Любовь не пропадает со временем

      Сириус пошел в бар «Хмельной рыцарь», чтобы в очередной раз напиться — точнее, в очередной раз забыться. После смерти Джеймса он чувствовал себя неважно, постоянно курил и ходил в этот бар просто потому, что до него долго ехать: приходилось каждый раз выходить из дома, садиться в мотоцикл и лететь с бешеной скоростью по улицам ночного неприветливого Лондона так, чтобы ветер в ушах свистел, и уши мерзли, и лицо обдувало со всех сторон; но только такие выезды давали ему ощущение жизни — ощущение, что ты еще чувствуешь, как адреналин бьется в твоей крови, а ты не ходячий труп. Хотя про Сириуса только так и можно было сказать.              В общем, вид у него был неважный, но ему было плевать: не для того он сюда приезжал, чтобы беспокоиться о собственной внешности.              В «Хмельном рыцаре» тебя ни о чем не спрашивали и можно было делать, что пожелаешь; посетители там были все странные личности, но это никому не было интересно. Всех желающих манила сюда возможность остаться незамеченным и некоторая отчужденность остальных посетителей. И абсолютно всем именно поэтому тут и нравилось.              В эту ночь в баре было мало народу. За маленьким обшарпанным столиком сидела небольшая компания — молодежь лет пятнадцати-шестнадцати. Они пили пиво и были уже заметно навеселе. Сириус даже не взглянул на них. Его внимание уже ничто не привлекало, так что он своим обычным способом плюхнулся на стул рядом с барной стойкой и попросил выпить коньяку.              Коньяк не был для него тем лекарством, которое обычно принимают люди, лишившиеся важной части своей жизни и желающие восполнить её хотя бы выпивкой. Сириус не был таким. Он просто любил выпить, а после смерти Джеймса и Лили его страсть к алкоголю только возросла, ведь делать ему было абсолютно нечего: сначала он жил в доме своего покойного дядюшки Альфреда, и вина там хватало более чем, потом перебрался в квартиру на самой окраине магловского Лондона, вдали от магии и всего, что напоминало ему о прежних временах; выпивки хватало и в том районе, где он жил, да и постоянные посещения «Хмельного рыцаря» восполняли необходимость в спиртном.              Но и тут он был один.              Бармен принес бутылку настоящего, крепкого коньяка (Сириусу уже давно не хватало простого стакана), и он отхлебнул из горла с наслаждением и тщательно скрываемой жадностью.              — Бродяга?              Кто-то определенно стоял сзади него и пялился ему в спину (и как он по спине определил, что Сириус — именно тот Бродяга, который был ему нужен?), и Сириусу это ой как не понравилось. Заключив, что ему просто послышалось или звали кого-то другого, Блэк в очередной раз прислонился к бутылке. Тут его сильно хлопнули по плечу, и Сириус, не выдержав наконец такого фамильярного к себе отношения, повернулся к наглецу, злобно скалясь. И выпал в осадок.              Потому что на него смотрела во все свои карие глаза Марлин МакКиннон. Та самая Марлин, которая встречалась с ним на последнем курсе в Хогвартсе, и он до сих пор помнил, как в один из уютных вечеров предложил ей выйти за него, а она ответила, что подумает, и потом рассмеялась. Та самая Марлин МакКиннон, которая пропала неизвестно куда сразу после школы, и Сириус ужасно тогда за нее переживал, а потом решил, что она струсила и, испугавшись этого психа, Волан-де-Морта, залегла на дно, наплевав на Орден. Хотя прекрасно знал, что его Марлин никогда ничего не боялась.              А сейчас та самая Марлин МакКиннон стоит перед ним и — нет-нет, не улыбается! — смотрит на него изумленно, будто Сириус какое-нибудь диковинное животное.              Он тоже смотрит на нее. Замечает, как она похудела за это время. Молчит. И она молчит, бесстыдно разглядывая его.              Сириус бесится. Как она вообще может теперь стоять перед ним и обращаться так, словно ничего не произошло? Словно они всё еще встречаются, и она не сбежала, так никого и не предупредив, и Лили с Джеймсом не умерли, защищая собственного ребенка?!              — Сириус, ты… ты так изменился, — у Марлин получается выдавить только такие банальные слова, хотя сказать ему хочется гораздо больше. Но видит же, что Блэк злой, как черт, и замолкает. Ждет, когда тот успокоится. Но Сириус не успокаивается и говорит обманчиво дружеским тоном:              — Ты тоже.                     И это правда. Марлин и сама знает, что перестала быть той простой девчонкой-школьницей с кучей тривиальных проблем. Да, Сириус может думать плохо о ней, но МакКиннон пережила гораздо больший кошмар.              — Марлин, тебе и твоим родителям нужно скрыться на какое-то время, чтобы вас не нашли. Пожиратели сейчас выискивают ваши слабые стороны, и одна из таких сторон — родные и близкие люди, — Дамблдор что-то говорил, и Марлин старательно пыталась вслушаться в его доводы, но в голову лезли только собственные эгоистичные мысли:              «А как же Сириус? И Лили? А Ремус, Джеймс и остальные друзья? Их тоже придется покинуть?»              