Спас? А теперь - беги!

После внезапно свалившегося на него повышения времени на личную жизнь у Гарри не осталось и вовсе, а рискованных заданий и рейдов, из которых вполне можно было не вернуться, стало вдвое больше. Джинни оказалась абсолютно права, когда несколько лет назад отказалась связать с ним свою судьбу. Она заслуживала спокойной, размеренной жизни, чего Гарри с его опасной профессией совершенно точно не мог ей дать. И это уже не говоря о том, что было не слишком порядочно жениться на девушке, при этом не испытывая к ней ничего, кроме дружеской привязанности. Так как инициатором расставания являлась Джинни, они с Гарри остались добрыми друзьями. Через год после разрыва их помолвки она вышла замуж за одного из коллег Билла по банку Гринготтс, и скоро в их семействе ожидалось прибавление. Встречаясь с ней в Норе, Гарри всякий раз убеждался, что выглядела Джинни очень счастливой и довольной. В отличие от него самого. Несмотря на то, что видеться со Снейпом по долгу службы они стали гораздо чаще, их отношения не выходили за рамки чисто служебных. Порой Гарри настолько бесила эта невыносимая ситуация, что его так и подмывало каким-то образом спровоцировать Снейпа или пойти на самоубийственный шаг, подлив лучшему зельевару магической Британии Амортенцию. Можно было, конечно, рискнуть и открыто объявить Снейпу о своих чувствах, но отважный аврор Поттер, смело бросавшийся навстречу любой опасности, банально боялся, что его просто поднимут на смех. * * * Если бы Поттер мог знать, что в действительности испытывал к нему Северус Снейп, наверняка ему было бы гораздо легче сделать первый шаг навстречу и объясниться с ним. Но Снейп скорее бы умер, чем признался в давней и тайной любви к собственному бывшему ученику. Это было его самым страшным и самым постыдным секретом. Он кривил душой, когда объяснял мадам Помфри, что в их с Гарри случае Феникс Лакрима, в состав которого, помимо прочих ингредиентов, входила кровь самого зельевара, не приведет к эмоциональной зависимости. К тому моменту он увяз в чувствах к Гарри, как муха в паутине, и сваренное им зелье уже ничего не изменило бы. Это безумие началось летом тысяча девятьсот девяносто пятого года. Северус заметил, какие жадные взгляды бросал на Поттера Блэк, и в его душе всколыхнулось что-то странное. Блэк являлся крестным Гарри и мог смотреть на него сколько угодно, но только не ТАКИМИ глазами. «Какая тебе, в сущности, разница, на кого и как смотрит этот шелудивый пес?! — уговаривал себя Снейп. — Ты, кажется, не нанимался блюсти честь Поттера, а если мальчишку что-либо не устроит — он всегда сможет пожаловаться Альбусу, благо ходит у него в любимчиках!» И в то же самое время Снейп все отчетливее осознавал, насколько выводят его из себя открытые знаки внимания, которые Блэк оказывал Гарри. У него явно были далекоидущие планы на Поттера, а все вокруг словно ослепли и отказывались замечать очевидное. Гриффиндорцы! Разумеется, они не хотели подозревать своего соратника по Ордену Феникса в столь непорядочных и циничных намерениях! Зато Северус, напрочь лишенный иллюзий, все великолепно видел, и в нем зарождалось странное, необъяснимое чувство, которое человек, более опытный в сердечных делах, с уверенностью назвал бы ревностью. После гибели Лили его девизом стало: «Не привязывайся. Ни к кому и никогда!» Вначале это было продиктовано инстинктом самосохранения. Разрыв с Лили вверг его — тогда шестнадцатилетнего подростка — в пучину настоящего вселенского отчаяния. Лили с первой встречи казалась ему эталоном всего самого чистого и светлого. Она ненавидела ложь и изворотливость. И требовала от Северуса быть с ней искренним. Всегда и во всем. А потом наступил тот злополучный день, когда Мародеры в очередной раз напали на него. И Северус с ужасом понял, что они используют против него изобретенные им же самим заклятия. Заклятия, которые он записывал на полях своего учебника по Зельеварению и показывал лишь одному человеку. Лили. От осознания, что единственная близкая подруга предала его, выболтав его секреты Джеймсу, Снейп пришел в бешенство. Поверженный и униженный, подвешенный вниз головой с помощью Левикорпуса, о котором Северус не так давно взахлеб рассказывал Лили, он внезапно захотел причинить ей такую же боль, какую теперь испытывал сам. Вот тогда-то в неописуемом гневе он и выкрикнул в ее сторону: «Грязнокровка!» А