Действие третье
Явление I Второй мораторий Сиреневое небо с розовой прожилкой на востоке и густым темно-синим маревом не желающей сдавать свои позиции ночи на западе озарилось первым лучом солнца. Бледно-желтый, слабовато подрагивающий, он робко скользнул через горизонт, разрывая сонливость утра своим несмелым дыханием. Синева отступила чуть вглубь, слабо моргнула последняя видимая звезда и заснула до вечера, принимая поражение. Дома засияли нежным персиковым светом с одной стороны, углубляя туманные сизые тени с другой, деревья встрепенулись, ощутив приближение нового дня. Подул невесомый шелковый ветер, снимая тонкую паутинку сна с города. Вдохнув его свежее дуновение, мир очнулся, как Спящая Красавица — от поцелуя принца. Открыл глаза-окна, впустил в себя очередную порцию долгожданного кислорода и ожил, зашевелился огромный муравейник: сначала окраины, а потом центр. Жители покидали царство Морфея, чтобы вступить на порог гостеприимного будущего, ожидавшего своих детей с нетерпением, свойственным только отчаянно влюбленным. Просыпайся, Страна восходящего солнца! Пришла пора без страха встретить очередной новый день, смело глядя в глаза тому, что предстоит. Лето прошло, неизменно вновь сменившись осенью. Даже несмотря на то, что поездка на море не состоялась, ребята из драмкружка решили, что исполнят задуманное в следующем году, и прекрасно провели это время. Они часто ездили в соседний поселок на речку, отдыхали на природе, устраивали пикники — не только небольшими группами, но и все вместе. Ловино особенно запомнился тот день, когда их дружную компанию за самовольную отлучку приговорили к шести часам общественных работ. Весь день они провели, прячась от солнца в тени деревьев — на сборе яблок в небольшом пришкольном саду. До этого дня Варгас даже не догадывался, что на территории школы существует оранжерея, полная свежих овощей и фруктов круглый год, да еще и настоящий яблоневый сад. Они до отвала наелись яблок, очень тепло поболтали, да и вообще — весь день был как будто вырезан из какой-то сказки. А еще это напомнило Ловино сбор помидоров в Испании, о котором ему часто рассказывал Тони, и он действительно захотел увидеть фестиваль своими глазами. И быть может, даже поучаствовать — но только если Тони будет с ним. Сентябрь, особенно первые две недели, прошел в суматохе и беготне — все готовились к школьному фестивалю. День, когда закрытая школа, подобная «Кагами», впускает в свои стены любого желающего, имел большое значение для бюджета, а директор ради него мог мир перевернуть, не то что заставить богатеньких избалованных мальчишек немного потрудиться. Драмкружку тоже пришлось напрячься и закончить подготовку первого действия «Снежной королевы». Только первого — потому что их специально попросили уложиться в каких-то десять минут, что вызвало у Артура очередной истерический приступ неконтролируемой ненависти. Он бушевал и рвал волосы на голове, пугая всех собравшихся, и только Франциск смог его успокоить — после этого Артур битый час сидел и безэмоционально сверлил глазами стену. После фестиваля пришел октябрь с первым похолоданием и редкими еще дождями. Спортивный фестиваль ребят из драмкружка не заинтересовал, хотя Альфред и уговорил всех сходить на футбольный матч. Сам Ловино не видел в спорте чего-то прекрасного — он мог поднимать тяжести, неплохо справлялся на физкультуре и ему этого хватало. Почему вышло так, что ничего из этого не мог его любимый брат, Ловино не знал. Не знал, но справедливо предполагал, что это все из-за его же постоянной опеки: Феличиано просто никогда не видел необходимости укреплять свое тело, ведь во всем мог положиться на него. Испытывая непривычные противоречивые чувства, в народе называемые угрызениями совести, Ловино каждый раз смотрел на хрупкое тело брата и задавался вопросом: как он может иногда бегать чуть ли не лучше всех в параллели, а в другие дни — едва плестись в цепочке отстающих. Этим прекрасным утром, поющим славу грядущим свершениям, Ловино проснулся от приглушенных голосов. Оглядев комнату сонным взглядом, он не обнаружил Феличиано на положенном месте, а потому, вскочив на холодный пол как был — в одном белье, — мгновенно вылетел в коридор. Его брат, уже одетый в школьную форму, разговаривал с Гаем. Судя по серьезному выражению лица, в этот раз он разговаривал с Феличиано не как дедушка, а как директор. Заметив Ловино, замершего в дверном проеме, он быстро попрощался с любимым внуком, хлопнул его по плечу, ободряя, и, бросив напоследок сочувственный взгляд, вышел вон. Ловино, недовольно скривившись, подошел к брату. — Зачем он приходил? — поинтересовался он, бросив на Феличиано любопытствующий взгляд. — Ве-е? Сказать «доброе утро» любимому внуку, — беззаботно улыбнулся тот, почти идеально скрывая неискренность. — Ты, может, и научился неплохо врать, — нахмурившись, строго сказал Ловино, — но я, к твоему сожалению, видел, как он тут строил из себя святошу. Выкладывай. — Я все сказал, — глупая улыбка не желала сползать с лица Феличиано, но между бровей пролегла едва заметная складочка. — Значит, это из-за физкультуры? — маска нерушимого счастья дрогнула лишь на секунду, но этого Ловино вполне хватило, чтобы убедиться в своей правоте. — Опять не получается на занятиях выполнять минимальные нормы? — он дождался, пока брат тихонько кивнет. — Что говорит твой гребаный физрук? — Учитель Мюллер предлагает свою помощь, но… — Попробуй, — перебил Ловино. — Просто попробуй позаниматься с ним немного, он действительно мастер своего дела, раз Гай взял его на работу, — как ни была сильна его неприязнь лично к Людвигу, он признавал его, как прекрасного учителя для брата. — Ты не понимаешь! — повысил голос Феличиано. — У меня кружок рисования. Я не могу его бросить! — Не каждый же день! — Ловино начал раздражаться: мало того, что он прилюдно признал талант Людвига, так теперь еще и Феличиано решил показать характер. — Чередуй, в конце концов. Не хочешь же ты вылететь из «Кагами» и вернуться к родителям в Италию?.. — Не хочу, — закусив губу, прошептал тот, и его неожиданно севший голос произвел на Ловино тот же эффект, что и ведро ледяной воды, вылитое на голову. — Ты не переживай так, — Варгас подошел вплотную к брату, рукой осторожно касаясь его щеки. — Все получится. Старший брат верит в тебя. Только не надо плакать, хорошо? Это того не стоит. — Братик! — Феличиано обхватил шею Ловино руками и все-таки дал волю слезам. Он прекрасно понимал, что ему нужно заниматься с учителем дополнительно, но отказаться из-за этого от рисования, от своего единственного спасения — мог ли? Вся эта ситуация давила на Феличиано. С каждым днем, с каждым упоминанием этого, с каждым уроком физкультуры — ему становилось все хуже и хуже. Он чувствовал себя совершенно разбитым, уничтоженным. У него пытались отнять все, чем он жил, а он даже не понимал, почему все это происходит именно с ним. Ведь он же просто хотел рисовать и всегда быть с братом! Так почему обязательно столько страданий? Почему если любовь — то безответная, если учеба — то неуд по физкультуре, если рисование — то пару раз в неделю? А еще эта улыбка — всегда и везде, — потому что братик не должен беспокоиться.***
Феличиано стоял перед входом в спортивный зал «Кагами», неловко сминая в руках краешек рубашки. Людвига он боялся. Он не вызывал у Варгаса ни доверия, ни хоть какого-то человеческого сочувствия. Он всегда был спокоен, строг, но справедлив — как будто выдрессированный тигр, он умел всегда держать себя в руках, независимо от ситуации. Людвиг был чем-то похож на робота: такой же холодный и идеальный во всем. Это и пугало Феличиано больше всего — он привык видеть людей в призме эмоций, своих и чужих, он привык чувствовать мир, а Людвиг — анализировал, как совершенный компьютер. Наконец, вспомнив