м/не похуй

Слэш
PG-13
Завершён
340
автор
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
340 Нравится 6 Отзывы 62 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Нет, ты не понимаешь. — Я? — Арсений морщится, делая очередной глоток. — Это ты не понимаешь. Ну вот, теперь это похоже на перепалку двух недовольных подростков, а не на разговор взрослых, немного нетрезвых людей. Арс вдруг интересуется, все ли разговоры нетрезвых людей на это похожи? На что тогда похожи разговоры самих подростков, когда они не трезвы? — Я как раз всё понимаю. Иногда даже больше, чем хотелось бы. Эд говорит серьёзно, но глаза у него блестят пьяно, и ощущение нереальности происходящего только крепнет: Арс смотрит на него сквозь желтоватый свет, наполняющий помещение, и щурит взгляд, пытаясь сфокусироваться. Вздыхает — не хотел пить, но вокруг была такая тоска, что рука сама потянулась к первому бокалу. Подруга попросила сходить с ней на встречу одноклассников, и Попов не смог отказать. Он думал, такое только в анекдотах и тупых фильмах бывает, однако — нет, Оксане и правда захотелось покрасоваться. Арсению, конечно, льстило, что из всех знакомых она выбрала именно его, но, блядь, как же было скучно. Если бы не Эдик, он бы уже свалил, наверное — Оксане всё равно стало плевать, едва она увидела Антона и его новую подружку. Непонятно, правда, кого именно из двоих она пытается склеить… А Арсений прямо-таки охуел, когда заприметил в этом месте Эда: они не виделись года четыре, — ни разу после выпуска из универа, — хотя когда-то ладили. У Эда вся голова раньше была забита рифмами и не оформившимся мечтами, а Арсений, ну, просто ошивался время от времени рядом — да, Эдик, пиздато у тебя выходит, — и делился домашкой или конспектами по доброте душевной, потому что накопление чужих знаний — не его ума дело, а дать списать ему совсем не влом. Они были обыкновенными одногруппниками, иногда пересекавшимися в общаге по ночам: Эд любил сидеть на кухне и что-то агрессивно печатать на ноуте или в мобильнике, а Арсений ждал, пока его неуёмные соседи улягутся спать, и предпочитал их шумной компании на удивление молчаливого Выграновского. Эд в какой-то степени научил его не судить о книге по обложке: Арс бы ни за что на свете не сказал, что Эдик в рассудке, когда встретил его впервые, — злого из-за каких-то проблем с комнатой, с новыми татуировками на ушах, всего нервного, рычащего через слово, закатывающего глаза с интервалом в полминуты. Кто бы знал, что Выграновский окажется нормальным парнем. Сидя в широкой футболке, из-за которой его руки казались совсем худыми (хотя в общаге все кажутся худыми, студенты ведь всегда голодные и бедные, — это аксиома, и похуй на стартовые возможности) Эд качал головой в такт своим мыслям, без конца что-то писал или печатал, пиздил из чужих контейнеров еду, — понемногу из каждого, чтобы наесться и уйти незамеченным, — и изредка разговаривал с Арсением. За пределами той общажной кухни они почти никак не взаимодействовали: никогда не сидели за одним столом на парах, не делали вместе проекты и даже в коридорах в качестве приветствия использовали исключительно кивки. Но кухня стала ключевой частью их быта — там они договаривались, кто кому и что именно должен за конспекты, обсуждали, какая рифма лучше подойдёт к слову «сдвиги» («Ситхи? Арсений, ты идиот?») и выясняли, что там задали на послезавтра. Ни о чём личном речи не шло, и Арса всё устраивало — эти встречи были его своеобразным способом разгрузиться. Видеть его теперь, вне декораций университета или общаги, очень странно. Ресторан, оформленный под старорусскую избушку, совсем не вяжется с Эдом. Повсюду дерево, запах смолы почти выветрился за годы, половицы под ногами скрипят. Меню