Daigaku-kagami

Явление IV Что такое «хорошо» После Золотой недели все изменилось. У Ёнсу появились какие-то неотложные дела, он сутками пропадал в социальной сети, не расставался со смартфоном, постоянно улыбался и выглядел даже слишком счастливым для человека. Все попытки расспросить его о случившемся оканчивались полным провалом: вдруг оказалось, что про человека, который всегда знает все и обо всех, никто толком и сказать-то ничего не может. А сам Ёнсу только отмалчивался — и улыбался, как будто случилось что-то хорошее. Но «хорошее» — весьма субъективное понятие, и то, что хорошо для одного, может показаться другому настолько скверным, что он едва сможет сдержать рвотные позывы. Ну вот, например, одному кажется отличной идеей сблизиться с кем-то, чтобы забыть другого человека, а второму, тому, с которым сблизились — без перехода на личности, просто в качестве примера, конечно, — от этого мучительно больно. Быть заменой — совсем не «хорошо», но быть противоположностью, с которой так легко забыть о прошлом — еще хуже. У замены, по крайней мере, есть шанс занять место оригинала. Практически все выходные Ёнсу провел вдвоем с Мэттью: Альфред был слишком занят, но никто из них и не думал осуждать его за то, что он предпочел компанию Артура. Они оба были рады за Джонса — он так долго отрицал, терпел и сдерживался, а не сдерживался и трепал нервы своими страданиями им обоим и того дольше, что теперь вполне заслужил свое счастье. И они — как оба думали про себя — тоже. На первые три дня Золотой недели Ёнсу и Мэттью съездили в Осаку — ближайший к «Кагами» крупный город, но выходные, скорее, были предлогом, чем реальным поводом. Они давно уже подумывали посетить какие-нибудь памятные места японской истории и культуры, но выходных было ничтожно мало, а на каникулах всегда находились занятия поинтересней. Поэтому в этот раз Мэтти заранее купил билеты и забронировал номер в гостинице — чтобы не возникло желания отменить все в последний момент. Они сходили в несколько замков и храмов — там было так тесно и душно, что Ёнсу поспешил утащить Мэтта в ближайшее кафе с кондиционером. Вечером Иму удалось вытащить Мэттью на концерт какой-то популярной японской группы, где было так же многолюдно, как и везде, но это только добавляло атмосферы. А еще они были так тесно прижаты друг к другу, что случайные прикосновения не казались такими неловкими, как это было с ними обычно. С утра, наученные горьким опытом, они решили испытать удачу в музее, но и там оказалось так много людей, что было тяжело даже вдохнуть. Мэттью и Ёнсу с трудом протиснулись через несколько залов, толком не увидев и не услышав ничего интересного, и снова пошли в кафе. На третий день, махнув рукой на культурные ценности, они выбрались в парк на пикник. Свежий воздух, тень от деревьев и запахи от палаток с едой скрасили неудачи предыдущих двух дней. А ночью они отправились на прогулку по городу — всюду сверкали огни вывесок, людей было едва ли не больше, чем днем, так что Ёнсу предложил забраться на крышу какого-то здания, и они просидели там до рассвета. Тогда все еще было хорошо, правильно — так, как и привыкли они оба. Тогда все было по-прежнему. Вернувшись, Мэттью проспал весь следующий день, не заметил возвращения Альфреда и его же исчезновения посреди ночи. Он не знал, чем занимался Ёнсу, но, судя по отсутствию сообщений и неожиданных визитов в гости, — тем же самым. Оставшуюся часть выходных они тоже провели вместе. На День зелени сходили в парк рядом с «Кагами» — сакура уже отцвела, но на клумбах распускались красивые яркие цветы, названия