Daigaku-kagami

Явление VI … и сохрани «Ловино». Это имя и все, что было с ним связано, — вот единственное, занимавшее все мысли Антонио. Он не мог сосредоточиться ни на плане, ни на дороге, ни на каких-то отвлеченных вопросах, неуклонно возвращаясь к нему — вредному Ловино, который полностью захватил его сердце. Давно захватил, конечно, но только сейчас Каррьедо в полной мере осознал, насколько он ему дорог. Насколько он не хочет его потерять. И, осознавая это, он проклинал себя за слабость, за то, что не был достаточно настойчив, что не прилагал, видимо, максимум усилий, что поддавался своему отчаянию и почти даже смирился с их разрывом — окончательным и бесповоротным, как этот мрачноватый коридор, по которому они с Тимом сейчас старались продвигаться быстро, но тихо. Если бы он только мог все исправить, если бы только мог не допустить этого!.. Как бы он хотел просто показать заносчивому Варгасу малую часть своей силы и власти, как бы хотел быть не таким мягкотелым с ним, как бы хотел на некоторое время вновь стать тем дерзком подростком, легко сшибающим с ног огромных мужиков… Ведь тогда все точно обернулось бы иначе, и никому не пришлось бы страдать и беспокоиться, чертовски волноваться, буквально снедая себя изнутри постоянными мыслями о целости и сохранности кого-то близкого и важного: Альфреду, например, не пришлось бы тревожиться за Артура, Эмме — за ее братца, Мэтту — за Ёнсу, ну, а ему, в конце концов, — за самого Ловино. Он бы с радостью вообще не узнал, что жить не сможет, если с Варгасом что-то случится, чем осознал это таким путем. Но разве кого-то волнуют такие мелочи, как желания смертных? Если эти «кто-то» вообще есть, им, определенно, нравится смотреть на человеческие страдания. Им приятно видеть слезы — как будто сладчайший нектар, они услаждают их черствые сердца. Им приятно заставлять кого-то переживать, переживать так, как никогда раньше — до безумного желания просто знать, жив ли он, до дрожи в руках, до невозможно быстрого сердцебиения. Чтобы научиться ценить что-то, для начала нужно этого лишиться. Если он никогда больше не услышит такие знакомые, родные и — ведь, и правда, как будто в другой жизни было — далекие ругательства сквозь зубы — что тогда? Сама лишь мысль об этом вызывала у Тони приступ легкой паники. Легкой — потому что другой он себе позволить не мог. Ведь тогда «если» превратится в «когда». Он не мог представить своей жизни без Варгаса, не мог и не хотел представлять. Вместе с Тимом они довольно быстро подобрались к посту охраны, который должен был защищать вход к похищенному, и затаились как раз за выступом стены, имитирующем колонну, — весьма удачной для врагов детали интерьера. Сердце у Антонио невольно забилось чаще, и он сглотнул, решительно поджимая губы и стискивая руки в кулаки. Кивок другу — сигнал: «Пора», — и они, неожиданно возникшие из полумрака, быстро отключили двух оказавшихся ближе всего охранников отточенными движениями. Остальные три быстро сообразили, что к чему, налетая на невооруженных парней, да только они никак не могли учесть, что эти двое — не просто студенты, не просто юноши, случайно проникшие на базу, а что они — бойцы без правил, в своем роде чемпионы, лучшие из лучших. Кровь, разгоряченная дракой, бурлила в жилах Тони, перед глазами все немного расплывалось и мелькало, что, впрочем, практически не мешало ему — он мог полностью положиться на свою интуицию и чутье. Охранник — крупный детина с лицом, не выражающим никаких мыслительных процессов — всей своей тушей кинулся на него, неловко занеся руку для удара. Неприцельного, кстати, ибо уйти Тони смог, не глядя на него, чтобы тут же поприветствовать ударом в живот второго охранника, присоединившегося