Daigaku-kagami

Явление VI Старший младший брат Прозрачная вечерняя прохлада с наступлением черной бархатной ночи, украшенной маленькими льдинками звезд, сменилась на легкий звенящий мороз. Окно, открытое весь вечер, превратило комнату в холодильник — стужа была такая, что даже одеяло не помогало согреться. Это, конечно, давало некоторую ясность мысли, но никак не ту, что требовала эта ночь. Халлдор вернулся довольно поздно (спасибо любимому старшему братцу), но его соседа до сих пор не было. Поскорее захлопнув створку окна, он, про себя проклиная все на свете, завернулся в легкое одеяльце и попытался засесть за уроки, только вот озноб никак не способствовал успешному продвижению этого благородного занятия. Плюнув на все, Халлдор, хлопнув дверью с досады, отправился на кухню: согреваться с помощью какао и каких-нибудь горячих бутербродов, если в холодильнике не обнаружится что-то более съедобное. Включив свет и отправившись в очередные ледяные недра за ингредиентами для королевского ужина, Халлдор занялся приготовлениями. Для напитка просто поставил молоко на огонь и засыпал порошок в стакан, добавив несколько ложек сахара. Нарезал хлеб ломтиками, смазал маслом, тонко покрошил огурчики, колбасу, сыра побольше, добавил немного перца для остроты и, уложив все на один кусочек хлеба, прикрыл его другим. Разрезать по диагонали — сэндвич готов. Затем он вернулся к своему какао: добавил в стакан немного молока, хорошенько размешал, чтобы не оставить комочков, и влил в стоящее на плите молоко. Смесь закипела почти сразу, и Халлдор, убавив огонь и отметив мысленно время, быстро сполоснул испачканный стакан и разделочную доску. Три минуты — какао готово, осталось только налить в любимую большую кружку с толстыми стенками, которую Андресс подарил на какой-то ерундовый праздник несколько лет назад и в которой все напитки остывали так медленно, что она давно заслужила приставку «термо». — Ух ты! Что за божественный аромат? — в уютное помещение заглянул один из соседей Эрлендсона. — Неужели в этом блоке кто-то научился готовить? — Это какао, — Халлдор приподнял уголки губ, изображая дружескую полуулыбку. — Тут еще много, угощайся, — он кивнул на кастрюлю с дымящимся напитком. — Я не пил какао с тех пор, как мне исполнилось десять, и мамочка перестала варить его по утрам! — воскликнул сосед, извлекая из шкафчика для посуды свою кружку и наливая в нее горячее питье. — Откуда у нас вообще какао появилось? — Не знаю, — Халлдор равнодушно пожал плечами. — Я нашел его там же, где чай и кофе. Это была маленькая ложь. Какао он купил сам, совсем недавно. Просто захотелось чего-то согревающего, что напоминало бы о доме и дарило немного спокойствия, а в супермаркете взгляд упал как раз на пачку с какао-порошком. Вспомнилось далекое детство, когда они еще старались жить большой дружной семьей и долгими зимними вечерами сидели у камина, слушая, как читает отец, и потягивая горячее какао, сваренное матерью, вспомнился тот уют, то тепло, та атмосфера, всегда почему-то связанная с предрождественской суетой. Поддавшись ностальгии, Халлдор и схватил эту злосчастную пачку, о чем сейчас предпочитал не вспоминать. Андресс бы никогда так не сделал, никогда бы не пошел на поводу у своих эмоций и какой-то по-детски наивной тоски по дому. Возвращаться в холодную комнату не хотелось, но ввязываться в праздную беседу с соседом тоже желания не было. Выбрав меньшее из зол, Халлдор, не забыв тарелку с сэндвичами и кружку с какао, удалился из теплой небольшой кухоньки, освещенной приглушенным желтоватым светом лампы, а оттого такой домашней и родной. Стоило только ему выйти, как хлопнула входная