взволнованные глаза брата, его волнение, его чувства и его просьбу, Феличиано собрал волю в кулак и этим самым кулаком постучал в закрытую дверь. Ответа не последовало, поэтому он, толкнув ее, заглянул внутрь — зал был совершенно пуст, и только открытая дверь тренерской говорила, что здесь кто-то есть. Шаги Феличиано гулко отзывались в звенящей тишине, пока он, стараясь ступать как можно мягче, приближался к кабинету Людвига. Учитель сидел за столом, заполнял журнал: идеально ровная спина, ноги согнуты под прямым углом, лист наклонен на… — З-здравствуйте, — промямлил Феличиано, то краснея, то бледнея от волнения. — Добрый день, — Людвиг оторвался от своего занятия и бросил на Феличиано нечитаемый взгляд. — Чем могу помочь? — Вы… Ну, вы говорили, что… Эм… Позанимаетесь со мной… — Варгас медленно отходил назад, надеясь, что Людвиг скажет, будто у него есть дела поважнее, и зачет он поставит и так, лишь бы Феличиано отстал. — Ах, да! — лицо Мюллера просветлело, он поднялся из-за стола, разминая пальцы. — Я рад, что ты все-таки решил начать тренировки. С твоими успехами следующий экзамен ты не сдашь, но я смогу оценить хотя бы твои старания. — Ве-е… Э… Спасибо, — пискнул Феличиано. — И когда… будут тренировки? — Если ты пришел, то, думаю, первый раз можно попробовать и сегодня, — предложил Людвиг. — Да, действительно, — нехотя согласился Варгас. — В дальнейшем приходи, когда захочешь. После занятий я обычно задерживаюсь в зале еще на час-полтора, так что ты всегда сможешь найти меня здесь или в учительской, — Людвиг вежливо улыбнулся и назидательно добавил: — Но помни, что тренировки дают результат, только когда они регулярны. — Хорошо, я понял, — Феличиано дружелюбно улыбнулся, и это заставило Людвига слегка покраснеть. — Переодевайся в спортивную форму, я подожду тебя в зале, — учитель вышел, прикрыв за собой дверь, и Феличиано остался в кабинете один. Во время переодевания он подумал, что Людвиг оказался совсем не таким страшным, как виделся раньше. Он вежливо улыбался, краснел, пытался помочь… Он все-таки был живым человеком! Варгас счастливо улыбнулся: видимо, жизнь все-таки была не так несправедлива к нему, как казалось вначале. Может быть, у него даже получится подружиться с Людвигом? — Начнем с разминки, — Мюллер подошел к Феличиано, чтобы продемонстрировать необходимые упражнения. Махи руками, повороты и наклоны головы, торса, приседания, растяжка ног, разминка кистей рук и ступней, пять кругов по залу легко бегом, на корточках, с подскоками… Спустя пятнадцать минут Феличиано уже выдохся, а вот Людвиг был, кажется, очень доволен и бодр, как будто нудные упражнения приносили ему удовольствие. Затем он заставил Варгаса минуту работать со скакалкой, потом такое же время поднимать пресс и отжиматься. За каждое падение на пол Феличиано получал штрафные пять секунд — из-за этого выполнение упражнения сильно затянулось, и Людвигу пришлось пока простить ему эту неудачу. Далее он отвел Феличиано на стенку для выполнения упражнений по поднятию ног и подтягиваниям. К концу занятия, когда Людвиг решил, что для первого раза будет достаточно, и дал Варгасу позаниматься с мячом, тот готов был упасть и умереть прямо на месте. Все-таки, работая в группе, он частенько отлынивал от выполнения всех этих утомительных упражнений, а сейчас, когда взгляд учителя был устремлен только на него, приходилось делать абсолютно все и по максимуму. — Что ж, вижу, ты достаточно устал, — учитель с долей сочувствия посмотрел на Феличиано. — Поэтому на сегодня все. Конечно, тебе придется упорно трудиться, но я уверен, если будешь соблюдать режим — перешагнуть порог получится. — А если нет? — робко обратился с интересующим его вопросом Феличиано. — Посмотрим. Если я увижу твои старания, то больше «неудов» не будет. Но если ты забросишь тренировки со мной, будешь так же отлынивать на уроках физкультуры и не сделаешь ощутимых шагов