Daigaku-kagami

Явление VI Любопытство — не порок В этот день стало как будто немного светлее, хотя солнце и до того целыми днями сияло над забитыми учебой головами ребят. К теплому ветерку теперь примешалось дуновение чего-то особенного, нежно-пастельного, как будто прозрачного, но в то же время настолько очевидного, что не могло остаться незамеченным. Краски, все так же сконцентрированные в сером, грязно-коричневом или том непонятном небесном, которым обычно радует горожан небо зимой, стали будто бы немного ярче, насыщеннее, принимая в себя сочность, наливаясь силой для будущих сезонов, преображаясь на глазах из холодных — в по-настоящему весенние, теплые. Нет, ничего из ряда вон выходящего не случилось — просто в этот день в город пришла весна. Обычно ничем, кроме статусов в социальных сетях, она свой приход не ознаменует, да и в этот раз не ознаменовала, но в мире стало чуточку больше света и тепла. Весной не хочется думать о чем-то столь серьезном и мрачном, как учеба или какие-то несчастья. Весной хочется больше смеяться, улыбаться, дарить радость себе и людям. Может, кто-то этого и не замечает, но с приходом первой оттепели весь мир становится малость добрее. Совсем немного, так, что с первого взгляда и не скажешь, но стоит только приглядеться, как обнаружишь: улыбок стало на парочку больше. Весна — пора любви: играют гормоны, бурлит кровь! О какой серьезности вообще может идти речь? Вокруг праздник, все оживает, кругом столько возможностей для новых начинаний! Ну разве может кто-то заставить подростков в эту пору думать только об учебе и о том, что через каких-то две недели им предстоят экзамены, от результатов которых зависит их дальнейшая судьба? Оказывается, может. Директор Гай Кассий всегда умел убеждать, говоря при этом ряд прописных истин и просто сопоставляя причины и следствия. Поэтому его студенты начали зубрить материал задолго до того, как учителя дружно принялись призрачно намекать на скорое начало усиленной подготовки. И если весь остальной мир пел славу растопившей людские сердца весне, маленький мирок «Кагами» усиленно от этой весны открещивался, занавешивая окна в комнатах и полностью погружаясь в книжки. Но случаются ведь и исключения из правил. В будние дни действительно логично посвящать себя учебе, выкладываться по полной и стараться не допускать ошибок, но ведь существует еще такое чудо природы, как выходные. И в эти-то дни учиться или работать — просто невыносимо! Ведь вокруг столько всего интересного, важного, теплого и светлого, так хочется гулять с кем-то за руку, смотреть в бездонные глаза и не думать ни о чем — совершенно ни о чем — серьезном. Организм требует отдыха, и голова уже отказывается переваривать новый материал, так стоит ли делать хуже самому себе сидением над учебниками? Конечно, нет. Но что делать, если тот, с кем ты хочешь провести это счастливое время безделья, только и делает, что учится, ворчит, да изредка печатает что-то в смартфоне? Это немного грустно, разве нет? Смотреть на любимого человека, иногда прикасаться к нему, видеть каждый день, как он просыпается, завтракает, принимает душ, выбирает одежду, учится, играет, участвует в обсуждении, засыпает над уроками, печатает сообщения тому, кого любит, читает, глядит в окно, задумавшись о чем-то своем, изредка улыбается, спит, едва укрывшись одеялом, слышать его голос, ловить его взгляды, чувствовать его внимание, ограничивающееся претензиями и короткими диалогами в пустоту. Друзья, говорите? Да, наверное. Но если любишь кого-то всем сердцем, одной дружбы мало. Хочется целовать его поутру, держать за руку не только когда он не замечает — а при малейшей возможности, проводить вместе бурные ночи, смеяться над глупыми шутками, смотреть ужастики, прижавшись друг к другу