дверь, ознаменовав приход еще одного соседа, в этот раз — по комнате. Виктор учился в четвертом классе, он тоже был иностранцем, только, в отличие от Халлдора, аристократически-бледным высокомерным засранцем с жгуче-черными волосами и обаятельной улыбкой-ухмылкой прирожденной сволочи. Впрочем, это была весьма субъективная оценка — они не ладили. Виктор, хоть по нему и не скажешь, был лидером, человеком прямым и довольно резким, и любил подкалывать Халлдора. Тот бы стерпел, будь Вик милым домашним любимцем, но тот, увы, был просто чертовски привлекательным парнем. Кивнув ему в знак приветствия, Эрлендсон, наконец, достиг своей цели. Там по-прежнему стоял лютый холод, правда, уже не такой жуткий, как был поначалу, но все же не менее пронизывающий. Халлдор забрался на кровать, устраивая там себе рабочее место с помощью подушки (в качестве спинки стула), одеяла (как кокона) и ноутбука (собственно, рабочего места). Пока техника загружала экран приветствия, кружка какао снова оказалась в объятиях тонких бледных пальцев, отчаянно желающих согреться. Напиток приятно обжег горло, разнося по внутренностям знакомое тепло. В нос ударил шоколадный запах детства и вместе с густым вкусом на секунду снова перенес в те далекие счастливые деньки, зажигая на губах мягкую улыбку. — Господи, у нас что, ледниковый период начался? — улыбка мгновенно исчезла, сменяясь выражением полного равнодушия, а глаза уперлись в голубой экран. — Кто-то забыл закрыть окно днем, — сказал Халлдор, решив все-таки прояснить ситуацию. — Кто бы это мог быть, — ядовито откликнулся Виктор, открывая шкаф в поисках теплого свитера или хотя бы пары шерстяных носков. — Да уж, кто, — в тон ему пробубнил Халлдор. Он прекрасно помнил, что когда уходил, окно было плотно закрыто, но также помнил и то, что сосед покинул их комнату несколько раньше его самого. Тот, конечно, вполне мог заглянуть на пару минут, чтобы переодеться, хотя выглядел он, кажется, так же, или просто взять забытое, решить, что в комнате слишком душно, и приоткрыть окно в надежде, что Халлдор скоро вернется и все позакрывает, но доказательств тому не было. А без них влезать в спор было просто глупо: мало того, что на него вину повесят, так еще и поглумятся, прекрасно зная, что на самом-то деле Халлдор невиновен. Прикрыв ноутбук, Эрлендсон положил сверху тетрадь, кинул рядом учебник, раскрытый на нужной странице, и сел за уроки. Предстояло сделать письменное задание по японскому, домашний тест по обществоведению, написать сочинение по литературе, выучить параграф по естествознанию и решить несколько задач по информатике. Всего-то! Это изрядно нагнетало уныния и уж точно не настраивало на дружеский лад. Он, конечно, мог бы отказаться от прогулки с Андрессом, но… не мог бы. Никак не мог. Потому что это был Андресс — названный братик, тот, кто всю жизнь был рядом, всегда оберегал и поддерживал, единственный человек, достойный уважения и подражания, тот, кому он был искренне благодарен. Задачи по информатике были довольно легкие, так что с ними Халлдор справился весьма быстро. Чуть больше времени занял японский — чтобы его сделать все еще приходилось обращаться к словарю, увы, Халлдор так и не довел свое знание языка до совершенства. И хотя он не испытывал трудностей в повседневной жизни, этот обязательный во всех японских школах предмет порой вынуждал сильно попотеть. Тест, к его удивлению, оказался небольшим и очень легким: все ответы были в параграфе, который учитель Вэйнэмёйнен объяснял на предыдущем уроке, а вот сочинение сильно притормозило работу. Тема любви в мировой литературе на примере произведения Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта» — нет, ну