У берегов Накано

Накано протекала через эти земли многие века, задолго до того как великие кочующие кланы поселились у её берегов, она питала леса влагой, и баловала здешних животных изобилием рыбы. И невольно становилась свидетелем многих событий… Ночью в этой части леса очень опасно, тут и там рыщут разбойники, не шиноби, обычные люди в поисках лёгкой наживы. Свет костров и шум голосов остались далеко позади. Наоки пробирается бесшумно, десятки раз пройденными тропами, не боясь никаких разбойников, ведь она бегает быстрее всех своих сверстников, и может незаметно ускользнуть от кого угодно. К тому же, её никогда не покидало ощущение, что в лесу, среди деревьев ей ничто не грозит. Тропинка заканчивается и девочка резко тормозит, чтобы перевести дух, прислушивается, ища среди множества лесных звуков, тот самый, любимый с детства шум бегущей реки. Обряд инициации- древняя традиция её клана. Вглядываясь в свое неровное отражение в воде, наследница клана еле сдерживает слёзы: лоб и подбородок вертикально пересекают два ровных надреза. Кровь уже не идёт, но лёгкая саднящая боль напоминает о проведённом пару часов назад ритуале. Даже повышенная регенерация не поможет залечить порезы, жрецы используют блокирующую чакру сталь. Опознавательные метки, как клеймо, останутся с ней навсегда. Когда шум барабанов затих, отец объявил, что отныне его дочь, -второй ребёнок, — полноценный член клана, а брат обнял и пообещал отныне брать с собой на тренировки. Глупая традиция, Наоки уверенна что для неё ничего не изменится, отец и дальше будет делать вид что у него лишь один ребёнок. Ей не нужны ни метки, ни признание отца, чтобы чувствовать свою важность. В лесу она ощущает свою значимость для мира, ощущает энергию, древнюю как мир, текущую внутри деревьев и в самой земле. Многие растения у реки, выращены ею самой, пока не могучие стволы, но, ростки, что однажды покроют все эти земли. Два года назад, когда проснувшись в утром Наоки не узнала свою спальню, она решила что это проделки лесных духов. Все стены, пол и потолок за ночь заросли тонкими лианами. Отец сослался на сорняки, какие нибудь родственники бамбука. Свою силу она признала только через месяц, когда под её рукой сквозь землю пробился зелёный стебель с ярко алым бутоном на верхушке. После её ухода весь берег был усыпан красными цветами. Вот и сейчас она обвивает свои руки тонкой сетью корней, находя в этом успокоение. Царапины мгновенное зарубцевались и перестали саднить, листья обвивают лицо, щекоча и забирая её печали. С этой прекрасной силой ей все по плечу. За своим странным занятием она и не заметила что за ней довольно давно наблюдают с другого берега. Тёмный силуэт притаился в кустах и внимательно следит за ребёнком, точнее за тем что происходит вокруг неё. Некто с любопытством следит за движением тонких девичьих рук,как чакра буквально прорастает из земли и тянется навстречу бледным ладоням. В груди зарождается странное чувство, удивление вперемешку с радостью, которые мигом гаснут уступая неконтролируемому, беспричинному гневу направленного на противоположный берег, точнее на девочку,которая и не подозревает об угрозе притаившейся во тьме. Хочется броситься вперёд, повалить хрупкое тело на песок и придушить, сжать руки вокруг тонкой шейки и не отпускать пока жизнь не угаснет в глазах. Незнакомец испугавшись такого минутного порыва, хочет уйти, развернуться и бежать прочь. Глаза неприятно покалывает, а сознание будто заволокло дымкой. Неизвестный не может оторвать глаз... и не отрывает пока не остаётся у реки в одиночестве. Время возле реки словно течёт иначе чем в деревне, и отряхивая одежду от пыли и листьев Наоки уже знает что получит выговор от отца. Ничего, оно того стоит. Пусть отругает, она проглотит обиду, проживёт ещё один скучный день в компании всех этих глупцов, а с наступлением ночи, вернётся в свой маленький мирок. Покидая берег реки в приподнятом настроении, она не почувствует направленную на неё агрессию, и не увидит как во тьме за её спиной зажглись кровавым светом два глаза. Некто провожал взглядом свою новую невольную знакомую, пока другой незнакомый, жуткий, полный слепой ярости и какой-то мучительной жажды голос не прекращая повторял: "Я ВИЖУ ТЕБЯ!АШУРА!"