которых никто из них не знал, а на небольшой площади выступали какие-то местные артисты. Здесь было намного тише и спокойнее, чем в Осаке, но, как оказалось, Ёнсу знал едва ли не половину присутствующих, и постоянно отвлекался на разговоры с очередным приятелем. А еще он оглядывался, словно бы искал кого-то, но Мэтт тогда не придал этому значения — вокруг было множество красивых цветов, он и сам то и дело цеплялся за них взглядом. Вернувшись в «Кагами» под вечер, они пошли к Мэтту — сосед Ёнсу с его ширмой и мелкими пакостями не вызывал ни у кого из них желания задерживаться в его комнате слишком долго. Альфред с Артуром тоже были там, и они вчетвером посмотрели какой-то глупый американский фильм, который, по заверениям Джонса, был слишком классным, чтобы они хоть что-то поняли. В последний выходной, на День детей, Мэтти увиделся с Ёнсу только вечером — весь день они лениво переписывались в социальной сети, кидая друг другу дурацкие картинки, переделанные фотографии из Осаки и новые песни. Сидя на пирсе и плескаясь друг в друга водой, они сначала не заметили компанию подростков на противоположном берегу, но потом те начали запускать фейерверки, и Мэтт с Ёнсу оба засмотрелись на чужое веселье: те ребята словно сошли с кадров какого-то аниме. Они жгли разноцветные бенгальские огни, дурачились, спорили, чья змейка будет гореть дольше — и скинули победителя в реку в качестве приза, разбегались во все стороны с громкими воплями, когда большая колба, выпускавшая толстый сноп искр, неожиданно упала и закрутилась, разбрасывая вокруг себя сверкающие огоньки, и смеялись так искренне, что сложно было поверить в реальность происходящего. После того как школьники ушли, Ёнсу и Мэтти купили пачку огней и двух змеек — и жгли их прямо на пирсе. Тогда на небе уже загорелись звезды, и их отражения в воде смешивались с искрами фейерверка. В тот вечер они разговаривали мало, и тогда Мэтт впервые подумал, что Ёнсу ведет себя странно — он выглядел более задумчивым, чем обычно, не рассказывал глупые смешные истории, не делился последними новостями, своими нелепыми утренними приключениями и был далеким, как звезды. Но Уильямс смог объяснить это для себя тем, что даже самые жизнерадостные из людей иногда нуждаются в тишине и понимании, и не стал задавать вопросов. Сейчас он жалел об этом — узнай он тогда, может быть, не было бы так обидно. В школе Ёнсу снова стал самим собой, и Мэтт перестал за него беспокоиться, но ровно до тех пор, пока не заметил, что с каждым днем они проводят все меньше и меньше времени вместе. Им перестал звать его на прогулки, перестал спрашивать, как прошел его день, перестал приходить вечером, чтобы поиграть в очередную игру или посмотреть новую серию любимого сериала. Такое уже случалось раньше, когда Мэтт слишком стеснялся, чтобы первым написать Ёнсу или позвать его куда-нибудь. Но в этот раз все было иначе — поначалу он звал его, как обычно делал это сам Ёнсу, ведь дружба — это то, что касается их обоих, но потом, раз за разом получая отказ, перестал. После того как Мэтт осознал это, он заметил, с какой улыбкой Ёнсу смотрел в смартфон на переменах, когда они обедали вместе или просто сидели рядом, дожидаясь остальных ребят из драмкружка. И он понял то, что давным-давно заметили все остальные — Ёнсу влюбился. Но они же все время проводили вместе — если не лично, то в сети! Когда он успел?.. Да, бинго, умник. На Золотой неделе. А после — все изменилось, и к середине мая Мэттью уже перестал быть уверенным в том, что Ёнсу по-прежнему считает его своим другом. Что он хотя бы помнит о его