под одеялом, подолгу разговаривать обо всем на свете, иногда ссориться, но обязательно мириться в тот же день. Глупая сопливая романтика тринадцатилетних школьниц? Возможно. Но разве вы никогда не мечтали об этом? Зная, что на свете есть кто-то, кто ему намного дороже тебя, невольно опускаешь руки. Но, как ни стараешься сдаться, упрямое сердце все равно бьется, и ты вынужден вновь и вновь унижаться, танцевать чечетку на могиле гордости и добиваться, бесконечно добиваться того, чего, как тебе кажется, ты не добьешься никогда. Никогда ли? Но что делать, если все попытки что-то изменить тонут в любви к другому человеку? Что делать, если делать что-либо бесполезно, а не делать вообще ничего — невыносимо? Куда деваться? Как пытаться что-то изменить? Чем бороться за свое право на счастье? У кого просить помощи или совета? Разве кто-то вообще может помочь? Это ведь безнадежно, безнадежно, безнадежно и глупо! Так тоскливо, так беспросветно-серо, так пусто… Снедаемые тоской одиночества, болью неразделенных чувств и невыносимой скукой бытия люди больше подвержены порочным влияниям. Алкоголь, наркотики, доступные девушки — бесконечный поток удовольствий, заставляющих просто на какой-то срок перестать чувствовать, но лишь для того, чтобы потом испытать боль в несколько раз более сильную, чтобы сломать, уничтожить, раздавить, стереть, надругавшись над трупом. И лишь знание, что он после подобного начнет презирать тебя, заставляет балансировать над пропастью, не делая последнего шага. Но последний шаг порой и не нужен. Дуновение ветра, хрупкие края у обрыва, случайный прохожий, задевший плечом, — и все. Конец. Неверно истолкованный взгляд, малейшее движение навстречу — любая ерунда может нарушить хрупкий баланс сил, и даже такая мелочь, как взмах крыла бабочки, может, в конце концов, стать причиной тайфуна на другом конце света. Вообще-то, Хенрик Хансен был не из тех людей, которые могли позволить себе заскучать. В его голове всегда было полным-полно идей, как приукрасить не только свою жизнь, но и сделать ее более увлекательной у окружающих. В конце концов, он всегда мог позвонить любому из своих собутыльников и позвать на очередной алкогольный марафон. Но не в этот день. Выходной. Весна. Едва продрав глаза, он собирался выдать какое-нибудь гениальное предложение своему обожаемому соседу, но тот, пресекая любые попытки наладить с собой контакт, лишь резко послал Хансена и вновь погрузился в учебу. Хенрик попытался растормошить Андресса, но схлопотал по уху и больше так не рисковал. Вместо этого он, надувшись и состроив самую обиженную мордашку из всех, уселся на кровать и принялся настойчиво смотреть на Йенсенна. Безрезультатно. Андресс не бросил в его сторону даже мимолетного взгляда, и Хенрик, просидев в одной позе больше двух часов, вынужден был капитулировать за бутылкой молока и какой-то не очень свежей булочкой из холодильника. Но недостаток еды в качестве лекарства от тоски в том, что она слишком быстро заканчивается. И вот так, не зная, чем себя занять, Хенрик и оказался во власти безнадежной скуки. Но, как уже было сказано, такого он себе позволить просто не мог. Неожиданно мигнувший ему со стула Андресса смартфон, спешащий уведомить хозяина о получении нового сообщения от любимого братика, быстро подсказал занятие на ближайшие полчаса. Недолго думая, Хенрик подскочил с кровати и, приобняв Йенсенна за плечи, наклонился над его книгой. Обычное действие, абсолютно в его характере. Именно поэтому Андресс, по привычке машинально отодвинув Хансена от себя, и не заметил, как тот ловким движением руки получил сокровище, доступ к которому не мог вымолить на протяжении всего их знакомства. Лишь однажды Андресс позволил ему прикоснуться к своему телефону и то немедленно отнял