тяжёлое, в кожаных переплётах, название заведения на обложке стёрлось до неузнаваемости. Типичное место, чтобы невкусно поесть и нажраться с друзьями, — идеально для встречи одноклассников и совершенно не подходит тем, у кого в жизни всё в порядке. Эд тоже пришёл сюда на какую-то встречу, в которой был не заинтересован, — просто нужен был предлог выбраться из дома. Они с Арсом не сразу друг друга заметили, но когда пересеклись взглядами, у Арсения будто что-то в голове замкнуло — может ли он теперь звать себя Тулулой? Эд ему помахал, а потом, минут через десять, подошёл, предложил покурить. Неловко было только первые пять секунд, дальше Арс вспомнил о своём таланте пиздеть обо всём и ни о чём одновременно, и разговор вскоре набрал обороты. Он будто в одночасье снова оказался студентом и больше не нёс на себе несколько лет мучительного самоопределения, процесс которого до сих пор не завершился. Арсений так ненавидел универ, но со временем понял, что там было легче, чем теперь в одиночку толкаться через тернии — непонятно, к звёздам ли вообще. Курить они выходили уже раз восемь, да и вообще отсели от всех за отдельный столик — никто, блядь, даже не заметил, ещё друзьями зовутся. Арс расстегнул пиджак и расслабил галстук, Эд снял свою кожанку — и это явно не в студенчестве было дело, он просто сам по себе тощий, как спичка. И загорается так же резко, видно, что сохранил в себе детскую непосредственность — Арсений немного завидует, он к двадцати шести уже чувствует себя стариком или даже старцем. Эд смеётся над его шутками — даже самыми незатейливыми, — и болтает про музыку, про то, как его кидали и наёбывали столько раз, что не счесть, а ему всё хоть бы хны; Арс по-прежнему завидует. Новые татуировки на его лице смотрятся броско, Арсений пытается незаметно разглядеть их, но Эд всё равно улавливает, улыбается, пододвигается немного, позволяя Арсу рассмотреть получше. Едва Попов спускается взглядом ниже губ, Эд вытягивает шею, выставляя напоказ подбородок с трезубцем — Арсений усмехается. — Не доёбываются? — Постоянно, — Эд дёргает одним плечом и добивает коктейль — слишком сладкий, бармен здесь никчёмный. — Ну и хуй с ними. Арсению думается, что Эд совсем не поменялся с тех пор, как они зависали вдвоём на кухне, — всё такой же простой и понятный, и им действительно здесь не место. Обоим — говорит Эд, и если это не намёк, то Арсений конченый придурок. Они рассчитываются за выпитое, Выграновский убегает курить, а Арс, чмокнув Оксану в щёку на прощание и сославшись на срочные дела, выходит сразу за ним. На улице немного влажно и накрапывает мелкий дождик, у ресторана припарковано несколько машин; Эд подходит к одной из них и садится за руль, терпеливо ждёт, пока Арсений наберётся смелости сесть на соседнее сидение. — Ты же выпил, — возмущается Арсений, едва открывает дверь. — Тебе нельзя за руль. — Можно, я же сижу, — пожимает плечами Выграновский. — А ехать и не собирался. Он включает радио — что-то тихое и незамысловатое, — перегибается через колени Арсения и достаёт из дверцы две банки пива. — Ты специально на такой случай закупился? — усмехается Арс и открывает окно со своей стороны тоже. Выграновский кивает, банки пшикают в его руках, а затем одна из них кочует к Арсению. — Ага. На случай, если встречу своего однокурсника и мне захочется съебаться с ним куда-нибудь из самого душного места на планете. Так что ты как раз вовремя. Эд улыбается и предлагает чокнуться, а Арсений невольно думает что он, кажется, уже — и давно. * — Эдик, — Арсений вздохнул, распластавшись по общажному кухонному столу. — Я вообще не знаю, что делать. — Хуй забей. — Как у тебя всё просто. — А зачем усложнять? Арс обиженно засопел — как это, зачем? А интересно, что ли, жить, когда