к еще одному своему коллеге, которого взял на себя Тим. Тот, не растерявшись, среагировал почти мгновенно, и скулу Тони обожгло пришедшимся вскользь ударом. Уклоняясь от повторной атаки, Антонио позволил себе непозволительную роскошь — он забыл о самом первом своем сопернике. Тот, оклемавшись от позорного поражения в первой схватке, кажется, решил задействовать свой мозг, и крепко обхватил стоящего к нему спиной Тони, фиксируя его руки одной своей лапищей. Сообразив, к нему подключился второй: улыбаясь, он готовился нанести весьма болезненный удар в район солнечного сплетения. Каррьедо даже приготовился к нестерпимой боли, когда, словно из ниоткуда, возник де Вард, противник которого лежал без чувств и, кажется некоторых зубов, возле подозрительной двери, которая так привлекла внимание ребят тогда, в кабинете охраны. Тим, словно танцуя, нанес державшему Тони мужчине несколько быстрых ударов, заставивших его ослабить хватку и обратить внимание на нового врага. Тони прекрасно помнил, как сам еще тогда, в детстве, выл от этих кажущихся легкими атак — Тим был непобедим, пока мог наносить их, а остановить его тоже было делом не из легких. И кое-кому большому и самоуверенному скоро придется в этом убедиться. У Антонио не было времени наблюдать за боем друга, иначе был он с удовольствием взглянул на усовершенствованный с годами и ставший почти безупречным стиль. Он, полагаясь скорее на интуицию, чем на зрение, заблокировал резкий выпад оставшегося в одиночестве второго охранника, перехватил его руку, фиксируя ее неподвижность, заламывая и с наслаждением отмечая, как на каменном лице с чуть самодовольной усмешкой проступает гримаса боли. Медленно, зная, что их никто не потревожит больше, он ударил свободной рукой в живот противника, притянул к себе согнувшегося пополам амбала за вывернутую уже руку и, нежно дернув за волосы, пригласил его нос на свидание со своим коленом. — Сломался? — с приторной заботой прошипел Тони, по-кошачьи щуря зеленые глаза с нездоровым огоньком в них. — Починят, ничего, — из разбитого носа охранника текла кровь, заливая пол багровыми каплями, украшая казенную синюю форму и черные штаны. — Надо было думать, во что ввязываешься, — дернув за руку, тем самым выбивая кость из сустава, Тони повернул последнего оставшегося в сознании мужчину спиной к себе. — Не предполагал, что детишки умеют драться, а? Страдания были прерваны резким ударом Тима, одного лишь ледяного взгляда которого хватило, чтобы Антонио вмиг остыл. Он уже давным-давно так не упивался своим превосходством над теми, кто считал, что они всесильны лишь потому, что старше и крупнее раза в три. С тех пор, как в его жизни появились Тим и Эмма, а потом и драмкружок «Кагами» вместе с Ловино, он перестал драться. Перестал упиваться силой. Перестал превращаться на время драки в безумное животное, движимое одной лишь целью — выжить. Но сейчас, когда от Ловино его отделяла какая-то хлипкая дверца и это жалкое гориллоподобное создание, старые привычки взяли верх. Он не мог больше держать все в себе, весь свой страх, свое волнение, свой гнев на всех этих людей — что посмели похитить, что посмели нападать, ранить друзей, подвергать их всех опасности, что посмели забрать его Варгаса. И пусть тот охранник, кажется, вообще не втыкал, в чем дело и за что этот мальчишка с дьявольскими глазищами так его истязает, пусть, все равно — главным было выпустить пар, чтобы потом не сорваться при тех, кто не видел его во всей красе. Единственным, кто видел и остался рядом, между тем, продолжал оставаться Тим де Вард. Он же мог привести в чувство, когда нужно, охладить пыл своего порывистого друга, вернуть ясность мысли. Он не боялся. Теперь оставалась