это ж надо. Некоторое время Эрлендсон просидел, размышляя, как начать, но мысли никак не желали посещать голову. Пришлось даже заняться изучением параграфа по естествознанию, благо, он был не таким уж и длинным, и лишь потом кое-как приступить к работе. Мысли шли туго, приходилось вытаскивать из себя каждое слово, ему казалось, что все предложения требуют как минимум вечности для написания. Халлдор почти закончил, оставалось только сделать вывод из работы, когда раздался стук в дверь. Довольно тихий, слабый, но — особенный. Так — два быстрых удара и еще один после некоторой паузы — стучался только один человек. Халлдор, поспешно отодвинув ноутбук с колен и резко вскочив прямо в одеяле, выбежал в холл, бросив быстрый взгляд на часы: слишком поздно для дружеского визита или добрососедского: «Солью не поделитесь? А лучше ужином». Распахнув дверь и привычно отступив чуть назад, чтобы пропустить гостя внутрь, он замер, в ужасе глядя на Андресса. Тот, босой, стоял, привалившись плечом к косяку и прикрыв глаза, тяжело дышал и немного дрожал — видимо, ноги не держали. Губа у него была разбита, и на ней уже застыла корка крови, рядом виднелся фиолетовый след от удара, налившийся кровью, веки и кожа под глазами покраснели и опухли, как будто Андресс долго плакал, а с волос на лицо капала вода, явно затекая еще и за высокий ворот теплого свитера. Капли со светлых прядей срывались вниз, оставляя следы на полу, и только они нарушали повисшую в холле, залитом светом из коридора, тишину, контрастную, как освещение, не позволявшее более детально рассмотреть Андресса. Йенсенн болезненно улыбнулся, делая первый шаг внутрь, и тут же едва не упал, когда ноги резко подкосились. Одеяло неровной кучей осело на пол — Халлдор вовремя подоспел, подхватив Андресса под руки и дав опору в виде своего плеча, и это привело его в чувство. Шок прошел, и волной накатило удушливое беспокойство, сводящий с ума страх не позволял мыслить здраво, поэтому он никак не мог подобрать слов, просто медленно и осторожно вел Андресса за собой в комнату, где их встретил не менее удивленный Виктор, решивший в этот раз даже не язвить. Халлдор усадил Андресса на кровать, но тот, застонав сквозь зубы, с трудом перевел себя в лежачее положение, устроившись на животе и уткнувшись лицом в матрац. Очевидно, это тоже принесло немало болезненных ощущений, потому что он почти сразу развернулся к Халлдору. — Чего это с ним? — первым в чувство, что неудивительно, пришел Виктор, но Халлдор растерянно покачал головой. — Эй ты! — Андресса Вик недолюбливал, кажется, даже сильнее, чем Эрлендсона, что было взаимно и устраивало обоих. — Какого черта с тобой случилось? Андресс скривился, смерив Виктора пустым безжизненным взглядом, и предпочел не отвечать на вопрос. Ему все еще было очень плохо, все тело болело, и физическая боль пока не давала неприятным мыслям сильно разрастаться, он мог думать только о том, как унять ноющую поясницу, при этом не терзая порезы на груди. — Ты заявился в мою комнату посреди ночи, мать твою, конечно, можешь не отвечать! — ядовито фыркнул Виктор. Андресс бросил на него очередной пустой взгляд, отдающий изрядной долей раздражения, такой, что вокруг него словно бы расползлась черная аура, заставившая Вика едва уловимо напрячься. Йенсенн утомленно прикрыл глаза, стараясь скрыть новый приступ боли. — Поцелуй мою задницу, малыш, и проваливай, — Виктор уже начал выходить из себя. Андресс не отреагировал, продолжая сквозь полуопущенные ресницы разглядывать стену. Его снова начало подташнивать, а голова слегка закружилась, и это никак не настраивало на дружескую