существовании. Они ведь все еще ходили вместе обедать, и Альфред постоянно спрашивал о нем, словно бы ему не все равно, и на репетициях они общались как раньше… Только теперь Ёнсу почему-то снова оказался далеко — не докричаться, — и Мэтт просто смирился с этим. В глубине души он всегда знал, что никогда не будет значить для Ёнсу так же много, как он для него, и больше всего хотел только продлить эти мгновения своего счастья, не смея мечтать о большем. Что ж, видимо, лимит его удачи был исчерпан. — Пообедаем вместе? — как ни в чем не бывало спросил Ёнсу, поймав Мэттью в толпе, когда тот пытался, пользуясь своей незаметностью, быстрее пробраться в столовую. — Хорошо, — замешкавшись только на секунду, кивнул Мэтт. Они же друзья, да? Все еще оставались ими, хотя Ёнсу и предпочитал игнорировать его всю предыдущую неделю. — Хочу рассказать тебе кое-что, — улыбнулся Им. — Пойдем. Он потянул Мэттью в противоположную столовой сторону, но тот и не думал сопротивляться. Он чувствовал, что новости от Ёнсу непосредственно касаются того, что происходило все это время, и, косвенно, — их отношений. Тот вел его за собой наверх, обратно на третий этаж, а потом еще выше — на крышу. Уильямс знал, что Альфред и Ёнсу часто обедали там, когда погода позволяла, но потом что-то случилось — может, Ли забрал его ключи, или Им дал их кому-то на время, — и они перебрались в парк. Крыша встретила его ветром в волосах — внизу он не бушевал так сильно, лишь слегка лаская верхушки деревьев, но здесь оказался сильнее, норовя подтолкнуть в спину, бросить в лицо пыль или мелкий мусор. Тут было свежо и просторно, а еще тихо — шум от учеников внизу едва доносился. Никто не мог бы потревожить их, поэтому Мэтт не стал спешить — он боялся услышать, что хочет рассказать ему Ёнсу, но прикрывал этот страх благородным «дам ему время подготовиться». Вместо того, чтобы сесть рядом с другом, он подошел к ограждению и посмотрел вниз, на парк. В груди защемило, но Мэттью прикусил щеку и улыбнулся через силу. Все будет хорошо, да? Ёнсу ведь никогда не сделает ему больно, не обидит и не предаст. Он его друг, верно? Нет ничего, что он не смог бы понять и принять. Правда? Он посмотрел вдаль, на город: где-то там сейчас был ответ на все его вопросы. — Что ты хотел рассказать? — Мэттью повернулся с улыбкой. — Иди сюда, — Ёнсу похлопал по месту рядом с собой. Когда Уильямс сел, он раскрыл коробочку с обедом и протянул ему второй комплект палочек. Мэтту нравилось, как Ёнсу готовит свои обеды — много специй, дикие сочетания вкусов и сумбур в упаковке, но это было настолько в его духе, что невольно вызывало улыбку. А еще Им всегда старался как можно быстрее съесть неудавшуюся часть, прикрывая это тем, что забирает самое вкусное — и это тоже нравилось Мэттью. — Прости, что не отвечал, — проглотив кусок свинины в слишком пряном для такой жары соусе, сказал Ёнсу. Он выглядел виноватым, и Мэтт, не задумываясь, отмахнулся. Какое значение имеют его переживания, если Им действительно жалеет о случившемся? — Я не хотел рассказывать раньше времени, боялся сглазить или… да черт знает, на самом деле, — усмехнувшись, он пожал плечами. — Просто подумал, что ты достаточно намучился с Альфредом, чтобы вмешивать тебя в мои проблемы. Но сейчас, кажется, самое время, — он посмотрел на Мэттью сверкающими глазами и прошептал. — Я влюбился, Мэтти. Мэтту казалось, что его сердце остановилось. Щеки против воли обожгло румянцем, а в глазах защипало, и взгляд Ёнсу — такой восторженный, уверенный и счастливый — он не мог больше его выносить. Но и отвернуться тоже не