только дверь. Впрочем, ее тоже скоро не стало: у одного из охранников была связка ключей на поясе, и один из них прекрасно вписывался в замок на железной, выкрашенной в облезлый черный, дверь. Там, в комнате, царила темнота, которую полумрак коридора никак не желал нарушать, а еще было холодно, как в самом настоящем заброшенном русском подвале, пахло сырой землей и железом, а по низу дул ощутимый мокрый холодный ветерок, липкий, как туман. Ребята воспользовались беззащитным положением охранников, чтобы позаимствовать у них парочку карманных фонариков и оружие. Увиденное в комнате если не поразило Тони, то заставило внутри у него все сжаться точно: в дальнем, самом темном и холодном углу, стояла клетка, доходящая ему примерно до груди. Ржавая, она буквально сочилась своим приторным железным запахом, так похожим на кровь. Внутри, что, впрочем, не удивило Каррьедо, никого не было, иначе он бы точно услышал вопли своего благоверного. «Скорее всего, — с ироничной улыбкой отметил про себя Антонио, — нерадостные». Зато на полу обнаружилось какое-то тряпье — очевидно, кровать, миска с чем-то подозрительно похожим на еду, жестяная кружка, ведро — видимо, для отходов, и — именно это его больше всего неприятно удивило — цепь с ошейником. — Его здесь нет, — безжизненным голосом сообщил он Тиму. — Оставили охрану возле пустой камеры? — нахмурился тот. — Похоже на какой-то низкосортный боевик. — Вообще все происходящее мне напоминает дешевую постановку, — согласно кивнул Тони. — Охрана почти без оружия, охраняющая пустышку, открытая дверь, ключи на видном месте… — Но они же не могли знать, что мы придем сегодня, — возразил Тим. — Не могли все это подстроить. — Если только… — Каррьедо нахмурился, но резко тряхнул головой: нет, она бы никогда так с ними не поступила. — Если только что? — переспросил де Вард. — Ничего, — Тони тяжело вздохнул. — Если Ловино не в той комнате, куда отправились парни, я сначала перебью к чертям похитителей, а потом переверну здесь все до основания, но найду, где его держат. — Я знаю, — Тим сдержанно кивнул. — Идем, нельзя терять время. Антонио кивнул, соглашаясь, и поспешил на выход. Просто присутствовать в этом помещении было неприятно, и он представить себе не мог, как чувствовал себя бедный Ловино, которого здесь держали никак не меньше двух недель. Прикрыв за собой дверь, он понял, что боится встречи с новым Варгасом даже больше чем с тем, который был рядом последние полгода. Ну, то есть как «рядом»… Зато Тима такие мысли не мучили. Почему-то он твердо верил, что эта комната — лишь попытка деморализовать их, просто способ напугать, поразить, показать: «Смотрите, как мы можем!» и рассмеяться в лицо. Он знал, что Ловино там не держали, но знал так же и то, что убеждать в этом Антонио сейчас — пустая трата такого драгоценного времени. Представление слишком уж затянулось, пришла пора кульминации. — Набери Альфреду, скажи, чтобы не совались в ту комнату без нас, — обернувшись, кинул он Антоно, и тот покорно потянулся к телефону. Знакомое имя в телефонной книге, зеленая кнопка вызова, извечная улыбка на фотографии контакта. И гудки. Они вернулись назад, к выходу, и уже прошли добрую половину пути к заветной двери, а Альфред все не отвечал. И картины перед глазами Антонио с каждым шагом становились все мрачнее и мрачнее… — Альфред! — Тони! Оба оклика раздались почти одновременно: на том конце, наконец, кто-то ответил, а из затаившегося в стене спуска вниз послышался знакомый голос. Тим и Антонио остановились, вглядываясь в полумрак лестничного пролета, уходящего вниз, где сидели, как ни в чем не бывало, Франциск и Артур, а Альфред что-то протараторил в трубку — Каррьедо не слышал, что именно, он вообще