после достижения желаемого результата. Небольшой скромный черный смарт с простым управлением и стальным корпусом, видимо, купленный на века. Что ж, разобраться с таким не было бы проблемой даже для старика. Первым делом Хенрик, вбив свой номер, узнал, как он записан в листе контактов Андресса: «Сосед». «Ну, — подумал Хенрик, — могло быть и хуже. Интересно, а во время секса он меня тоже „соседом“ называть будет?» Следующей в списке стала галерея. Фотографий Халлдора, вопреки ожиданиям Хансена, было не так уж много, не больше десятка, и сделаны они были в основном в домашних условиях. Хенрик заметил, что комната у братьев (а то, что это именно их комната, было очевидно) весьма уютная, в прохладных тонах — и это идеально подходило обоим, — но не без тепла где-то в мелочах, типа пары мягких игрушек на полках и разноцветных наклеек на зеркале. Ну а своих изображений, он, как и предполагал, не обнаружил вовсе. И хотя он знал, что так оно и будет, Хенрик не смог сохранить тот же радужный настрой. А ведь самое страшное было впереди… Сообщения. Конечно, Хансен хотел бы увидеть слова своего Анди, да только отправленных сообщений у того не было вообще. Пусто в папке. И в настройках галочка напротив «не сохранять». Ну, не беда. Больше тысячи принятых говорили о том, что скучать ему все равно не придется. «Удачного дня». Так приветствовало Хенрика первое сообщение, после которого он, благосклонно кивнув буквам на экране, промотал немного вниз. Дата не изменилась, зато время на экране приблизилось к полуночи — что-то между двумя и тремя часами ночи. У Халлдора-то как раз должны были кончиться занятия в школе, а вот Андрессу давно полагалось спать. «Результаты лучше всех в классе, но баллы далеки от желаемых». Хенрик, хмыкнув, решил, что вместо ста «конкурент» получил девяносто девять. Все-таки лучший результат в довольно престижной школе — не хухры-мухры, а очень даже ого-го, тем более что в той же самой школе учился и Андресс, умный, начитанный и серьезный, способный в некоторых областях легко уделать его самого, старшеклассника, и бывший среди своих вовсе не лучшим. «Да, буду заниматься». «Спокойной ночи». «Я пока не ложусь. С добрым утром». «Экзамены». «Не мешаю». «Скажи». Хенрик, закатив глаза, чуть не отбросил телефон от себя подальше. Он ну никак не мог взять в толк: разговаривать вот так с любящим братом — это что, круто? Ему за это где-то премию дают? Он разве не понимает, что делает этим Андрессу только больнее? Лучше вообще прекратить такие пытки! «И правда». «Конечно, правда! Давай, скажи ему обо всем, попроси больше не мучиться и не страдать, извинись, маленький грубиян! Такой милый мальчик, такой спокойный и добрый, с такими глазками и такой любовью вокруг — и вдруг такая бесчувственная сволочь! Как вообще можно было влюбиться в эту ледышку?» «Я тоже. Поэтому и зубрю по ночам». «Чего он тоже? Неужели Андресс уже раскрыл свои чувства, а этот Халлдор принял их? Почему же он ни слова не сказал? Почему тогда этот ведет себя так паршиво? Или почувствовал власть над старшим братиком и решил отыграться? Точно, у них в детстве была какая-нибудь мрачная нелицеприятная история, и Халлдор теперь хочет так отомстить Анди!» «Нет. Я так хочу к тебе, глупый братец». «Нет? Не поверю! Все эти слащавые словечки выглядят уж больно неестественными и наигранными по сравнению с тем, что было до того! Милый Анди, он же просто издевается над тобой и играет твоими чувствами, а ты…» «Разбуди его поцелуем». «Кого? О чем это он? С чего бы вдруг такие перемены? Неужели вид меня спящего так возбудил Анди, что он спросил у братика совета? Ох, Халлдор, я зря обвинял тебя, ты замечательный!» «Так съехал бы давно». «Странная реакция… Интересно, что же он ему написал? Наверное, что больше не может сдерживать