беседу. Но прохлада, царящая в комнате, была глотком живительного воздуха, она мешала боли взять верх, притупляя ее, облегчая страдания. Она замораживала все, что было — замораживала чувства, мысли, физические ощущения. Хотелось слиться с прохладой и превратиться в лед, лишь бы ничего этого больше не было. — Ну, хватит, — тихо, но решительно заговорил Эрлендсон, наконец сумев взять себя в руки, так что Виктор даже притих. — Андресс, ты должен немедленно рассказать, что случилось. Это было странное чувство. Халлдору никогда не приходилось видеть брата в таком состоянии, и бушующее в груди беспокойство невозможно было описать словами. Казалось, что-то в мире перевернулось, раз тот человек, которого он всегда видел сильным, холодным, решительным, способным справиться со всеми проблемами самостоятельно, сейчас лежал на его кровати, из последних сил безуспешно пытаясь не показать, как ему больно. Халлдор до сих пор помнил, как Андресс защищал его, как мазал йодом ссадины и царапины, дуя на ранки, чтобы не щипало, как поправлял одеяло, думая, что он спит, как приносил ему какао с особенным вкусом, такое замечательное: даже мамино меркло по сравнению с ним. Он о нем заботился, он был сильным старшим братом, примером для подражания. А сейчас «старшим» неожиданно оказался сам Халлдор. И это было настолько дико, что если бы не привычка сдерживать свои эмоции, он бы разревелся. На его заявление Андресс чуть шире приоткрыл глаза — и в его взгляде было столько сосущей пустоты, столько холода, столько безжизненного камня, что Эрлендсон почувствовал себя самым бессердечным и отвратительным «старшим» братом. Он в этих глазах видел, что Андресс не может, ничего не может сказать, что ему так плохо, как никогда в жизни раньше не было, что все настолько серьезно, что нельзя, нельзя медлить, нужно скорее все понять, помочь, поддержать, исправить. — Андресс, — с почти незаметной мольбой прошептал Халлдор отчаянно. — В чем дело?.. Но тот снова отвел глаза, прикрывая их — только слабо дернувшиеся губы выдали разочарование. Не понял. Не догадался. Халлдор поджал губы, болезненно сжимаясь от того, что не оправдал ожиданий. — Дай, угадаю, — ехидно пропел вдруг Виктор. — Дело во мне? Он удостоился практически снисходительного, высокомерного взгляда, если бы только в нем была хоть капля эмоций. Просто дернувшиеся вверх брови, да выразительная пустота на дне синих озер. — Думаю, ты прав, — Халлдор отстраненно кивнул и смолк, странно глядя на Вика. — Может, ты оставишь нас?.. Если он пришел сюда, у него серьезные причины не возвращаться к себе. Растерянность постепенно отступала, сломленная волевым усилием, и голова медленно, но верно разгонялась для глубоких размышлений. Последнее предложение запустило процесс осознания. Если Андресс не вернулся к себе, значит, проблемы не с кем-то третьим, а с его собственным соседом — Хенриком Хансеном, тем парнем, который на протяжении всего обучения Йенсенна в «Кагами» оказывал ему знаки внимания, пытался расположить к себе, говорил, что любит. И чтобы он вдруг просто ударил Андресса по лицу? Это как нужно было его довести, чтобы случилось что-то подобное? Но в этом случае виноват только сам Андресс, он бы это прекрасно понимал и не явился бы, боясь осуждения, потому что мнение Халлдора — и тот был в этом уверен — для него многое значит. Потому выходило, что это не просто один удар в порыве злости. В уме невольно всплыли воспоминания недавних событий: Андресс не смог сесть на кровати, он лег, да еще и на живот. Его не держали ноги, он ведь едва не упал там, в холле. Усталость? Совпадение? Халлдор, потянувшись к Андрессу, мягко прикоснулся к