вперед — не жди ничего хорошего. — Хорошо, учитель, — мирно кивнул Феличиано. — Все понятно — не отлынивать и упорно трудиться! Спасибо, что согласились позаниматься со мной. — Это моя работа, — Людвиг пожал плечами и отвел взгляд. — То, что ты не смог сдать — это, прежде всего, моя вина. Это значит, что я что-то делал неправильно. — Не говорите так, — Феличиано улыбнулся своей фирменной доброй улыбкой. — Вы замечательный учитель. Просто я слабый и ни на что не годный… — Выкинь это из головы, — Мюллер сердито посмотрел на Феличиано. — Пока ты так считаешь, так оно и будет. Первый шаг на пути к успеху — перестать думать, что это невозможно. — Знаю, — Варгас все еще улыбался, но теперь ему совсем не было так хорошо, как секунду назад, и взгляд медовых глаз стал совсем по-взрослому серьезным. — Но это работает не всегда. — Феличиано, — Людвиг положил тяжелую ладонь ему на плечо. — Что бы там у тебя ни случилось, это пройдет. Феличиано едва подавил горькую усмешку. Людвиг был действительно хорошим человеком, но он не мог даже представить, через что Варгас пронес свою болезненную любовь. Может, он и хотел помочь Феличиано, но не считал себя вправе вмешиваться в его жизнь. Ему было достаточно видеть фальшивую улыбку, и Феличиано дал ему то, чего он так жаждал. — Ве-е! Вы правы, учитель! — такая лживая искренность, что аж зубы сводит. — Большое спасибо, вы мне очень помогли. Думаю, мы сможем поладить! — он доверчиво обнял Людвига. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Мюллер перестал вести себя как взрослый — Феличиано чувствовал себя гораздо мудрее него. — О. Да… Да, ты прав, — Людвиг замешкался и очаровательно покраснел. Феличиано отстранился немного и с любопытством посмотрел на учителя: тот так нервничал, как будто у него сердце вот-вот выпрыгнет из груди. А уж о цвете его лица он и думать боялся — как голова от такого количества прилившей к щекам крови еще не взорвалась? Появилась одна шальная мыслишка, но Варгас быстро отбросил ее в угол сознания. Переодевшись обратно в форму, он попрощался с Людвигом и отправился прямиком домой, к Ловино. Феличиано хотел еще зайти в клуб рисования, но важнее сейчас было сказать брату, что волноваться не о чем, что теперь все будет хорошо. На улицу уже опустились сумерки, прохлада стала более ощутимой, а Феличиано, как назло, пришел в одной рубашке. Быстро бегать у него не было сил после тренировки, а до общежития оставались еще бесконечные часы пути, хотя в теплое время года это расстояние не казалось таким непреодолимым. Поэтому когда за спиной раздались торопливые шаги, а на плечи приземлилась большая теплая спортивная куртка, Феличиано был искренне рад. — Заметил, что ты совсем раздетый, — оправдываясь, начал Людвиг. — Простудишься еще. — Ве-е? Опять вы меня спасаете, — улыбнулся Феличиано. — Я думал, околею, пока дойду. — Ну, — чуть смущенно сверкнул глазами Людвиг, — я просто хочу, чтобы ты не считал меня жестоким извергом без сердца и совести, которому нравится пытать своих учеников. — Я и не думал о вас так, — Варгас бросил на него удивленный взгляд из-под ресниц — Людвиг покраснел. — Мне просто казалось, что вы робот. — Робот? — Мюллер удивленно уставился на Феличиано, а потом звонко рассмеялся. Тот обиженно протянул излюбленную фразу. — Просто… — немного усилий — и щеки сами налились румянцем. — Таких идеальных людей не бывает. — Я не идеален, — улыбнулся Людвиг, скрывая покрасневшее лицо в синеве надвигающейся ночи. — Но мне приятно знать, что ты так считал.***