своих чувств! Нет-нет, быть того не может, это ведь мой Андресс, он сдержит что угодно. Все-таки я зря лелею какие-то надежды, ведь он так любит Халлдора». «Вот видишь. Вы неплохо ладите». «Ну, не то чтобы неплохо, мне бы хотелось несколько большего, но, думаю, нас можно назвать друзьями. Эх, вот бы он открыл мне свои чувства! Как я хочу знать, что у него на уме. Ведь стоит только взглянуть в его загадочные синие глаза, как сразу теряешься в догадках. Он такой таинственный, такой недоступный, такой желанный…» «Не ревнуй, мне все равно не до любви сейчас». «Ревнуй? Любовь? Так Анди не признался ему! Ну, хвала небесам, и на том спасибо. Но все-таки странно говорить о ревности. Как же мне не хватает ответов Андресса, все вопросы бы сразу исчезли». «Может, я просто еще не нашел ее?» «Ее? Так он что, натурал? Неужели все так печально, Андресс? Неужели у его чувств действительно нет надежды на взаимность? Но о чем же тогда они говорили до сих пор? К чему все эти романтические „я хочу к тебе“, „я тоже“ и все такое? Ух, какие же они оба непонятные!» «Обойдусь без твоих советов. Мне нужно учиться, а уж вы там плодитесь и размножайтесь». — Ох, вот это поворот!.. — Тебе сейчас такой «поворот» светит, — затмевая все своей мрачной угрожающей аурой, замогильным голосом пропел Андресс, врывая из пальцев Хенрика свой драгоценный смартфон и бегло осматривая место преступления. — Я… не специально! — ошалело уставившись на неожиданно возникшего хозяина «игрушки», только и смог выдавить Хенрик. — Не специально? — скривился Йенсенн. — Он сам… мне в руки прыгнул, — немного робко виновато улыбнулся Хансен. — И сообщения, конечно, тоже сам открыл, — пропитанным ядом голосом фыркнул Андресс. — Ну, допустим, это я… — опустив взгляд, пробубнил Хенрик. — Но не отказываться же от такого шанса! Когда бы еще я смог узнать о твоих отношениях с братом? — Спросить, — демонстративно отложив смартфон на кровать, бросил Андресс. — Но ты же совсем не хочешь со мной общаться! — Хансен, подскочив с кровати, довольно резко повернул его обратно к себе лицом. — Постоянно отмалчиваешься, отвечаешь так, будто мы чужие… — А мы что, успели породниться? — скептически воззрился на Хенрика Андресс, освободившись от его рук. — Я… я думал, мы друзья, — покраснев, Хенрик вызывающе взглянул в потемневшие синие глаза. — Друзья? — Йенсенн лишь приподнял бровь, не меняя скептического выражения лица. — Друзья доверяют друг другу. — Но я доверяю тебе, — нахмурился Хансен. — А я тебе — нет, — ледяным тоном поставив точку, Андресс развернулся и, в чем был, быстро вышел из комнаты. Постояв несколько минут на месте, Хенрик, сообразив, что же случилось, рванул за ним следом. Но в коридоре было так пусто и тихо, что узнать направление движения Андресса не представлялось возможным. Пометавшись еще несколько секунд по коридору, Хенрик решил для начала обежать всю территорию — все-таки там не только у Андресса было больше шансов скрыться, но и у него самого было больше возможностей получить неожиданную помощь. Первым делом — в библиотеку: и по пути, и легко спрятаться между стеллажами, и к экзаменам можно продолжить готовиться. Да вот только и сам библиотекарь, и посетители, и личные наблюдения указывали на то, что Йенсенна там не было. Дальше — в парк. За листвой не спрятаться, все прозрачно, ведь на деревьях едва проклюнулись почки, а потому его легко получится быстро обойти. Но, даже дойдя до оранжереи, Хансен так и не увидел знакомой фигурки в растянутой майке и свободных спортивных штанах. Он не знал, куда деваться дальше, ведь больше на территории ловить было и нечего, никуда больше Андресса элементарно бы не впустили. Оставалась лишь хрупкая надежда, что он ушел к кому-то в гости, да только Хенрик, сколько помнил Андресса, ни