Настоящее

Канде нравилось, что с ним Аллен был настоящим. Уолкер мог притворяться милым и дружелюбным, заражать окружающих своим оптимизмом, улыбаться всем вокруг, но только не Юу. Потому что тот чувствовал фальшь и от всей души презирал ложь во всех проявлениях. Канда всегда говорил то, что думал, не особенно заботясь о последствиях, и предпочитал не тратить время на бесполезных идиотов, коими считал подавляющее большинство представителей рода людского. А потому чаще молчал, изредка выдавая краткие, но удивительно меткие фразы, призванные, как правило, морально опустить собеседника и заставить его почувствовать себя полным ничтожеством. Впрочем, никакие слова не могли сравниться по выразительности и экспрессивности с его излюбленным «Тч». Будучи человеком молчаливым и необщительным, Канда не выносил болтунов и пустословов. Его раздражал бессмысленный треп Лави, старательно прикидывающегося дурачком, постоянное нытье Линали, готовой поплакать над тяжелой судьбой каждого неудачника, напускная легкомысленность смотрителя Комуи, а также назойливая забота генерала Тидолла. И притворство бестолкового стручка. Аллен Уолкер в глазах окружающих его людей был идеальным героем: сильным, смелым, целеустремленным, решительным, добрым к друзьям и милосердным к врагам, уверенным в себе, неунывающим. Все привыкли, что Аллен спасет, Аллен утешит, Аллен обязательно найдет выход и улыбнется искренне и обезоруживающе, даря надежду на лучший исход. Мало кто задумывался о том, что он — просто человек, самый обычный мальчик, которому не повезло стать любимчиком эгоистичного бога, взвалившего на ребенка непосильную ношу; что он может, как и все, бояться, чувствовать слабость, боль, одиночество, беспомощность, теряться в сомнениях и безысходности. Комуи и старый Книжник это понимали, но могли лишь посочувствовать со стороны, ничего не предпринимая, Лави пытался подбодрить и развеселить, но неизменно натыкался на дежурную улыбку, за которой невозможно было угадать истинные мысли, ну а Линали, даже если и понимала, была слишком занята, накручивая себя и придумывая все более страшные беды на свою несчастную голову. Канда же был другим. Он не требовал жалости, помощи, сострадания. Более того — он их всячески избегал. Аллен всегда мог прийти к нему, молча сесть рядом, осторожно прижаться к теплому боку, расслабиться и на секунду закрыть глаза, тая от переполняющего чувства умиротворения и безопасности, а на следующее утро проснуться в его крепких объятиях. Да, они ругались до хрипоты и даже дрались. Но позже, когда злость и обида проходили, оставляя после себя осадок горечи и раскаяния, Канда затаскивал поникшего Аллена в свою комнату, валил на жесткую кровать и неспешно, пуговка за пуговкой расстегивал рубашку, осторожно прикасаясь губами к старым шрамам на груди и к свежим синякам, как бы извиняясь за боль, которую причинил сам и от которой не смог уберечь когда-то. А Уолкер улыбался одними уголками губ, еле заметно, и легонько тянул Канду за прядь волос. «Ну, так уж и быть, прощаю.»