ничего не слышал, просто читал по губам, как Артур повредил ногу, а Франциск — руку. — Дождитесь нас около той двери, подслушайте, что сможете, — наконец, пробормотал Тони, когда Ал почти прокричал в трубку его имя, причем именно с той паникой в голосе, которая бушевала сейчас в его сердце. — Р-ребята, — он спустился к друзьям, виновато оглядывая масштабы катастрофы. — Простите, из-за меня вы… Черт, черт! — брюнет гневно ударил кулаком о стену. Перед глазами плыло. Ярость застилала разум, подобно красной пелене, и он никак не мог сдержать ее. Из-за него они пострадали. Какой-то чертов полоумный ублюдок осмелился стрелять. В Альфреда. Чуть ли не в упор! Теперь они просто обязаны были ответить за все, что сделали. И он заставит их. Заставит их всех! — Тони, — тихий, уверенный голос лучшего друга, его тяжелая рука на плече, и неподдельный страх, смешанный с восхищением, в глазах Франциска и Артура. — Ты не виноват, мы сами пошли на это, — сглотнув, твердо сказал Керкленд. — Никто не виноват. Ты понял? — поднявшись на ноги, он смело заглянул в блестящие глаза Антонио. — Ты не причинишь никому вреда. Мы просто заберем Ловино и уйдем отсюда, хорошо? — Каррьедо упрямо тряхнул головой. — Или ты хочешь напугать его? Оттолкнуть от себя навсегда? Артур играл, давил на больное, и Антонио прекрасно знал это. Знал, но поддавался, потому что понимал, что тот прав. Варгас никогда не будет с ним, если он убьет или покалечит человека. А этого он допустить никак не мог. — Пошли, Тим, — Тони через силу улыбнулся. — Скоро мы покончим с этим, и вы сможете получить медицинскую помощь. Держать себя в руках ему было довольно сложно, но под пристальным взглядом Тима было немного спокойнее. Как огонь и лед, они дополняли друг друга, не давая выйти из-под контроля, усмиряя и поддерживая. А вскоре вид живых и здоровых Джонса и Ёнсу окончательно успокоил Антонио. Они оба были в полном порядке, перекидывались фразочками типичных секретных суперагентов и, кажется, совершенно забыли обо всей серьезности предприятия. — Открыто, — немного сконфузившись, одними губами сказал Ал, указывая на дверь. Эта была двустворчатая, деревянная, на слабых петлях — такую легко было бы выбить, виси на ней хоть десять замков. Но то, что она была открыта, настораживало еще больше. Еще одно сходство с малобюджетным фильмом для подростков. Но времени на раздумья не было: в любой момент там, за этой самой «легкой» дверью, могли сделать с Ловино все, что угодно: убить, изнасиловать, заставить есть свои отрубленные конечности, в конце концов. Так что ребята, покрепче перехватив свое оружие, позволили Антонио одним мощным пинком эффектно распахнуть ее перед ними. — Ну, наконец-то, — яркий свет, ударивший в глаза, мешал нормально разглядеть людей за дверью, но их было никак не меньше десятка. — Тони! — а этот голос Антонио узнал бы и из миллиона, тем более, что… — Придурок! Где ты шлялся столько времени?! Томатный ублюдок! Мог бы прийти спасать меня и на пару недель пораньше! — Заткните его уже кто-нибудь, — лениво отозвался первый голос, которого явно основательно достали вопли Ловино. — Итак, где деньги? — Деньги? За дорогим офисным столом сидел молодой мужчина в маске, почти полностью скрывавшей его лицо. Он был одет в традиционный наряд какой-то юго-восточной страны, а позади него, растянувшись на весь периметр кабинета, стояли люди в черных балахонах, все, как один, направившие свои автоматы на их четверку. От бутафорских декораций снаружи не осталось и следа. Правда, жестокая, упрямая и болезненная, смотрела на них черными глазами дул оружия. Все понимали: они выстрелят, даже если кто-то из ребят косо посмотрит в сторону Ловино или этого типа в маске. Подозрительно