мог. Конечно, он знал, что Ёнсу влюбился — это не стало бы новостью даже для Альфреда, хотя тот никогда не отличался чуткостью в таких вопросах. Но просто знать и слышать прямое тому подтверждение — разные вещи. Первое дает надежду — второе ее отнимает. — Она идеальная, — продолжил Ёнсу, не дождавшись ответа. Он оперся на стену и мечтательно прикрыл глаза — улыбка не сходила с его лица. — Маленькая, тонкая, хорошенькая — настоящая японка. Знал бы ты, какие у нее мягкие волосы… Я мог бы часами к ним прикасаться, и мне бы не надоело. А эти глаза — такие черные, глубокие. Я не мог налюбоваться, когда впервые ее увидел! — Это, — Мэттью пришлось прикусить губу, чтобы не сорваться, — замечательно, Ёнсу. Он выдавил улыбку, но Ёнсу не заметил подвоха — он был слишком счастлив и влюблен, чтобы замечать вокруг что-то еще. — Ты прав, она замечательная, — выдохнул он. — И… когда ты встретил ее? — Мэтти отвернулся, чтобы только не видеть эту мечтательную улыбку. Что-то внутри него решило, что сейчас лучшее время пройтись когтями по грудной клетке. — Когда мы вернулись из Осаки, — как будто Мэттью этого сразу не понял. — Ребята тогда позвали сходить с ними в игровые автоматы, а я жутко не выспался — мы же всю ночь гуляли, — и в чем тогда был смысл всего этого? — Но я давно с ними не виделся, хотелось поболтать, новостями обменяться, так что пришлось согласиться. Там я ее и увидел — она пыталась вытащить игрушку из автомата. У нее ничего не получалось и, судя по ее виду, уже давно: она даже покраснела от напряжения и дергала бедный рычаг так, будто хотела его сломать. И я решил ей помочь — ну, знаешь, из жалости. Когда я спросил, не нужна ли ей помощь, она зыркнула на меня так, что мне захотелось сбежать, но… Она была такой красавицей, словно кто-то решил пошутить и создал девушку по моему идеальному образу. Я не мог упустить свой шанс! Сказав ребятам, чтобы начинали без меня, я вернулся к ней. Поначалу я еще пытался направлять ее и руководить процессом, но она была настолько неловкой — и это так мило, я чуть с ума не сошел! — что мне пришлось взять дело в свои руки. Для такого профессионала вытащить игрушку из автомата было делом пяти минут, но вот завоевать ее сердце за это время у меня не получилось. Я предложил ей поиграть со мной и ребятами, но она вежливо отказалась. Конечно, я бы тоже отказался на ее месте, но только подумал об этом слишком поздно. Я уже хотел вернуться к друзьям, но потом меня как будто током ударило: идеальная девушка прямо у меня под носом, а я спокойно позволяю ей уйти, как будто не мечтал о такой всю свою жизнь! Это едва не стало фатальной ошибкой. Но я успел догнать ее — она шла достаточно медленно и еще не добралась до поворота. «Ты так и не сказала своего имени», — вот уж не думал, что когда-нибудь воспользуюсь этой фразой. Она улыбнулась и сказала, что ее зовут Сакура. Сакура, Мэтти! Разве существует более нежное и прекрасное имя? Я предложил ей обменяться контактами и спросил, придет ли она завтра в парк на фестиваль. И — ты не поверишь — она дала мне свой номер! И сказала, что, возможно, придет в парк. Только, как ты, наверное, помнишь, она не пришла. Я тогда ужасно расстроился, решил, что Сакура так пыталась от меня отделаться. Эх, я уж думал, что моя мечта никогда не сбудется, но вечером она сама мне написала! Извинилась, сказала, что подружки позвали ее по магазинам, и она так и не смогла вырваться. И… она предложила встретиться завтра! Как же я был счастлив! Девушка, о которой я мог только мечтать, сама позвала меня на свидание! Мы сходили в кафе, и я, кажется, влюбился в