волосам, провел по ним, успокаивая, и резко дернул за высокий ворот свитера. Пальцы разжались почти мгновенно, а взгляд столкнулся с болезненным взглядом Андресса. Тот недовольно поправил материю, упираясь глазами куда-то в стену, сквозь окружающий мир. Халлдор сглотнул, кивнул сам себе, мысленно твердя, почти как заклинание: «Держи себя в руках. Держи себя в руках». Сложить три и семь труда не составило. — Если ты не съедешь сам, я вынужден буду просить завхоза о помощи, — опустошенно сообщил Виктору он, буквально вымораживая его взглядом. — Сейчас я позову врача, так что просто постарайтесь не убить друг друга до этого времени. — Врача? Из-за этой царапины? — Вик надменно задрал голову, но, столкнувшись с полным безразличием Андресса и тяжелым взглядом Халлдора, как-то приуныл. — Черт, какого дьявола ты вляпался во что-то серьезное?! — он раздраженно приложил руку к лицу в известном жесте, когда Эрлендсон покинул помещение. Вопрос был риторический, и Андресс только отвернулся, включая режим абсолютного игнорирования. Ну, кто бы мог подумать, что Халлдор так «быстро» сообразит, в чем дело, да еще и «не станет» задавать глупых вопросов? Вера в его высокие интеллектуальные способности как-то поуменьшилась. Правда, Халлдор смог собраться с силами, отстраниться от эмоций и начать мыслить здраво. Даже за врачом посреди ночи пошел. Ли, конечно, не хотелось посвящать во все подробности, но Андресс понимал, что это необходимо, иначе последствия могут быть ужасны. Ведь никто не знает, насколько сильным был урон — и не только физический. Халлдор, решительно двигаясь по коридорам в блок Ли, погрузился в свои мысли. Как сейчас он помнил те дни, когда Андрессу приходилось заботиться о нем. Помнил, как еще в детдоме мальчишки постарше и посильнее задирали его — ведь всегда есть кто-то сильный, кому нужно доказывать свой авторитет, и кто-то беспомощный, на ком этот авторитет и демонстрируется. Если бы не Андресс, Халлдор стал бы мальчиком для битья, его бы окунали с головой в унитаз, травили, унижали, безнаказанно били и доводили до слез. Но Андресс — именно он! — не позволил этому случиться. Немногим старше, он выступил вперед, защищая Халлдора, расставив руки и решительно уничтожая противников взглядом. Он был отшельником, читал фантастические книжки, верил в волшебников и, кажется, надеялся, что к нему рано или поздно придет письмо с приглашением в школу магии. Ребята считали его странным, ненормальным, заразным. Отчасти потому что он однажды «проклял» мальчишку, задиравшего его, а тот на следующий день слег с температурой. Счастливое совпадение, но угроза стала эффективной. Они боялись приближаться к Андрессу, словно не хотели стать такими же или оказаться проклятыми. Это было негласное соглашение: они не трогают его, а он не высовывается из своего угла. И Халлдор тоже боялся его, искренне считая сумасшедшим фриком, верящим в добро и Санту. До того дня, когда Андресс защитил его от нападок. Нет, Халлдор по-прежнему считал его странным и опасался слишком приближаться, просто среди всего того зла и насилия, что творилось вокруг, Йенсенн был единственным, кто не играл по правилам. Он выбрал свой путь и следовал ему, а потому стал тем героическим образом, тем светом, что вел Халлдора по жизни. Когда их усыновили, обоих вместе, Эрлендсон постарался как можно скорее забыть о детдоме. Он искренне верил, что тогда, давным-давно, мамочка с папочкой просто уезжали надолго, оставив их с Андрессом кому-то на попечение, а теперь вернулись, и все всегда будет хорошо. Халлдор остановился возле двери комнаты, немного замявшись перед тем, как постучать. Хоть Ли и врач, он тоже