у тебя прямой путь без всяких поворотов? — Теперь же реально вся общага считает, что я гей. Эд оторвал взгляд от монитора и вздёрнул бровь, — они сидели рядом, и теперь Арсению было немного неловко, что он задевает его бедро своим. Кухня пустовала: необязательно было садиться вплотную. Зря он прошлой ночью согласился сосаться с тем смазливым парнем на спор. — А ты гей? — Нет! — вскинулся Арс. — Я просто был бухой! — А трезвым ты бы с ним сосаться не стал? — Нет. — А со мной? * Таких ночей у Арса ещё не было: они просидели в машине до двух ночи, разговаривая до хрипоты в голосе, — Попов даже проебал закрытие ресторана и забыл спрятаться, когда уехала Оксана с бывшими одноклассниками. Эд в какой-то момент совсем лёг, закинув ноги на руль прямо в ботинках, и прикрыл глаза. Арсения в темноте клонило в сон, но влажный прохладный воздух немного помогал прийти в себя каждый раз, когда он начинал клевать носом. В пятне света от ближайшего фонаря Арс наконец разбирает, что написано у Эда на переносице. — Пиздёж, — говорит он в абсолютную тишину, и Эд хмурится, лениво открывая глаза. — Чего? — Тебе же не похуй. Выграновский соображает ещё какое-то время, и пожимает плечами. — Кто тебе сказал? Голос у него на порядок тише, чем был пару часов назад, и севший — из-за алкоголя и нескончаемой болтовни. Эд смотрит на Арса спокойно, словно его и вправду ничего не ебёт, и в Попове просыпается ебучий азартный интерес, из-за которого в студенческие годы он попадал во всевозможные передряги на пьянках, — но здесь, в машине, рядом с Эдом, вряд ли что-то случится, так ведь? На кухне никогда ничего не случалось, и время там было хромое — еле шло. — Ну, не знаю, это же вряд ли послание кому-то конкретному, да? Ты бы такое не стал набивать, — говорит Арсений. — Значит, общее мироощущение. С каких пор ты стал похуистом? — С рождения. — Не пизди. — Арсений… — Да не пизди! — Арс сначала ёрзает, пытаясь устроиться поудобнее, но забивает и тоже откидывает сидение, ложась набок. — Так не бывает. — Ты сейчас типа делаешь вид, что что-то обо мне знаешь? — Эд, — Арс облизывает губы в попытке подобрать слова, и как-то сама по себе в голове рождается мысль, что у Эда красивый профиль. — Не начинай. Выграновский вздыхает — Арсений прав. Тихие ночи на кухне, может, не дали им тонну информации друг о друге, — Эд всё ещё не знает отчества Арсения и в душе не ебёт, откуда он родом, — но они и вправду не чужие люди. К окончанию своего не очень звёздного академического пути Эд даже причислил бы Арса к списку обретённых друзей, но так и не решился ни разу ему написать после выпуска — почему-то. — Мне просто хочется, чтобы было похуй. Похуизм — очень удобная философия. — Это не философия. — Ну, на это мне точно похуй. Они смеются, и Арсений тоже прикрывает глаза. Лежать в костюме совсем неудобно, — Арсений ненавидит рубашки, — но он стойко пытается смириться со своим положением и тихо завидует Эду, который догадался прийти в это убогое место в джинсах и футболке. Выграновский спустя какое-то время лениво спрашивает: — Хочешь чай? — У тебя и чайник в машине есть? — Нет, — следует небольшая пауза, за которую Арс успевает открыть глаза и вопросительно взглянуть на крайне серьёзного Эда. — Но дома есть. * Арсений ему так и не ответил на тот вопрос, но Эд и не требовал от него ничего такого — пожал плечом в своей манере и продолжил скроллить ленту. Арсения это мучало ещё неделю, он ходил весь смурной и думал, действительно ли он закостенелый натурал, или ему просто хочется таковым казаться. В следующую их встречу на кухне Арс опять сел с Эдом рядом, но особо ничего не говорил: так, вздыхал горестно с интервалом в пару минут, пока Эд, сломавшись, не спросил его, всё ли в порядке. — Не