и уснул; легкие больше не горят, а ноги не желают отвалиться от усталости. Он садится и кашляет; пересохшие губы — усталый взгляд с полопавшимися сосудами на белке. Ёнджун присаживается и обнимает со спины — так, как он всегда делает, в общем-то; покачивается немного. Бомгю кажется, всё ещё наладится обязательно. Ёнджуну кажется, он никому и ничего не должен. К вечеру они шуточно дерутся на старом диване; пружины — в колени; Ёнджун зажимает Бомгю, нависая сверху и резко кусая в шею. Бомгю это нравится почему-то. Он делает вид, что отбивается, но на деле толкает едва ощутимо в плечо; шею поставляет — сюда, хён, пожалуйста; а потом кадык острый даёт поцеловать — здесь тоже приятно. Ёнджун рычит — это именно рык — а Бомгю зеркалит стоном, потому что может себе это позволить. — Твои толстовки удобные, но ещё удобнее без них. Ёнджун стягивает мешающийся предмет гардероба быстрее, чем Бомгю успевает моргнуть. Старший прокладывает дорожки из поцелуев по чужому телу и упивается реакцией; Бомгю слишком открыт и доверчив по отношению к такому опасному, как — Чхве Ёнджун. Но Бомгю считает, что у него всё под контролем, а Ёнджун не переступает черту ровно до той секунды, пока не касается чужого члена совсем бессовестно. Бомгю жмурится и скулит, но позволяет; Ёнджун шепчет слова одобрения, двигая рукой чуть быстрее. Перед тем как позволить кончить, Ёнджун сжимает пальцы у основания и губами ловит тихий стон — ты же не думал, что всё будет так просто, верно? Он вытаскивает свободной рукой из кармана своих джинсов на Бомгю пакетик и рассыпает порошок на впалом животе; дорожки — не поцелуи; Бомгю получает порцию порошка прямо на язык, когда Ёнджун, вдохнув и лизнув, тянется к младшему. Дёсна и кончик языка немеют; Бомгю немного блаженно улыбается, прикрывая глаза и позволяя Ёнджуну закончить начатое. Мир под закрытыми веками калейдоскопит и отзывается белым шумом, когда Ёнджун разрешает кончить; Бомгю выгибается и чувствует, как в лопатки впивается настойчивая пружина. Ёнджун шмыгает носом и прикрывает глаза тоже, действуя на ощупь; пальцы пачкает белое и у Бомгю сердце пропускает пару ударов. Ему кажется, он не существует сейчас. А потом щелчок затвора и звучное хмыканье над ухом; Ёнджун проворлив и доволен, словно котяра. На новеньком стащенном из магазина планшете красуется фото кончающего Бомгю; поверх — фильтр с белыми кошачьими ушками и усами. — Ты красивый у меня. Смазанный поцелуй в плечо; горячая кожа под сухими губами и одышка; Бомгю проклинает тот день, когда позволил Чхве Ёнджуну узнать себя получше. Он только сглатывает звучно и накрывает рукой глаза, чтобы хоть как-то прийти в себя; не реагирует вслух на чужой поступок и слова. Ёнджун бесится; чужую руку резко в сторону и держит крепко за запястье — смотри на меня, ты, маленький щенок. С кошачьими ушками. Бомгю моргает заторможенно; не приход и даже не близко, но; смотрит на Ёнджуна сосредоточенно, будто он — единственное, за что стоит цепляться сейчас, а в ответ получает смачную пощёчину. Так у них всегда заведено было. На грани сознания горящая кожа ощущается слишком чётко; Ёнджун не церемонится, как будто у него чёртов прилив гнева — в реальности, возможно, так и есть. Он стягивает с себя джинсы и под голову младшего подкладывает подушку для удобства; входит в чужой рот и двигается отрывисто, изредка входя до конца. Бомгю задыхается, но принимает до последнего; смаргивает слёзы и сплёвывает слюну, позволяя ей стекать по подбородку на ключицы. Ёнджун кончает на его губы и на горящую от удара щёку. Бомгю отрубается от усталости спустя несколько минут, облизав губы. Ёнджун во сне обнимает Бомгю крепко; устраивается за спиной и носом тычется в лопатки, когда младший отворачивается лицом к спинке дивана. Пакетик с наркотой сминается под