нее еще сильнее. Одно слово, Мэтти: и-де-аль-на-я. Такая скромная, культурная, вежливая, но вместе с тем очень добрая, нежная и веселая. Она даже смеялась над моими шутками! Я сам не заметил, как пролетело время — рядом с Сакурой его просто не существует. Она разрешила проводить себя до дома и — ты не поверишь — сказала, что ей понравилось. Я был так счастлив, что не решился попробовать ее поцеловать, и мы попрощались. Потом, вечером, я хотел рассказать тебе о ней, но… все было так неопределенно, знаешь. Я все еще не был уверен, что мне это не приснилось, а потом мы увидели тех школьников на противоположном берегу. Сакура тоже была там, я бы узнал ее из сотни других девушек. Она сидела немного дальше, в стороне от всего веселья, и какой-то парень обнимал ее. Обнимал мою идеальную Сакуру! Сам понимаешь, как я тогда расстроился. Но ты был рядом, предложил тоже запустить фейерверки, поддержал, как только ты умеешь. И это помогло мне не сдаться и не опустить руки в тот момент. Спасибо, Мэтти. Если бы не ты, я бы никогда не решился добиваться Сакуры, и никогда не стал так счастлив. В общем-то, все это время я пытался добиться ее расположения. Ну, знаешь, делал подарки, звал гулять, постоянно писал ей и все такое. Она никогда не позволяла мне больше, чем в первый раз — не давала даже взять себя за руку. Но постепенно я завоевал ее доверие, и она сама решилась прикоснуться — Сакура меня обняла! Ее парень был дорог ей, но она сказала, что я ей тоже очень нравлюсь. А вчера она сказала, что они расстались, и разрешила себя поцеловать. — Я влюбился в лучшую девушку на свете, Мэтти, — выдохнул Ёнсу. — И она, кажется, ответила мне взаимностью. Мэттью чувствовал пустоту — везде, во всем теле, в душе, в голове. Пустота накрыла его собой, обхватила теплыми объятиями, прижала к груди, заполнила легкие. Пустота шептала ему что-то бессвязное на ухо, гладила волосы и вытирала слезы. Пустота открыла его рот и сказала: — Поздравляю, — пальцами она приподняла уголки его губ. — Я так рад за тебя! — Спасибо, Мэтти, — Ёнсу не заметил, что вместо Уильямса был кто-то другой — в его голове не было для этого места. — Наконец-то я все тебе рассказал! Боялся, что ты рассердишься — я ведь все время проводил с ней, и даже когда мы были вместе думал только о Сакуре. Каким же я был дураком, — Им рассмеялся. — Ты мой лучший друг, я всегда могу положиться на тебя. — Конечно, — ответил Мэтт. — Конечно, ты можешь. Разве мог он сказать что-то другое?

***

Когда Мэттью вернулся домой, в их с Альфредом комнату, того еще не было — как всегда пропадал у Артура. Если бы Мэтт мог, он бы порадовался этому факту, но вместо эмоций у него все еще была пустота, поэтому он, не раздеваясь, рухнул на кровать лицом в подушку. Раз — шаги, чей-то голос с кухни, два — шум душа из ванной, кто-то напевает приставучий мотив, три — трели птиц за окном, проезжающие мимо машины, разговоры ни о чем. Почему мир продолжал существовать так, словно бы ничего не случилось? Мэттью закричал, заорал, взвыл, уткнувшись в подушку. Затих разговор на кухне, смолк душ и прекратилось пение, на улице вдруг стало тише. Он продолжал кричать, пока не кончилось дыхание, а потом набрал побольше воздуха и снова завыл. Он все орал и орал, пока не сорвался голос, пока не почувствовал себя настолько изможденным, что свернулся калачиком, спрятав лицо, и попытался заснуть. Мэттью не мог дышать, воздух отказывался поступать в легкие, и вместо дыхания выходили рваные всхлипы. Он проснулся, когда хлопнула дверь — на лице Альфреда было страшно виноватое выражение, и Мэттью слабо