знаю, — честно признался Арсений. — Запутался. Дальше произошло что-то странное: в одно мгновение они просто смотрели друг другу в глаза без какого-либо подтекста, в другое — Эд осторожно накрыл его губы своими, и Арсений ответил ему на поцелуй, даже не задумавшись. Тяжёлый ноут Выграновского урчал вместо кота, а Арс — впервые абсолютно трезвый и охуевший, — целовал парня. И ему нравилось. * Они сидят на балконе, когда начинает светать: Эд болтает ногами в воздухе, просунув их в прорехи между железными прутьями, под его задницей принесённые из гостиной подушки. Арсений облокачивается на перила, наблюдая за тем, как медленно сереет небо на горизонте, и кутается в Эдову толстовку — та даже Арса больше на пару размеров. На полу дымятся кружки с чаем, и Арсений всё боится задеть их ногой, косится встревоженно вниз. — Да садись уже, — Эд знакомо закатывает глаза и хлопает по подушке рядом со своим бедром. — Как в тюрьме, — комментирует Арс, когда устраивается внизу и смотрит на рассвет сквозь редкую решётку; чашки между ними служат хлипкой баррикадой, которую Арсений разрушает, забрав одну себе. Эд сразу тянется к своей. — Как в универе. Арсений хмыкает и делает глоток, обжигая язык, — никогда не умел ждать, пока чай остынет. — А хата твоя? — Снимаю. — Работаешь? — Типа того. Выступаю. Пошутишь про цирк — получишь по шапке. — Да я и не думал, — неприкрыто врёт Арс. — Прикольно. Так и не стал работать по профессии? — Нет, я же тебе ещё тогда говорил, что не буду. Нахуй мне это надо. С деньгами не всегда хорошо, я хозяйке уже на два месяца оплату просрочил, но она пиздец сердобольная. — Не стыдно? — Стыдно, — пожимает плечами Эд, — но шо поделать. К тому же, я же реально всё верну. И, Арс, не стыдно иногда принимать чью-то помощь. В отличие от Арса, у Эда не очень хорошо подвешен язык, так что он никак не разворачивает эту мысль и продолжает пить чай и сверлить взглядом скучный пустой двор. Ему нравится эта съёмная хата, будь у него куча денег — он бы уже её выкупил. Здесь всё обыкновенно: старая мебель, но уютная маленькая кухня, в гостиной с нелепым зелёным ковровым покрытием стоит старенькое пианино. Там же есть запасная раскладушка, допотопный телик, и убогий диван, — Эд даже примерно не хочет знать количество жоп, которые на нём до него сидели. В квартире немного пусто, потому что у Эда в принципе мало вещей, — зато есть раздолье для устраивания вечеринок. Арс пытается себе представить быт Эда в этой квартире: как он, заспанный, ходит привидением по посеревшей от времени двушке, как на босые ноги налипает пыль, — потому что он давно не мыл пол. Как он никогда, наверное, не заправляет постель, потому что хули толку, и забывает купить молоко или сахар. Думает, что сода, оставленная хозяйкой квартиры на одной из кухонных полок, идёт в комплекте с каждой квартирой. Это всё догадки — не более, — но Арсений почти уверен, что прав хотя бы на восемьдесят процентов. Эд широко зевает. — А ты? Арс, выдернутый из приятной пелены собственных меланхоличных раздумий, непонятливо моргает. — Ну, работа, хуё-моё, — Эд отставляет уже пустую кружку. — Хата там, жена, дети? Уже построил дом, растишь сына? — Конечно, — серьёзно говорит Арсений, и, поймав охуевший взгляд Эда, коротко смеётся, — поэтому хожу на встречи одноклассников под видом чужого парня. Не тупи. — А-а, — кивает Выграновский. — Так и шо, как жизнь твоя? У Арсения есть пару секунд на то, чтобы придумать ответ, пока Эд достаёт зажигалку и поджигает сигарету, — и этого не хватает, потому что Арс не знает, что ему сказать. Выграновский снова смотрит вопросительно, и Арсений неопределённо пожимает плечами — точь-в-точь как Эд пару минут назад. Выграновский понятливо кивает и выдыхает дым, который