Крупицы правды.

      "Вся наша жизнь была сражением. За людей. За Америку. За будущее, которое должны увидеть потомки. Великие идеи, великие свершения. Война с омниками, война с больными идеями общества. Мы оба сражались так, как умели и к чему нас это привело?"

      Джек лежал на аппаратах уже который день. Есть лишь один враг, которого никто и никогда не победит: это время. А время, в свою очередь, никого не щадит. Его тело старело, быстро выходило из строя и угасало. Угасало, как свет перед глазами. Сначала он почти ослеп, потом почти перестал ходить. Старые раны давали о себе знать. Всё это накладывалось как пласты железа и загоняло в гроб. Моррисон относился к своей смерти спокойно. Не то чтобы он совсем не хотел жить, нет. Он устал от постоянных сражений и просто решил уйти на заслуженный отдых. Пускай он и будет на том свете. У него было множество поводов пожалеть о том, что он сделал и чего он не сделал. Как и любой человек, которому смерть дышит в затылок, а лёгкие раздувает аппарат ИВЛ. Кожа под маской уже ныла, но снять её не было возможности. Да и это не особо ощущалось.        Мерное пищание и жужжание аппаратуры нарушил скрип двери, тяжёлые шаги, шорох постели. За последние дни у него был только один посетитель, которого Моррисон при всём желании бы не выгнал. Холодные пальцы касаются его сухой руки, переворачивают ладонь, сжимают руку в своей. Джек только склоняет голову на бок, открывая мутные глаза. Будто бы он что-то ими увидит.        - Ана меня заждалась. Наверное, ей там скучно, - его старческий голос скрипуч, тих и сух, как будто бы Джек был давно уже не здесь.        - Передавай привет, - спокойно проговорил Рейес, смотря в пол.        Что было между ними? Много чего. Начиная от крепкой дружбы и заканчивая искренней ненавистью. А что осталось сейчас? Только сожаление. Джек сожалел, что не смог защитить Габриэля от его демонов, Рейес сожалел, что не может вернуть Моррисону время. Сколько им осталось? Сколько ему осталось? День? Неделя? Или несколько минут? Да и… исправит ли это хоть что-то? Они потеряли слишком много, потому что были гордецами, стояли за свои принципы. И потеряли всё. Это сражение, эта глупая война против друг друга отняла у них всё: жизнь, любовь, время, силы, надежды и мечты. Что с ними стало? Они разбились. Разбились как маленькая лодочка в шторм о скалы. И разбили друг друга. И оба это поняли тогда, когда стало понятно, что Джек едва ли может различить фигуры. Оба осознали, что это конец всего. Конец их пути. Джек пойдёт своей дорогой в последнее путешествие, Габриэль продолжит пустое существование. Когда он увидел Моррисона таким, каким он был сейчас, он понял, что проиграл. Он проиграл своим амбициям. И потерял человека, который несмотря ни на что был очень долгое время всем. Теперь перед глазами латиноса лежал умирающий иссохший старик, а он сам испытывал горечь разочарования во всём, что было и в том, что будет.        Теряя время на «высшие цели», теряется жизнь. Время. Перспективы. Оно убивает не хуже пули, ведь осознание того, что есть, что было и что будет, чего ты не достиг и что потеряно, приходит слишком поздно. Тогда, когда уже ничего не изменить. Когда уходят люди. Сгорают как спички или свечи. И мир становится беспросветной тьмой. И понимание того, что больше ничей свет не согреет так, как этот оставляет рану, которую несут через всю жизнь.       Приборы начали жужжать тихо. Забинтованной рука похолодела, а мутные глаза стали стеклянными. На этом была поставлена их точка. Без возможности добавить запятую. Ритм сердца превратился в ровную линию ярко-зелёного цвета на клетчатом болотном фоне. Конец – как часть пути. А для кого-то – обрыв, длиною в мили. Габриэль медленно опускает веки солдата ладонь, как дань уважения к нему и ко всему, что было. Осторожно снимает маску, она ему больше не нужна. В душе образуется пустота, гнетущая и чёрная. И всё внезапно стало так глупо и бессмысленно. И эти все сражения сразу обратились в один огромный проигрыш. Рейес встаёт с постели и подходит к изголовью, касаясь сухими бледными губами с сетью синих сосудов седых волос, после чего, достав из внутреннего кармана их старое фото, где были молодые и в жизнь влюблённые Ана, Джек и он сам, Габриэль, вложил его в ладонь Моррисона, покидая палату.       Их прощание было единственным правильным шагом за последние несколько десятков лет. Их не разделяли сейчас ни взгляды, ни вражда, ни разбитая жизнь, которую разбили они сами. Своими руками, не умея слушать и доверять. Конец был тих.       И даже как-то странно всё закончилось. Закончилось пустотой, которая не оставила после себя ничего, что можно было бы вспомнить.