улыбнулся. — Прости, — сложив руки в молитвенном жесте, прошептал Джонс. — Ничего, — одними губами ответил Мэттью. — Я забыл выполнить задания на завтра. — Что-то случилось? — Альфред присел к нему на кровать, и в его глазах отразилась тревога — он никогда не умел скрывать эмоции. — Ты неважно выглядишь. И ты спал в очках. — Думаю, все в порядке, — покачал головой Мэттью. — Рано или поздно это должно было случиться. — Это Ёнсу? — он кивнул — не было смысла скрывать что-то настолько очевидное, что даже Альфред догадался. — В последнее время вы мало общались. Поссорились? — У него появилась девушка, — пояснил Мэтт. — Странно, что ты еще не знаешь: он был таким счастливым — мне показалось, он хочет поделиться этим со всем миром. — Ничем себя не выдал, конспиратор, — надулся Альфред. — Ну, не зря же я взял его к себе в суперагенты. — Это точно, — непосредственность Ала подействовала на Мэттью успокаивающе — он даже улыбнулся почти искренне. Но больше Альфред ничего не говорил, и постепенно Мэттью снова начал проваливаться в пустоту. Как он мог надеяться на что-то раньше? С самого начала было очевидно, чем все закончится. Нужно было просто прекратить это, пока оставалась такая возможность, а не верить слепо в свою удачу — у него ее никогда не было. А что теперь? Не может же он вдруг ни с того ни с сего отвернуться от Ёнсу, бросить его, ничем не объяснив. Он ведь назвал его лучшим другом. Это больше, чем ничего. — Он сказал, она соответствует всем его идеалам — маленькая, хрупкая, темненькая, — неожиданно для себя заговорил он тихо. — Я представил ее как Кику — в одном из его сценических образов: платье в рюшах, подводка и цветок на голове. Ну, может, волосы немного длиннее, фигура более женственная, но в общих чертах — как Кику, словно под копирку. Наверное, это потому что они раньше встречались, да? — Н-наверное, — запнувшись, согласился Альфред. — Он тяжело переживал расставание, все пытался его вернуть. — Да, я знаю, — кивнул Мэтт. — Знаю, что он долго не мог его отпустить и пытался отвлечься: цеплял девчонок, которые были бы совсем на него непохожи — высоких, с большой грудью, чтобы волосы обязательно были светлыми и кудрявыми. — И с голубыми глазами, — добавил Джонс. — Точно. Он не пытался заменить Кику, он просто хотел отвлечься от его образа, забыть его, — Мэттью снял очки и посмотрел в окно. — А теперь он нашел девушку, похожую на Кику как две капли воды. Ему ведь всегда нравились именно такие — конечно, он не смог устоять. Тем более сейчас, когда перестал думать о Хонде. И ему больше не нужно отвлекаться. Уильямс замолчал ненадолго — не был уверен, стоит ли продолжать. Но Альфред молчал, и Мэттью пожалел, что не смог сдержаться — Ал был счастлив, он не хотел рушить его покой и впутывать в свои выдуманные проблемы. То, что он решил, будто Ёнсу будет рядом с ним вечно, было лишь его ошибкой, и никто больше не должен из-за этого беспокоиться. Но он уже позволил словам сорваться с языка, и остановиться сейчас было бы подло по отношению к Альфреду. — Ему больше не нужен я, — закончил он. Джонс ничего не сказал — Мэтт и не ждал, что тот сможет подобрать слова, Альфред никогда не был в этом хорош. Вместо этого он обхватил руку Мэттью своей и стиснул так крепко, что Уильямсу стало больно. Мэтт посмотрел на него с улыбкой и прижался щекой к его плечу. С Альфредом было легче. Рядом с ним не было пустоты, грудь не раздирало изнутри, и желудок не норовил вывернуться наизнанку. А еще он все понимал, хотя всегда умело прикидывался дурачком, и не задавал лишних вопросов. Самую малость — но с ним было легче.