— Ну как? — на выдохе поинтересовался Ловино, распахнув дверь перед раскрасневшимся с холода братцем. — Ве! Гораздо лучше, чем я ожидал, — невинно улыбнулся Феличиано. — Учитель Мюллер просто замечательный! — глаза странно горели, пока он скидывал обувь и проходил в теплую комнату. — Он такой понимающий и заботливый… — То есть тебе понравилось заниматься с ним? — недоверчиво прищурился Ловино, хмурясь. — Конечно! — просиял Феличиано, снимая рубашку. — Правда, пришлось сильно потрудиться, но учитель все объяснил, показал! Знаешь, он такой добрый, — он невнятно что-то мурлыкнул. — Так беспокоился обо мне, о моих чувствах… — Хмф! — Ловино издал странный звук и резко повернулся спиной к брату. — Замечательно. Только прими душ, от тебя воняет, — грубо отрезал он и направился на кухню, не забыв громко хлопнуть дверью. Феличиано растянулся на кровати и грустно улыбнулся сам себе. В конце концов, его действия достигли цели. Он был доволен, крайне доволен собой, чувствуя, буквально физически ощущая, как его ревнуют. Значит, небезразличен. Значит, есть шанс. Значит, нужно продолжать верить. Феличиано мог назвать себя наивным, но даже он с легкостью определил, как к нему мягко относится Людвиг. И пусть ему было очень жаль Мюллера, но когда судьба так редко бывает милосердна, нужно использовать любой шанс. Все было не просто так. Все шло к тому, чтобы с помощью Людвига заставить Ловино ревновать. Это было так легко, что братик даже не заметил, как сильно переигрывал Феличиано. Дальше, конечно, будет намного труднее, ведь у него был всего один козырь, чтобы заставить Ловино разобраться в своих чувствах к нему. Размышляя над тем, что теперь делать, Феличиано стоял под обжигающими струями душа, смывая трудовой пот и грязь, смывая и чувство вины. Он знал, что остановиться на достигнутом будет ошибкой. Он понимал, что сегодня поставил на карту все доверие, которое было между ними, всю свою чистоту. Он рискнул. Чуть ли не впервые в жизни он на самом деле рискнул, решившись на какой-то действительно необычный шаг. — Ммм, братик, пахнет просто восхитительно! — Феличиано заглянул в кухню, счастливо улыбаясь. — Помощь нужна? — Сам справлюсь, — резко бросил Ловино. — Не хватай ничего! — он перехватил руку брата, которую тот протянул к нарезанным колбаскам. — Ну ты чего такой сердитый? — улыбнулся Феличиано. — Все же здорово! — Ага, — не отвлекаясь от готовки, монотонно отозвался старший. — Может быть, ты снова поссорился с Антонио? — Феличиано хотел сам себе откусить язык за такие слова, но вместо этого только обеспокоенно протянул свое «ве-е-е». Он впервые сам заговорил об Антонио. Ловино хмыкнул, и Феличиано понял, что тот тоже обратил на это внимание. — Не поссорился. Все замечательно, — фыркнул Ловино, еще сильнее хмуря брови. — Не ври мне, — Феличиано со спины плавно обвил руками шею брата и аккуратно положил подбородок ему на плечо. — Мы же братья: всегда поддерживаем друг друга, чувствуем на расстоянии. Ты можешь мне доверять. — Я тоже так думал, — скривился Ловино, скинув руки Феличиано одним движением. — Но ты почему-то ведешь себя, как последняя… — И что? — резко перебил его Феличиано. — Я устал ждать, Ловино, — он трагично заломил руки. — Устал тешить себя пустыми надеждами. С сегодняшнего дня все изменится, я больше не буду прятаться за твоей спиной. — Что, нашел себе игрушку покрепче? — фыркнул тот, принимая правила игры. — Это ты играешь с чужими чувствами, не я! Ты предал меня, брат, — Феличиано приложил ладонь тыльной стороной ко лбу. — Наши дороги должны разойтись, — он чуть прикусил губу, и Ловино, не сдержавшись, расхохотался. — Умеешь же ты нагнать драмы! — отсмеявшись, выдал он. — И почему до сих пор в драмкружок не вступил? — Че-е-ерт, а я надеялся, что ты поверишь! — засмеялся Феличиано в ответ. — Я бы и вступил, но теперь к занятиям в кружке рисования добавились еще тренировки по физкультуре, так что совсем не буду успевать, прости. — А жаль, — вздохнул Ловино. Он вернулся к приготовлению ужина в приподнятом настроении. Их с Феличиано отношения не изменились после этой странной тренировки, хотя он поначалу действительно волновался об этом. Только теперь, видимо, помимо Антонио, появится еще одна запрещенная тема в их разговорах. И называться она будет Людвиг Мюллер.