Она не хотела уезжать. Но директор приводил такие доводы, что Марлин понимала: необходимо защитить родных. Родители ведь не виноваты в том, что их дочь хочет сражаться. Она обязана их защитить.              — Хорошо, директор, я уговорю их уехать из страны, — слова давались Марлин тяжело, но она все-таки сказала то, что должна была сказать.              — Только помни: никто, даже друзья, не должен знать о твоем местонахождении. Лучше будет, если они вообще не будут знать, куда ты пропала.              Лучше. Но почему тогда так больно осознавать, что они вот сидят в Большом зале, привычно болтают и даже не подозревают о том, что их подруга скоро исчезнет из их жизни.              Она хотела сражаться. Убивать этих зарвавшихся Пожирателей, рисковать собственной жизнью ради тех, кто ей дорог, быть рядом с Сириусом и понимать, что он поддержит.              Но жизнь любит неожиданные повороты. А еще лучше — новые испытания.              Пока они жили в Америке, все складывалось крайне удачно: там было спокойно и на плечи не давило ощущение смерти и постоянной опасности, ставшее привычным за последний год в Хогвартсе. Но для Марлин всё это было просто ужасным.              Ей было бы намного лучше, борись она плечом к плечу с друзьями. Да, там она могла бы умереть, но умереть за дело. Да и своей смерти Марлин никогда не боялась — это ведь всего-навсего новое начало чего-то ужасно интересного, неизведанного и только немного пугающего.              Вот только… находиться в безопасности и наслаждаться нормальной жизнью Марлин не желала. Ложась спать, она всегда почему-то думала о Сириусе, который сейчас ей представлялся таким далеким, но всё еще родным человеком. Навсегда родным.              А потом жизнь снова преподнесла ей «подарок».              В тот вечер она вернулась домой из колледжа, в котором училась уже год, и не нашла родителей. Они испарились, словно их никогда не существовало. Ни пятен крови, ни следов какого-либо насилия на мебели, стенах или полу — всё было настолько обычным, что Марлин бросило в дрожь.              Обычным. Будто ничего не случилось.              Она оббегала весь город, заглянула во все открытые и закрытые кафе, рестораны, магазины в надежде найти их. Это было своеобразной попыткой обмануть судьбу, но злой рок остался верен своему замыслу.              Родители исчезли из её жизни так же, как она исчезла из жизни Сириуса, Лили, Джеймса и всех, кто её любил.              Марлин вздохнула. Она не сможет по-настоящему описать всё Сириусу. Морально не готова. А еще боится, что Сириус её не поймет, или поймет не так. Хотя она не могла бы вспомнить случая, когда Сириус не понял бы её.              Сириус морщится: почему именно сейчас он встретил её здесь, в самом укромном местечке Лондона, где его даже авроры не смогли найти? Видимо, маскировка была неудачной. Хотя Марлин узнала бы его даже в другом облике — они проверяли это, когда еще учились в школе. Девушка без труда отгадывала Сириуса в оборотных зельях, и для Блэка оставалось загадкой, как она узнаёт его.              Он делает знак рукой, и услужливый бармен приносит вторую откупоренную бутылку. Сириус прикладывается к чистому горлышку и жадно глотает, забывая на минуту о Марлин. Девушка только вздыхает и присаживается за стойку. Заказывает:              — Я буду то же, что и Блэк.              Бармен непонимающе смотрит на новенькую, а Сириус закатывает глаза: он поменял фамилию уже давно. Да и имя тоже.              — Это мое прозвище, — объясняет он парню.              Тот согласно кивает, мол, я понял, и несет еще одну бутылку.              Марлин хочет поговорить. И Сириус, повернувшись к ней, начинает первым, ведь знает же, что девушка слишком взволнована встречей.              Как и он.              — Марлин, что ты хотела сказать? Или лучше: как именно ты будешь оправдываться?              Она вся сжалась, и Сириус тут же укорил себя за излишний скептицизм.              — Я не ищу оправданий. Просто скажу всё, что случилось, а ты думай, как хочешь, — бросила я вас или нет.              — Весь во внимании, — он сцепил руки на груди.              Марлин начала и, по мере того как она продолжала говорить всё, что чувствовала тогда, когда уехала в Америку, Сириус стал понимать, насколько тяжело ей пришлось. Когда девушка дошла до пропажи родителей и обратного переезда в Англию, он уже держал её за руку в знак поддержки, но Марлин даже не заметила этого и продолжала вспоминать весь тот ужас, который она пережила тогда, зайдя в пустой дом и не найдя там маму и папу. Она только бессознательно сжала руку в кулак и, ощутив тепло руки Сириуса, благодарно улыбнулась.              

