Каждодневная маленькая смерть

Каждый день. Одно и то же. Подъем, ругань, работа, ругань, в лес, домой. Спать. Эта смерть затянулась, кажется, уже на полвека. И каждое утро она приходит вновь и вновь. Какого это: осознавать, что частичка твоего разума отмирает с каждыми прожитыми сутками? Кто бы мог это описать? Ах, да. Ефим. Нелепо длинные грязные волосы свисали на лицо. Прикрывали его наивность, стыд и боль. Они не растут уже много лет, но мальчику все равно, как и все равно на абсолютно любые события вокруг него. Кажется, прямо сейчас его попросили принести что-то из леса. Он не расслышал, что именно. А это и неважно. Крестьянский мальчик пойдет искать это что-то, бессмысленно глядя себе под ноги, ни о чем не думая, никого не видя. Бесцельный путь долог и непредсказуем. Ты можешь потратить на дорогу часы, пейзаж вокруг будет меняться, но какие мысли в этот момент посетят твою голову? Есть ли эти мысли в голове у Ефима? Нет. Пусто. Там пусто очень давно. Он бы хотел, чтобы она опустела совсем, но этого никак не происходило. Может, он делает что-то не так? Вероятно. Ноги мягко утопали в упругой почве. Шаг. Нога ушла куда-то глубоко. Еще шаг. Костяная нога застряла. Выдернул. Последний шаг. Устал. Присел куда-то в мох — все равно, куда — вокруг тишина. Медленно подплывали огненные Подопечные Знича. Так много их скопилось вокруг мертвого мальчика. Ярко-желтые — потому что еще день. Ефим протянул руку к одному из них, тот поддался вперед, уложившись в маленькую холодную ладошку. Они никогда не обожгут его, ведь он мертв, а мертвые — это свои. Подопечных Ефим тоже считал «своими». Он слышал их шепот. Знал, что они еще в некоторой степени живы. А также знал, что может стать одним из них. Каждый день. Каждый день думал о том, что он может стать последним. Снова. И тогда он будет одним из них. А пока Ефим должен был идти дальше. Вперед. В глубь, в лес. Искать то, что его попросили. Но что его просили найти? Он не помнит. Тропинка сама появилась под его ногами. Узкая, извилистая. Она вела его куда-то. Ветви по бокам мягко гладили мальчика за щеки, приоткрывая завесу тайны его лица — торчащий череп. Зловеще торчащий череп. Медленно оглянувшись в поисках кого-то или чего-то, Ефим пригладил волосы обратно на лицо. Никто не должен видеть это. Это страшно, это противно, это мерзко. Бесцельный путь преподнес мертвецу подарок — глубокую, стремительную, одинокую, шумную реку. Сквозь прозрачную воду виднелись скользкие, покрытые зеленовато-болотным илом камни. Ефиму очень хотелось ступить на них, пройтись на другой берег, но внутренний голос твердил, что это опасно, и был прав — костяная нога обязательно соскользнет с камня, и Ефим упадет, после чего захлебнется. Он не умеет плавать. Он не может плавать. Очень удручающий факт. Безмолвие в Лесу обволакивало спокойствием, заполняло пустоту, дарило смысл. Ефим всегда любил эту тишину. Ничьих голосов. Лишь Лес, река, животные. И Ефим. Ему хотелось сосредоточиться на этом моменте, но вялый поток мыслей нарушил звонкий смех где-то неподалеку. Смех угрожающе надвигался все ближе. Это плохо. Ввалившись в ближайший куст, Ефим затих. Причудливые ноги сплелись воедино, руки прижаты плотно к телу. Даже дыхание прекратилось — в надежде, что пронесет. Вот бы пронесло. Маленький вихрь бежал по дорожке, остановился у куста с Ефимом, завертел солнечной макушкой. Перебирая ножками от нетерпения, беглец направился к реке. Еще раз осторожно посмотрел по сторонам — кого он высматривает? — и схватил камушек с земли, после чего кинул в воду. Река ответила ему множеством брызг — что за неуважение к столь важной персоне! Мальчик смеялся. Вот это беззаботность. Судя по всему, прибежавший мальчик был очень увлечен своей новой игрой в камешки. Ефим решил, что он сможет уйти незамеченным, и тихо вылез из куста. Конечно, тот весь зашуршал. - Не подходи! — закричал мальчик-солнце, незамедлительно пустив один из камней в живого скелета. Тот тихо зашипел, когда камешек стукнулся об его спину. Напуганный взгляд ответом метнулся в сторону огненного беглеца. Тот тоже удивленно глядел. Легкое недоумение быстро сменилось надменностью: - Я перепутал тебя кое с кем, — чуть пренебрежительно произнес мальчишка, — вот и все. А тебе бы стоило идти уже в поле, работать. Что ты вообще тут забыл? Ленишься, да? Сбежал? Я все расскажу взрослым. - Не надо, — моментально отреагировал Ефим. Мертвое сердце забилось чаще, — пожалуйста. - Значит, я прав! Сбежал! Ба! Когда все узнают, тебя накажут, — злорадство в этих словах облепило Ефима со всех сторон, мешая ему не только трезво соображать, но и просто дышать. - Прошу, не надо, — снова проговорил Ефим, выдавливая из себя хоть что-то разумное, — это очень больно. Ты что, не понимаешь? Эти слова сильно возмутили рыжего. Он — и чего-то не понимает? Все он прекрасно понимает. Намного лучше этого полуживого мальчика. Если бы не понимал, то не угрожал бы ему наказанием. Все тут предельно ясно. - Знаешь, — медленно произнес мальчишка, подбирая слова, — я никому ничего не скажу. Ефим просветлел. - Но только в том случае, если ты сделаешь то, что я