Дорога

Они пьют из одной чашки. Адель делает глоток и передаёт чашку Адаму. Маленький скол по краю — пораниться можно, но другой нет, как нет больше белой тарелки из супермаркета в пятнадцати минутах от их бывшего дома. Оба не знают, зачем вообще взяли с собой эту чашку, когда пластиковые стаканчики были бы, наверное, практичнее и безопаснее, но, в сущности, чашка просто есть, и каждый из них ответил бы: «Адель удобно», или «Адаму удобно», или «Адам подарил её мне», или «Адель нравится эта чашка». Оба следят, чтобы на родных и не своих губах не выступила кровь. Кровь Барона просочится под дверь комнаты, пропитаем ковры и тяжёлый массивный стол, и это тоже было неосмотрительно — оставлять его кровь. След. Адам просто не мог бы подсыпать яда Барону. Адель не успела избавить братика от необходимости убивать. Они разминулись всего на два часа, и Адам успел подготовить для Адель всё: машину, тёплый плед, заботливо сложенные носочки, рубашки, пакеты горячего — почти — картофеля из McDonald’s, французские булочки с тмином, которые выпек сам перед тем, как уходить на работу. Адель не знала, что Адам шёл убивать. Если бы — братику не пришлось бы самому делать это. Адам знает, что Адель было бы очень страшно видеть умирающее тело. Странно: его многому научил мужчина, получивший от него пулю. Странно: тот, кто называл себя Бароном, даже пытался заботиться об Адель, в своей манере, не имевшей ничего общего с заботой — думал Адам, смотря на тело ровно пару секунд. Странно: кровь имела цвет крови. Почему у таких людей кровь имеет тот же цвет, что и кровь тех, кто любит Адель? Они останавливаются в мотеле за наличный расчёт, только когда глубоко пересекают границу штата. Звёздное небо над головой и плед на заднем сидении машины вдали от дороги сменяется продавленным матрасом и скрипучим душем вдали от дороги. Аккуратно сложенные Адамом флакончики и бутылочки шампуней и пены для ванн расставлены на одну ночь. Адель думает о том, что слишком долго задерживается в душе, едва включив воду. Адам не спал больше суток. Их не беспокоят с утра: номера не убирают по расписанию. Адель доедает холодный бургер. Адам доедает такой же и пытается оставить Адель кусочек. Завтрак здесь просто не готовят. Выбираться в ближайшее кафе за тостами с джемом всё ещё рискованно — думают оба, понимая без слова друг друга, путают зубные щётки отчего-то, улыбаются друг другу. Сжимают руки, переплетя пальцы. Поцелуи-поцелуи. Адам закрывает тонкую щель между стеклом и верхней частью корпуса машины: Адель замёрзнет. Сестрёнка кладёт ладонь поверх его кисти. Руль зафиксирован им стальной хваткой. Никаких происшествий. Ни малейшей осечки. Как и всегда, когда он за рулём, а на сидении рядом сидит его ангел, самая-самая-самая единственная ценная в мире. С волос Адель, огненно-рыжих, начинает сходить краска за время пути и мытья в мотелях без новых тюбиков краски. Однажды за ними могут прийти, но этого не случится ни сегодня, ни завтра. Каждое новое завтра — сегодня, и каждое новое сегодня рождает новое завтра. Они не знают, что их ждёт, и они готовы встретить всё, кроме хоть малейшего посягательства чужих на нежность друг друга. Оба ещё совершенно не знают, что деньги имеют свойство быть постоянными в виде выплат, не зависящих от того, скольких торчков ты сегодня обслужил со своим пакетиком разбавленного и не разбавленного товара и горстями таблеток и как долго ты пробыла в постели с грузным мужчиной с проявляющимся брюшком и набухшими венами поднятого твоими губами для того, чтобы он мог трахнуть тебя, солоноватого члена. Они не знают. Они есть друг у друга, и они сохранят друг друга, и это так м н о г о.