разу не видел его в чьей-то компании, кроме, пожалуй, ребят из драмкружка. И, уж конечно, знал, что особо-то идти Йенсенну некуда. И вот это создавало повод для беспокойства. Ну куда еще мог убежать обиженный мальчишка вечером, если на территории школы его нет? Только за пределы «Кагами»! В одной маечке, по такому-то морозу, во враждебно настроенный озлобленный город, кишащий маньяками, извращенцами и педофилами, словно муравейник. Андресс ведь такой хрупкий… Он не сможет дать достойный отпор в случае опасности. А город — город большой, и пойти он мог совершенно куда угодно. Где его искать? Как? И что делать? Схватившись за голову, Хенрик застонал, рванув обратно в комнату. Нужно было взять пропуск и деньги, да накинуть хоть что-то сверху, чтобы как можно скорее найти Андресса, при этом не окочурившись самому. Забежав в комнату, он заметил на столе свой смартфон. Осененный счастливой идеей, он немедленно набрал знакомый номер, не надеясь, конечно, что Андресс возьмет трубку, и рассчитывая хотя бы на сброс. Но знакомая мелодия раздалась с соседней кровати, и это заставило Хенрика, отчаянно выругавшись, бросить телефон в направлении стены и молниеносно начать сборы. Управившись меньше чем за десять минут, он, помахав в камеру наблюдения над воротами, выбежал за высокий забор. Тут же погрузившись в поиски, он пошел по дороге к станции. Начинать осмотр, решил Хенрик, лучше со знакомых мест. Тем более Андресс, плохо зная другую часть города, вряд ли бы вообще побежал туда.

***

— Андресс! — в очередной раз остановившись из-за нехватки дыхания в одном из дворов, отчаянно крикнул в пустоту Хенрик. — Андресс! Уже давно стемнело, время близилось к ночи и на улице ощутимо похолодало. Хенрик сбился с ног, обыскивая город, он обежал их район, казалось, никак не меньше трех раз, да только ни Йенсенна, ни его криков, ни даже волоска с его головы он обнаружить не смог. Отчаяние, придавившее Хансена к земле в этом богом забытом месте, рывками вырывалось из груди хриплым дыханием, какими-то жалкими нечленораздельными стонами и скупо блестевшими слезами в глазах. Он больше не мог двигаться. Просто не мог. Ноги сами вели его в «Кагами», но Хенрик, оборвав в себе все нити разумного, свернул по направлению к клубу. Что ж, сегодня он потерял Андресса, — и остается только надеяться, что не навсегда: лишь в плане дружбы и добрососедских отношений, — а потому мог позволить себе просто напиться до беспамятства. — Двойной виски, — сев за стойку, хмуро кинул он бармену. Получив такую желанную порцию алкоголя, Хенрик позволил себе немного расслабиться. Крепкий напиток привычно обжег горло, вызвав приятный зуд в языке, согрел изнутри замерзшее тело и придал ему немного оптимизма. Но одной порции было слишком мало. Ее всегда было мало, это знали и сам Хансен, и бармен, не дожидаясь указаний повторивший заказ. Благодарно кивнув ему, Хенрик залил в себя еще одну дозу. По телу, наконец, начала медленно расползаться приятная истома, он постепенно расслаблялся все больше, улыбался все чаще и думал все меньше. Когда после шестой или седьмой порции виски сексуальная девушка стала танцевать неприлично близко к нему, всячески демонстрируя приятнее изгибы своего тела, он не стал отказываться. Расплатившись, он слез с высокого стула, слегка пошатнувшись, и подошел вплотную к красавице. Глядел он, правда, исключительно в ее декольте, что девушку, кажется, ничуть не смущало. Она подошла ближе, увлекая Хенрика в свой безумный танец, а спустя несколько минут они уже жарко пьяно целовались, стоя посреди танцпола, оглушенные громкой музыкой. Хенрик, ничуть не смущаясь, щупал выдающиеся девичьи формы, она пошло постанывала ему в губы, прижимаясь к грубоватым рукам и ловко работая язычком. Заметив, что ее