нуждается в отдыхе, и беспокоить его было очень неудобно. Но ведь это не просто так. Андресса изнасиловали, нанесли непоправимый ущерб здоровью, и промедление может очень дорого им обойтись. Ничей покой не стоит здоровья того, кто был настолько дорог Халлдору. Стук решительно разорвал ночную тишину, нарушаемую лишь редкими приглушенными голосами и шумом ветра за окном. Поначалу не было слышно ни звука, а потом дверь неожиданно распахнулась, и перед Халлдором показался уставший, но еще, видимо, не ложившийся спать Ли Куан Ю, одетый только в легкий халат. — Доброй ночи, молодой человек, — он довольно строго глянул на Халлдора, неожиданно по-доброму заулыбавшись. — Чем могу помочь в столь поздний час? — Простите, — Эрлендсон потупил взгляд. — Это срочно. И… не могли бы вы пообещать сохранить все в тайне? — Внимательно слушаю, — Ли сложил руки на груди. — Пятьдесят второй блок, комната один, пожалуйста, поспешите, — он ответил Куан Ю твердым взглядом. — И если там будет Виктор — у него волосы темные, вы сразу поймете, — выгоните его, пожалуйста, на время осмотра. — Молодой человек! — Ли собирался что-то сказать, но поймал умоляющий взгляд Халлдора и сдался. — Проходите и, пока я собираюсь, позвольте задать несколько вопросов, — он уже скрылся в блоке, не давая возможности для возражений. — Общий вид повреждений? — Это… я думаю, это было сексуальное домогательство, — осматриваясь, Халлдор зашел внутрь. — В таком случае лучше сейчас сходить за директором Кассием или администратором Нольде. Виновный должен быть наказан, — уже одетый, Ли показался в прихожей, собирая сумку. — Нет, — отрезал Эрлендсон. — Позвольте нам самим разобраться. — Самим, да? — пропуская его в коридор, переспросил Ли. — А если он еще кого-нибудь изнасилует? Об этом вы подумали? — Этого точно не случится, — Халлдор нахмурился. — Он… он любит Андресса. — А, и поэтому совершил такой ужасный поступок? — едко поинтересовался Ли. — Отчаяние, доктор Ли, и не до такого довести может, — в тон ему отрезал Халлдор. — Это наше право: не обращаться к правоохранительным органам. Если не верите мне — спросите еще раз у Андресса, но не думаю, что он вам ответит. Пятьдесят два, один, — напомнил он, отставая. — И выгнать Виктора. — А вы?.. — Куан Ю нахмурился, подозрительно прищурившись. — Я должен забрать свой конспект к завтрашней лекции, — Халлдор сказал первое, что пришло в голову, и, под подозрительным взглядом Ли, скрылся на втором этаже. Ли Куан Ю поспешил к пострадавшему с твердым намерением убедить его рассказать все, как выразился Халлдор, «правоохранительным органам», а Эрлендсон отправился туда, куда меньше всего хотел идти и куда больше всего хотел попасть. Противоречивые чувства буквально разрывали его, но сейчас, когда беспокойство за Андресса немного улеглось, обнадеженное обращением к врачу, из глубин души поднимался гнев. Халлдор все еще пытался держать себя в руках, но внутри все распирало, словно где-то в желудке начал извергаться вулкан, заполнивший вены лавой вместо крови. Нужно было сделать кое-что очень важное: уничтожить, растоптать того, кто посмел обидеть самого дорогого для него человека, того, кто посмел сломать его героя, того, кто посмел покуситься на его брата. Не пришлось даже стучаться — дверь в их блок не была заперта, видимо, Андресс не сделал этого, когда уходил, — ну еще бы! — а Хенрик и не заметил. Было довольно тихо, словно бы все безмятежно спали, не подозревая о произошедшем совсем недавно. Дверь в комнату тоже была открыта, из-под нее слегка дуло, как будто окно было нараспашку, и Халлдор поежился, вспоминая, что оставил Йенсенна посреди этой стужи, даже не укрыв