скажу, — торжественно закончил он. Ефим поник. - И что тебе надо? — буркнул тот. - Подойди ближе, — с хитрой ухмылкой сказал мальчик. — Я тебе это на ушко скажу. Лес все слышит. Подходить, конечно, не хотелось. Этот юный плутоватый перун мог выкинуть что угодно. Попасть в передрягу, как-либо связанную с ним — плохая идея. Но и получать наказание Ефим желанием не горит. Выбора нет — нужно идти на контакт. Костлявый медленно подошел, чуть склонив уцелевшую часть головы к губам маленького вихря, ведь тот был заметно ниже Ефима — его макушка едва касалась плеч мертвеца. - Спрячь меня где-нибудь, — зашептал мальчик, — где угодно. Хоть у себя дома, хоть где-то в лесу. В место, которое никто не знает. Чтобы меня точно не нашли. - Я не могу, — с лету солгал Ефим, — я не знаю таких мест. - Ну да, еще как знаешь, костистый, — толчок в бок. — Я слышал, как вы друг друга укрываете в своих хибарах — еле отыщешь потом. Хотя я не хотел бы прятаться там — у вас так жутко воняет. Хуже, чем от скота. Слушая столь нелестную тираду, Ефим судорожно соображал, как ему уклониться от этой просьбы. Спрятать где-то одного из детей перунов сродни самоубийству — никому неинтересно, с какой целью ты это сделал, мертвым веры нет. А добить мертвеца окончательно им ничего не стоит. От нарастающей паники мысли путались, и Ефим не стал врать — лишь сказал то, что думал: - Если я тебя спрячу, — медленно заговорил он, — то тебя все равно рано или поздно найдут. Морайцы или ваши люди. И ты скинешь всю вину на меня. В этом случае меня ждет незамедлительная смерть. Если же я откажу тебе сейчас, то ты наябедничаешь, и меня будет ждать лишь трепка. Понимаешь, почему я… не могу помочь тебе? — под конец монолога голос Ефима дрогнул, он осознавал, что его «разумное рассуждение» вряд ли тронет сердце перуна. - Только о себе и думаете, — сквозь зубы процедил мальчик-солнце, — только о своих мертвых телах беспокоитесь. Считаешь, что ты здесь самый несчастный, да? Не повезло больше всех? Смешно! — с этими словами юный перун схватил Ефима за костяную руку. Почуяв неладное, он попытался ее отдернуть, но не вышло — даже несмотря на разницу в возрасте и росте, Ефим был значительно слабее. - Отпусти! — испуганно сказал он, повысив голос. - Надоело! — крикнул в ответ мальчик, после чего со всей силы оттолкнул Ефима в сторону — в реку. С громким всплеском воды он занырнул под воду. Вихрь испугался, что на этот шум за ним придут. Быстро осмотревшись по сторонам, он бросил последний взгляд на тонущего Ефима и побежал вверх по течению. Дело рук утопающего... Ефим плохо плавал. Еще при жизни он очень неловко барахтался в воде, и вся деревня смеялась над ним, когда тот пытался научиться плавать. В Лесу же он даже не пытался практиковаться в этом деле. Хотя бы по той причине, что костяные рука и нога мешали ему. Вот и сейчас он лихорадочно пытался ухватиться за что-нибудь, вставал на цыпочки, но его роста совсем чуть-чуть не доставало для того, чтобы хотя бы вдохнуть воздух, а течение регулярно подгибало его слабые ноги. Неужели это конец? Вот так убого и выглядит повторная смерть? Жизнь дала второй шанс этому мальчику для того, чтобы он утонул по нелепой случайности? У забытого всеми берега реки? Бестолково, смешно, дико. Бороться больше не хотелось. Сил не было. Была большая обида на саму жизнь. За то, что сделала с ним. За то, что подарила это бессмысленное продолжение существования в Лесу, где Ефим встретил лишь угнетение, страх и унижение. Он не просил об этом всем — вот что вертелось в его голове в этот момент. «Пусть все это закончится». Ворот сдавил горло, кто-то схватил его сзади, потянул на берег. Воздух. Твердая земля. Солнце в зените. В глазах муть, Ефим осознает лишь то, как судорожно откашливается. Вся одежда промокла, и мертвец чувствует, как телу становится прохладно. Смерть подошла так близко, как тогда, в 1842 году. Она уже приготовила объятия для сдавшегося мальчика. Мальчика, который готовился к этой встрече с самого начала, привыкая к каждодневной маленькой смерти. И теперь он неожиданно спасен. Что испытывал Ефим в этот момент? Недовольство? Нет. Облегчение. Не сегодня. Не сейчас. - Ты как? — сказал голос откуда-то сверху. Ефим поднял на него взгляд, но муть в глазах еще не прошла — он увидел лишь силуэт мужчины в лучах тусклого осеннего солнца. - Что?.. - Ты как, говорю? Жить будешь? - Не знаю. Кажется, уже лучше. - Это хорошо. Старайся не нарываться на конфликты с перунами. Ты, судя по всему, плохо плаваешь. - В самом деле. Извините. - Не за что. Будь аккуратнее с детьми. Они иногда не ведают, что творят. - Я и сам ребенок. - Никакой ты не ребенок, Ефим, — хмыкнул незнакомец, собираясь уйти. — Когда придешь в себя, поблагодари за возможность прожить еще один день. - Ой, да, спаси… - Не меня, малец, — дошел до него приглушенный ответ, и мужчина исчез среди деревьев. Он ловко ковылял на деревянной конструкции вместо ноги... Не его. Кого же благодарить? Ефим не знал. Он знал, что только что нарвался на проблемы с перуном. Зачем? Чтобы потом сдаться, оказавшись при смерти? … А может, его голова не так уж и пуста?