знакомого типа с подозрительно знакомым голосом… — Садык? — недоверчиво прошептал Тони: никто бы не услышал и не понял — не к ним в комнату частенько захаживал этот высокий турок, но Аднан сам заметил, по губам прочитал, что его рассекретили. — Деньги, или мы убьем мальчишку и продадим на органы, — поднявшись из-за стола, холодно пропел он, подразумевая: «Никому ни слова, Тони, а то распрощаешься с ним навечно». — Да какие еще деньги?! — не выдержал Альфред. — Мы пришли спасти Ловино, а вы как знали — устроили все это представление с охранниками-слабаками, пыточной камерой! — Я далеко не такой дурак, как вы думаете, — скептически хмыкнул Садык. — Разве могла малышка Эм просто так интересоваться, кто именно виноват в том, что она до сих пор без денег? Но, гляжу, вам и того хватило, — усмехнувшись, он кивнул куда-то в сторону. Там, на стене, висел большой экран, посылавший сюда изображения со всех камер в помещении. Кое-где лежали тела охранников, которые и охранниками-то не были, а на одной картинке можно было увидеть Артура и Франциска. — Какие же вы жалкие, — покачал головой Садык. — И все жертвы — ради этого ничтожества? — один из черных балахонов, удерживающих Ловино, встряхнул его, словив злобный взгляд и ощутимый удар. — Вы хоть знаете, почему он здесь оказался? Альфред и Ёнсу заинтригованно переглянулись, Тим отвел глаза: он догадывался, потому что имел смутное представление о том, чем занимается Эмма, а вот Каррьедо впился взглядом в Варгаса. По тому, как тот сник, уперев взгляд в пол, и закусил губу, он понял, что было, за что попадать. И лучше им об этом не знать. — Я не думаю, что это стоит оглашать, — твердо ответил Тони. — Зря, — хмыкнул Аднан и, взяв со стола какую-то сладость, продолжил. — Эта история могла бы послужить уроком многим неразумным мальчишкам, которые не умеют себя контролировать. Хотя… — он усмехнулся, — тогда мой бизнес не был бы таким прибыльным. — Не надо, — почти взмолился Тони, чувствуя на себе удивленные взгляды друзей. — Не надо… — Знаете ли вы, мальчики, что такое метилендиоксиметамфетамин? — поправив воображаемые очки на носу, скрытом маской, поинтересовался мужчина. — Нет? А если я назову его сокращенно — MDMA? — Метамфетамин? — переспросил Ёнсу. — Не говори мне, что Ловино… — А вы даже не заметили? — Садык не сдержался, рассмеявшись. — Ваш дружок сидит на «колесах» больше года, а вы хотите сказать, что до сих пор не поняли этого? Вы слепые или как? — В отличие от вас, нам не приходилось сталкиваться с наркоманами на каждом шагу, — сухо отрезал Антонио. — Он не мог, — слабо возразил Ал. — Ловино, скажи, что все это неправда. Скажи, что они просто ублюдки, оклеветавшие тебя… — К сожалению, я говорю правду, — Садык развел руками, мол, «ничего не могу с этим поделать». — Тони, ну хоть ты-то… — Альфред повернулся к нему, совершенно растерянный, но тут же смолк. Антонио стоял, низко опустив голову и с силой сжимая кулаки. Он не хотел верить. Ему было страшно и больно думать, что Варгас столько времени мог скрывать от него свои проблемы. Но еще больнее было то, что он знал. Давно уже знал, почему все происходит именно так, а не иначе, почему и куда Ловино убегает, почему ведет себя так резко и отталкивающе. Он давным-давно понял. Но боялся признаться в этом самому себе. Боялся даже думать об этом. И наивно верил, что все куда радужнее. Что все можно будет решить просто разговорами и хорошим отношением. Что все еще можно будет вернуть. Что можно будет — «как раньше». — А теперь, мальчики, когда эта страшная тайна не будет терзать ваши души после смерти, я вынужден вас убить, — с легкой улыбкой сообщил им Аднан и, сказав что-то на своем, турецком, выпроводил из кабинета несколько