идеально сливается со всей серой обстановкой. — Останешься? — вдруг спрашивает он. Арсений глядит вокруг: на балконе стоят пустые банки и клетчатые сумки, сверху натянута резинка для белья, — пластмассовые щепки на ней тоже кажутся серыми. Внизу, под ступнями Эда, застыл перед самым рассветом двор, и скрипящий рот подъезда напротив вдруг выплёвывает на улицу какого-то молодого человека. Он закуривает, солидарный с Эдом, которого и не видит, наверное. — Да, — просто говорит Арсений. — Класс, пойду тебе постелю. Эд легко поднимается на ноги и, забрав с собой чашку и две подушки, уходит в квартиру — осторожно прикрывает за собой балконную дверь. Арсений сидит ещё пару минут, наслаждаясь полнейшей тишиной — и внутри, и снаружи. * Парадоксально, что после того случая их тихая дружба только окрепла — Арсений, конечно, сначала боялся, что навязывается (потому что Эд постоянно молчал, а Арс постоянно пиздел — здесь любой бы засомневался), и даже Эдова привычная угроза — «по шапке за такое получишь» — звучала не очень убедительно. Зато как-то раз после очередного «прости, если я…» Выграновский на него так глянул, что Арс решил больше не поднимать эту тему. Вообще у Эда всё было так просто, аж бесило. Не нравятся рубашки? Не носи. От учебы одна головная боль? Отчислись или не ходи. Друг ведёт себя как говно? Перестань с ним общаться. Что сегодня будем есть? Мне похуй. Они по-прежнему не контактировали вне кухни, а Арсений никогда больше не напоминал Эду про тот поцелуй — а Выграновский больше и не лез, изредка только усмехался, когда Арс заводил шарманку про то, что ему обидно, когда его называют геем — «это бифобия, чего ты смеёшься». К выпуску Арсений с удивлением обнаружил, что никого ближе Эда у него в универе не было, но писать ему первым казалось неловким, а после окончания университета жизнь так резво поменялась, что не осталось времени об этом задумываться. Арсений с Эдом потерялись — но всё равно нашлись. * Когда Арсений заходит в комнату, Эд сидит на разложенной раскладушке и пытается засунуть в наволочку подушку. Арс садится рядом и забирает всё из его рук, справляясь за пару секунд — дурак, надо было потянуть время. Эд неуместно хлопает Арса ладонью по колену и намеревается уйти, уже поднимается на ноги, но Арсений перехватывает его запястье. Выграновский смотрит на него сверху вниз — даже не вопросительно, просто рассматривает. Арс изучает его в ответ: худые плечи, забитая шея, ключицы торчат из-под домашней растянутой майки, татуировки немного потускнели от времени и больше не выглядят чужеродными, — Эд с ними вообще словно родился. Арсений ещё никогда так сильно не хотел быть ближе к кому-то, поэтому он встаёт, не отпуская чужой руки, и наклоняется — Эд немного ниже его. Тонкие губы касаются переносицы, дурацкой татуировки — протест непонятно кому. Утро тихое, время между ними двумя привычно застыло, и тиканье часов в гостиной кажется громким; на третье движение стрелки Арсений целует его — медленно, прикрыв глаза и поглаживая большим пальцем щеку. Эд сильнее сжимает пальцы и отвечает, его выдохи подрагивают, и Арс улыбается — его и правда ждали. Здесь, в этой квартире, в этих руках. — Распутался? — спрашивает Эд серьёзно; Арс кивает. Выграновский мечется взглядом по его лицу, но всё-таки тянется вперёд ещё раз, утыкается лбом ему в плечо и вздыхает, сжимает чужие пальцы в ладони крепче — такой детский жест, — и говорит: — Я скучал, — потом, видимо, волнуется, что звучит слишком сопливо, и спохватывается: — Ну, типа не на постоянной основе, но… Он затихает, и Арсений гладит выступающие лопатки, скрытые тонкой тканью футболки. — Ты знаешь, — он прислушивается к себе и улыбается. — Я тоже.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.