избранник уже возбудился, девица нескромно улыбнулась и потащила его за собой в местный сортир. Затолкав ее в одну из кабинок, Хенрик грубо повернул красавицу к себе задом, задрал короткую джинсовую юбку, отодвинул тоненькую ниточку стринг, пальцами одной руки принялся теребить соски, нашарил другой презерватив в заднем кармане… После этого грязного туалетного секса, Хансен хотел было как можно быстрее покинуть заведение, чтобы принять душ, но заметил у стойки одну хорошо знакомую фигуру в совершенно незнакомой компании. Приблизившись, он понял, что не ошибся. Ловино, потягивая коктейль по какому-то местному секретному рецепту, заливисто смеялся над шуточками странного типа, одетого в черную кожу, который без стеснения гладил Варгаса по коленке и смотрел на него как хищник, добравшийся до добычи. Этот взгляд Хансен узнал бы из тысячи: от Ловино явно желали чего-то большего, чем просто выпить вместе, а судя по реакции того, он был совсем даже и не против. Вздохнув и решив пока не рассказывать ничего Антонио, Хенрик кое-как все-таки выбрался из бара. Свежий воздух немного отрезвил его, а потому добрался до «Кагами» он без приключений. Снова в голову стали лезть мысли об Андрессе, снова уныние навалилось своей удушающей тушей, теперь еще и напоминая о случившемся совсем недавно в клубе. Легче не стало ни капельки. Тишина родных стен лишь еще сильнее взволновала Хенрика, ведь в ней он оставался со своими мыслями наедине — словно бы слышал их, слышал каждый удар своего сердца, и вся эта какофония пела реквием его надеждам. К собственному удивлению, Хансен открыл дверь с первого раза. В блоке царила идеальная тишина ночи, так что он, стараясь двигаться как можно тише, медленно разделся и проник в свою комнату. Какого же было счастье, когда на фоне окна он увидел четкий черный, но такой родной и любимый силуэт! Забыв о том, что весь колледж спит, он, не сдерживая теперь уже радостных слез, кинулся на шею Андресса. — Анди! Ты жив, жив! — обхватив руками искаженное недоумением лицо Йенсенна, Хенрик быстро целовал милые черты, не забывая тараторить, перемежая звуки со всхлипами. — Я так волновался! Куда убежал, что случилось? Где ты был? Прости меня, прости, пожалуйста, я больше никогда!.. С тобой все в порядке? Как, как?.. — осмотрев Андресса, Хенрик прижал его к себе, усиленно поглаживая по спине, словно бы успокаивая, когда заметил поблескивающий на столе тонкий металлический нож. — А это зачем? — Тебя, алкаша, резать, — покраснев так, что это стало заметно даже в темноте, фыркнул Андресс, отвернувшись. — Я ходил к завхозу Цвингли, хотел попросить о переселении. — Ты?.. — Хенрик недоверчиво уставился на Андресса. — Не перебивай, — строго прервал его тот. — Его не было, и я решил… В общем, это твой последний шанс. — Ты не переедешь? — тихо переспросил Хансен. — Ты не переедешь! — подхватив Андресса на руки, он быстро закружил его, перемещаясь по комнате, пока снова не заметил блестящий на столе нож. — И все-таки — зачем тебе это? У нас в кухне ведь другие… — Другие, — пихнув Хенрика локтем в бок в отместку за неожиданное нападение, кивнул Йенсенн. — Потому что его я подобрал под окнами. — Под нашими окнами? — недоверчиво прищурился Хенрик. — Не перебивай, — раздраженно повторил Андресс. — Я хотел лечь спать, задергивал шторы плотнее — и заметил тень. Подождав немного, я выглянул наружу и посмотрел вниз. Там, за окном, была девушка, Хенрик. — Как? На территории «Кагами»? — Не перебивай! У нее были длинные светлые волосы и пышное голубое платье. Она была словно призрак, но я спустился по лестнице и вышел под наши окна. Следов не осталось, я почти поверил, что действительно столкнулся с чем-то потусторонним, но пара веток на соседних кустах была сломана, а на земле валялся этот нож.