балахонов. — Убить? — переспросил Джонс недоверчиво. — Но мы же ничего не… — Мальчик мой, — устало пропел Садык. — В этом мире так много людей страдают ни за что. Одним больше, одним меньше — никто и не заметит. Твоей смерти никто не заметит, Герой. — Хватит глумиться, — почти прошипел Антонио. — Чего тебе нужно, чтобы отпустить нас? — Я не собираюсь отпускать вас живыми, — равнодушно пожал плечами Садык. — Вы, — он усмехнулся, — слишком много знаете. — Не ломайте комедию, — слово взял Тим, так что Каррьедо даже удивленно оглянулся на друга. — Всю эту постановку, все декорации, даже настоящие, жаль только, незаряженные, автоматы вы приготовили для нас. Нарядились еще, подчиненных своих заставили… И после всего этого — убить? Нет, мистер Аднан, вы, угрожая жизни Ловино, хотите от нас чего-то добиться. Так чего же? — Умный ты слишком, — хмыкнул Садык. — Такие умные долго не живут. Я же сказал, — утомленно пояснил Аднан. — Деньги. Всего лишь грязные бумажки, ради получения части из которых Эмма заставила меня пойти на крайние меры. В кабинет на этих словах втолкнули Артура и Франциска, отчего первый едва не упал. Альфред подоспел вовремя и подставил свое плечо, давая ему опору. Он уже давно перестал понимать, что вообще происходит, и почему-то, что начиналось так радужно, вдруг обагрилось их собственной кровью. — Частично ты прав, — продолжал тем временем Садык. — Но я бы не стал угрожать попусту. Тут есть парочка настоящих автоматов: хочешь узнать, какие именно? Ведь денег-то у вас с собой все равно нет, сопляки. Я зря теряю время здесь с вами, хотя давно мог бы пойти к себе. Я даю вам ровно минуту на размышления, а затем — просто убью кого-нибудь, предварительно расчленив. Чтобы доказать свою серьезность, — он открыл один из ящиков стола, извлекая оттуда пистолет. Он продемонстрировал ребятам полную обойму, а затем без предупреждения выстрелил в потолок. Громыхнуло, посыпалась побелка. Ал вздрогнул, широко раскрытыми глазами глядя на дырку, оставленную пулей. А потом заслонил собой Артура. В некоторых щекотливых ситуациях кажется, что напряжение буквально висит в воздухе, и его можно потрогать руками. Все эти разговоры на нежелательные темы, выяснение отношений, сокрытие тайн… ерунда это все. Когда есть минута, чтобы решить вопрос жизни и смерти, когда на тебя в упор смотрит одноглазый бандит, когда жизни твоего любимого человека и твоих друзей угрожает опасность, а ты не можешь поделать ровным счетом ничего, чтобы не сделать еще хуже… Это уже даже не напряжение. Это что-то большее. — Что ж, время вышло, — едва глянув на дорогие часы, сообщил Садык. — А вы не смогли даже решить хотя бы, кто заменит мне Ловино в качестве донора всех органов… — Это буду я, — хрипло сообщил Тони. — Не смейте возражать, — и никто просто не смог. Они не верили до последнего. До тех пор, пока пистолет не ткнулся в лоб Каррьедо, они думали, что все обойдется. Что это просто сон. Что это просто игра. Шутка. Постановка. Они никак не могли поверить, что нечто подобное может быть реальным. Только Тим понимал ситуацию до конца, потому что он жил в этом с раннего детства. Потому что его сестра увязла в этом по самую блондинистую макушку. — Ну, — турок улыбнулся, потрепав Тони по голове, — прощай. Мгновение, тянущееся вечность. Ахнувший Франциск. Сжавший губы Тим. Дернувшийся на защиту друга Ал. Ловино, из широко распахнутых глаз которого градом катились слезы. — Хватит, Аднан, — усталый, хриплый голос, раздавшийся от двери, остановил готовый нажать на курок палец. — Поиграли и хватит. — Вы?.. — Ёнсу округлил глаза, никак не ожидая увидеть здесь этого человека. Гай Кассий, директор, дедушка. С кейсом в одной руке и автоматом в другой, в