одеялом. Дверь приоткрылась бесшумно. Пройдя внутрь, Халлдор впервые испытал легкий страх: а что, если с ним сделают, в порыве не утихшего отчаяния, то же самое? Но Хансен обнаружился на его кровати обнимающим подушку и безмятежно похрапывающим. Первым делом Эрлендсон прикрыл за собой дверь и включил свет, ярко ударивший по глазам Хенрика и заставивший его завозиться. Затем присел на краешек кровати, безжалостно расталкивая его. Хансен простонал что-то невменяемое, а потом, наконец, приоткрыл глаза. — Халлдор? — зевая, он приподнялся на локтях. — А ты что здесь?.. — звонкая оплеуха обожгла щеку, и Хенрик, окончательно проснувшись, вспомнил. — Почему? — прошептал Халлдор, чувствуя, как с этим ударом его гнев ощутил скорую свободу и еще сильнее забурлил внутри. — Я… — Жалкое оправдание, — ледяным тоном отрезал он, не дав Хенрику договорить. — Как ты посмел причинить вред Андрессу? Как ты посмел прикоснуться к нему? Как ты посмел?! — обычно спокойный и уверенный голос дрожал и повышался с каждым слогом, показывая, насколько зол Халлдор. — Не знаю, — прошептал Хенрик, качая головой. Он сел на кровати, разведя руки в стороны, мол, вот он я, весь в твоем распоряжении, суди. Халлдор заглянул в такие жизнерадостные и всегда смеющиеся глаза, пытаясь найти ответ, но там было пусто. Он крепче сжал губы и с силой ударил Хенрика по плечу, но тот даже не пошатнулся. — Мне стало так обидно, что все мои усилия проходят даром, — продолжил Хансен, ловя новые удары, каждый слабее предыдущего. — Осталось жалких три месяца, я не мог позволить всему закончиться вот так… — удары приостановились, а потом обрушились с новой силой — на плечи, руки, грудь. — Три месяца? Три месяца! Ты придурок или прикидываешься? Да кто тебе сказал такую чушь? «Три месяца»! — Халлдор передразнил Хенрика и, скривившись, отстранился, глядя на него с презрительной жалостью. — Ты задумался хоть на секунду, что у тебя есть вся жизнь, а не каких-то три месяца? По тому, как изменился взгляд Хансена, Халлдор заключил, что тому это даже в голову не пришло. Он покачал головой, чувствуя, что сейчас, когда Хенрик понял это, тот действительно уничтожен. Гнев иссяк, оставляя после себя опустошение и черную, выжженную душу. Плохо. Больно. Обидно. Чтобы ничего не случилось, нужно было просто выйти за рамки — но не те, за которые вышел Хансен, а просто за временные. Он снова ударил Хенрика, но рука отчаянно скользнула по груди, когда Халлдор почувствовал, как по щекам катятся слезы. Чтобы выжженная земля начала возрождаться, нужен дождь. И сейчас он градом катился по щекам, а Халлдор позволял тому, кто по собственной глупости сломал жизнь его любимому старшему брату и себе, бережно прижимать себя к широкой груди и гладить по волосам. — Возможно… — тихо подал голос Хенрик, но Халлдор все равно услышал подавленные рыдания. — Возможно, я смогу все исправить? — Нет, — резко отстранившись и утерев лицо ладонями, покачал головой он. — На это тебе не хватит и жизни. — Но что мне делать? — растерянно спросил Хенрик. — Лучшее, что ты можешь сделать для него — исчезнуть. Не думай, что произошедшее сейчас имеет какое-то значение. Я по-прежнему ненавижу тебя и никогда не прощу за то, что ты сделал, а если приблизишься к нему ближе, чем на три метра или попытаешься завязать контакт на расстоянии, о случившемся узнает администрация. Сталь в голосе, лед в глазах. Поднявшийся на ноги и нависший над Хенриком Халлдор, раскинувший руки в стороны, внушал ужас. Пусть он и не был таким идеальным старшим братом, как Андресс, у него тоже была смелость встать перед тем, кто заведомо его сильнее, чтобы защитить того, кто в этом нуждается.