телами и рассыпается по ткани обивки — Ёнджуну плевать на это. Бомгю прижимается к чужому телу ближе и во сне плачет. Утром Ёнджун слизывает остатки порошка с чужих бёдер и позволяет Бомгю усесться на свои; ведёт ладонью от ягодиц вверх и пальцами вляпывается в мелкую остаточную пыль; втирает в кожу, сжимая пальцы, когда Бомгю начинает двигаться на чужом члене и стонет совсем-совсем тихо. На улице дождь моросит сквозь затянутое небо и температура поднимается до плюс пятнадцати; Бомгю дрожащей рукой упирается в подлокотник и насаживается до конца, жмурясь от боли. Ёнджуну нравится это видеть. Нравится такой Бомгю. Бомгю сдавленно матерится, чем искренне удивляет Ёнджуна — обычно младший Чхве очень тихий и не позволяет себе лишнего; рука старшего ложится поверх чужого члена, чтобы помочь кончить. Бомгю падает лицом в чужое плечо, зажимая руки между телами и кончая с тихим всхлипом; Ёнджун кусает в изгиб шеи и делает ещё несколько толчков в чувствительном теле, чтобы добиться новых стонов. За скудным завтраком Бомгю не может сидеть, поэтому полулежит на полу и щекой прижимается к грязному линолеуму; Ёнджун кидает ему кусок сыра, словно подзаборному котёнку, но Бомгю это игнорирует. — Я же не животное, хён. Ёнджун на это многозначительно разворачивает к нему планшет со злосчастной фотографией — красивый лок, хён, может, ещё и на домашний поставишь? И Ёнджун тут же ставит. Потом Бомгю отнимает у него планшет — роется там; поглядывает поверх девайса на старшего и ловит заинтересованную ухмылку. Ёнджун будто чувствует, что на него наводят камеру и мило позирует — Бомгю поднимает планшет чуть выше и находит нужный фильтр; Ёнджун выглядит просто чудесно с чёрными кошачьими ушками и младший решает, что очень хочет хоть раз увидеть в реальности, как это будет смотреться. После щелчка, на домашнем экране появляется фото старшего кота вместо младшего. Днём, когда ливень начинает барабанить в закрытые окна, Бомгю находит в себе силы функционировать; он уходит в туалет, пока Ёнджун копается в комнате в своих же вещах и что-то ищет; закидывается там остатками того порошка, что нашёл в кармане фиолетовой глупой толстовки своего хёна. Он размазывает белое по дёснам, а остатки вдыхает носом; так же, как и Ёнджун ночью. Потом смотрит на себя в зеркало, но не чувствует отвращения; чувствует нежеланные прикосновения старшего фантомно, но не хмурится и не пытается отбиться. Ему не_противно. Бомгю находит в себе ещё немного сил, чтобы обыскать туалет на предмет заначек — находит самую большую и безжалостно сливает её в унитаз. К этому моменту Ёнджун взламывает дверь; Бомгю, виновато улыбаясь, разжимает пальцы и позволяет последнему пустому пакетику упасть в канализационные воды. Как Ёнджун его не убил на месте — остаётся загадкой. Как и цветочный венок на полицейской машине рядом с подъездом ёнджуновского дома — кто и где нашёл ромашки в такое время года одному Богу известно. Ёнджун веселится; он дербанит цветы пальцами что есть сил и рассыпает остатки по чёрно-белому капоту; Бомгю успевает ухватить горсть белых лепестков и спрятать их в кармане ёнджуновской толстовки. Бомгю сыпет цветами за собой на подходе к очередному магазину в двух районах на юг от их квартиры; сегодня — ювелирка; сегодня — Ёнджун тащит Бомгю за собой через разбитое стекло и надевает ему на руку серебряный браслет; на память о нас. Бомгю улыбается и делает несколько шагов назад; поясницей врезается в витрину с ожерельями и опирается на неё одной рукой. Другой — сбоку по стене нашарить кнопку пожарки и надавить; сигнализация заставляет Ёнджуна подпрыгнуть и бросить всё, что было в руках. В этот раз он хватает ухмыляющегося Бомгю за руку и тащит за собой, пока есть возможность сбежать. Бомгю знает, что в этот раз ни он, ни Ёнджун не проебались.