черном, идеально выглаженном костюме, черных очках и шляпе. Настоящий гангстер. Настоящий герой. Просто настоящий! — Да, я, Им. Если ты забыл, то кроме друзей у него есть еще и семья. Кто, если не родные люди, поможет вылезти из самой глубокой ямы? — по тону и выражению лица Гая нельзя было судить однозначно, — ребята просто еще никогда не видели его таким — зол директор или просто в ярости. — Ты принес? — деловито поинтересовался Садык, отложив пистолет. — Как договаривались. Сто тысяч евро, — Кассий раскрыл кейс, демонстрируя ровные ряды денег. — Учитывая, что он задолжал тебе не больше пятидесяти, думаю, это сойдет и за выкуп этих вот ребят. — Ты же понимаешь, что я вынужден сначала все проверить? — недоверчиво улыбнулся Аднан. — Конечно, — сухо кивнул Гай. — Мне как раз нужно прочистить кое-кому мозги. — Располагайтесь, — улыбнувшись почти дружелюбно, Садык удалился к своему столу, оставляя ребят наедине с директором Кассием. — Простите? — робко поинтересовался Ёнсу, виновато глядя на Гая. — Нет, Ёнсу, — тот покачал головой. — Так не прокатит. Вы хоть понимаете, во что чуть не вляпались, ребятки? Вы хоть понимаете, во что чуть не втянули меня? Да вы вообще хоть что-нибудь понимаете?! — он неожиданно повысил голос, отчего мальчишки вздрогнули, чувствуя себя нашкодившими котятами. — Вы могли умереть. Умереть, черт побери! Навсегда, а не как вы делаете это на сцене! Как вы посмели подвергать себя такой опасности! Где вы только набрались этой самостоятельности?! Кто вас надоумил-то?! Я что, учил вас такому?! Учил быть неразумными кретинами, действующими под воздействием сиюминутных чувств?! Всегда нужно думать о последствиях своих действий. Один неверный шаг, и кто-то из вас мог бы не стоять сейчас здесь передо мной с постной рожей! — удивленно подняв взгляд на Гая, Ал заметил, что у того дрожат губы, а в глазах — подозрительный блеск. — Придурки. Какие же вы еще дети… За вами глаз да глаз нужен, а мы во взрослую жизнь собрались отправлять… — он покачал головой. — Ну, что уставились?! Я же волнуюсь за вас, как за своих детей, недоумки! — Директор… — Альфред неловко положил руку Гаю на плечо. — Заткнись, — шикнул на него Кассий. — Идите сюда, — услышав, как кто-то шмыгает носом, он раскинул руки. — Все закончилось. Все хорошо… Теперь-то я постараюсь, чтобы вы больше ни в какие передряги не влезали. Все прошло, прошло. И завтра мы снова все вместе пойдем на занятия, как будто ничего не было. Все вместе, понимаете? Вместе.

***

В «Кагами» они вернулись на рассвете и, конечно, идти в школу директор Кассий им строго-настрого запретил. Солнце еще не поднялось из-за горизонта, но небо уже просветлело. На улицах было холодно и тихо, город спал безмятежным сном, не зная, что творилось совсем недавно. Царило какое-то неловкое молчание, каждый был погружен в свои мысли, думал о своем, делал свои выводы. Альфред помогал идти Артуру, Ёнсу и Франц шли плечо к плечу, успевшие за некоторое время своего вынужденного сотрудничества и перед такой страшной угрозой немного наладить свои отношения, Тим держался рядом с директором Кассием — незадолго до этого они переговорили насчет Тони и Ловино, которые, замыкая цепочку, шли, обнявшись. Они не сказали друг другу ни слова. Хотя какие могли быть слова? Прости? Спасибо? Этим разве можно смягчить боль человека, готового умереть за тебя? Разве можно облегчение от благополучного исхода передать в простом «я рад»? Оба понимали, что серьезные разговоры еще впереди, но сейчас, когда новый рассвет, наступивший для них всех, дарил надежду на светлое будущее, хотелось просто навсегда сохранить в памяти эти краткие мгновения спокойствия. Чтобы потом, когда грянет буря, было, за что цепляться.