***

      

      — Сири… Сириус, там стол! — заплетаясь, кричит Марлин, но Блэк уже сталкивается со стоящей на проходе мебелью и матерится.              — Раньше надо было говорить! — орет он в ответ, а Марлин только усмехается — она предупреждала.              Девушка проделывает тот же путь до дверей, но с большей точностью и аккуратностью, и обходится без лишних столкновений с вещами. Наконец приобнимает Сириуса сзади, наваливаясь на него и чуть толкая вперед.              — Э-эй, — протягивает он, но не возражает. Поворачивается лицом к Марлин, пьяно улыбается и легко щелкает девушку по носу.              — Э-эй! — обидчиво произносит МакКиннон, в точности копируя последнюю реплику Блэка, и Сириус вдруг заливается веселым лаем — так он смеялся еще в школе.              В глазах Блэка мерцают искорки, и смеется он так заразительно, что Марлин сначала только улыбается, а спустя секунды чуть ли не валяется на сырой грязной земле и хохочет.              Внезапно для развеселившейся Марлин Сириус дергает её за руку и одним резким движением поднимает. Девушка непонимающе смотрит на него, а Сириус отчего-то широко улыбается.              У Марлин резко бухает в груди.              Блэк ведет её за здание; она старается поспевать за ним, но никак не может приноровиться ступать большими шагами. Не то чтобы у Марлин короткие ноги, просто Сириус слишком высок для нее.              Так она думает, пока Блэк подводит её к такому родному для них мотоциклу.              — «Железный конь», ну здравствуй, — приветствует она машину, и им обоим даже чудится, будто мотоцикл кивает в ответ.              Будто он скучал по хозяйке.              — Не летает? — как-то интуитивно догадывается Марлин и громко вздыхает. И Сириус понимает, почему: раньше они всегда выбирались вдвоем из Хогвартса и катались на мотоцикле вместо метел для квиддича. Им обоим это жутко нравилось — и даже Джеймс не знал об этих особенных ночных вылазках.              — Прокатимся? — для проформы спрашивает он у Марлин, хотя уверен, что её и спрашивать не надо — сядет на мотоцикл и уедет. И плевать на него, Сириуса — лишь бы прокатиться с ветерком.              Это он в ней просто обожает.              Вместо ответа Марлин только присаживается на сиденье, оставляя место для Блэка. Тот усмехается, но всё же перекидывает ногу через сиденье впереди девушки. Ведь знает же, что так ей больше нравится — можно расцепить руки и застыть в таком, опасном для новичка, положении. Хотя Марлин не назовешь новичком — она любит «Железного» с тех самых пор, как любит Сириуса. То есть очень давно. И возможно даже раньше, чем влюбилась в Блэка — по крайней мере, он допускает такую возможность, хотя в груди что-то неприятно колет.              Нет, это уже перебор — он не будет ревновать её к собственному мотоциклу!              Сириус страшно ревнивый. Пусть и говорят, что, если ревнуешь, значит, не доверяешь своей партнерше и недооцениваешь себя, он все равно ревнует её ко всему, что движется, — и сейчас это выражение подходит как нельзя кстати.              Марлин хватается за его спину, и Сириус даже несколько удивлен: обычно она не использует такую — просто потрясающую! — возможность для демонстрации собственных чувств. А потом Блэк замечает робкую улыбку на губах девушки и всё понимает: она знает, что он сейчас чувствует, и хочет показать ему, что любит его и нуждается в нем, пусть и сама очень сильная.              Ветер свободно треплет их короткие волосы, Марлин пододвигается ближе, чуть касаясь спины, дразнит его, втягивая теплую кожу у самой шеи, и Сириус вдруг понимает: ему ведь больше в жизни и не нужно.