позже был готов, отбросив всякую гордость, ползать перед ней на коленях, чтобы вымолить прощение. Но Лили, как выяснилось, не нуждалась в его извинениях. Она уже все для себя решила, вот только забыла поставить об этом в известность Северуса. Наблюдать за ее романом с Джеймсом было так больно, что Снейп порой мечтал умереть, лишь бы не видеть, как грязные лапы этого выскочки Поттера ерошат ее потрясающие густые волосы или по-хозяйски лежат у нее на талии. В подобные моменты Снейп едва сдерживал себя, чтобы не запустить в Джеймса Круцио. Ему невыносимо хотелось унизить его у нее на глазах. Заставить корчиться от боли. Умолять прекратить эту пытку, вопя и размазывая по щекам слезы. К шестому курсу познания Северуса в различных областях темной магии были столь обширны, что он запросто мог проклясть соперника, превратив его красивое лицо в уродливую, гротескную маску. Или ненароком подлить ему в тыквенный сок весьма злокозненное зелье, от которого Поттер, вместо того чтобы обжиматься с Лили по укромным углам замка, сутками не вылезал бы из туалета. Но все эти замыслы так и остались неосуществленными. Разумеется, Снейп еще не раз ввязывался в стычки с Мародерами. Иногда после этого в больничном крыле оказывался он сам, а иногда — отправлял туда Поттера и Блэка. Ни трусливый Питер Петтигрю, ни паинька и староста Люпин (оборотень, чью страшную тайну Северус разгадал еще на пятом курсе) обычно не решались вмешиваться в открытую потасовку. * * * На шестом курсе их с Лили пути разошлись окончательно. Теперь, случайно встречаясь с ним взглядом в Большом зале, на уроках или в коридорах Хогвартса, она обычно старательно делала вид, что Северус для нее — пустое место. На занятиях по Зельеварению Снейп с некоторой долей злорадства замечал, что Слагхорн, проходя мимо котла Лили, все чаще укоризненно качал головой и говорил: — Девочка моя, соберитесь! Я привык ставить вам только «Превосходно», а это зелье с трудом тянет на «Выше Ожидаемого». — Да, профессор, конечно! — лепетала Лили. — Я непременно исправлюсь! — а затем украдкой смотрела в дальний угол класса, где, не обращая ни на кого внимания, вдохновенно колдовал над своим котлом Снейп. Наивному профессору Слагхорну, наверное, было невдомек, сколько сил и времени потратил Северус, чтобы увлечь Лили сложнейшей наукой зельеварения. Разумеется, Лили от природы обладала тягой к знаниям, усидчивостью и несомненными способностями, но лишь благодаря Снейпу она к пятому курсу выбилась в лучшие ученицы и любимицы Слагхорна. Теперь ей приходилось учиться вдвое больше. Она во что бы то ни стало хотела заработать высший балл на ЖАБА. Особенно по Зельеварению, чтобы доказать Снейпу свою полную независимость от него. В отличие от Северуса, готового вновь и вновь объяснять одну и ту же тему, ветреный Джеймс, которого гораздо сильнее интересовали собственные успехи в квиддиче, чем какие-то отметки, был ей плохим помощником. * * * После окончания Хогвартса они уже никогда не встречались. Шла первая магическая война. Вчерашние школьники, встав на сторону Света или Тьмы, участвовали в непримиримом противостоянии, грозившем утопить в крови всю магическую Британию. Северус довольно быстро осознал, что за маской харизматичного лидера скрывается маньяк и убийца. Какое-то время он еще пытался оправдывать методы, которыми Волдеморт расчищал себе путь к власти, но, когда тот, услышав пророчество сумасшедшей Трелони, открыл охоту на Лили, Северус понял, что просто не сможет и далее оставаться сторонним зрителем. Хотя Лили и предала их детскую дружбу, она все еще была ему дорога. Вот поэтому он и бросился за помощью к Дамблдору, поклявшись старому интригану в своей верности в обмен на жизнь бывшей подруги, уже ожидавшей ребенка от Поттера. Снейп наивно полагал, что Дамблдор сдержит слово и предотвратит нависшую над Лили угрозу. Он просчитался. Лили и Джеймс были убиты, Волдеморт таинственным образом сгинул, а Снейпа — раздавленного горем и плохо соображавшего, что он делает, Дамблдор вынудил оберегать сына Поттеров. Именно с этого обещания защищать мальчика во что бы то ни стало, вырванного практически насильно, и начались его сложные отношения с Гарри. * * * Гарри Поттера Снейп невзлюбил с первой же минуты его прибытия в Хогвартс. Дамблдор не солгал лишь в одном: у мальчишки действительно были потрясающие глаза Лили цвета яркой весенней зелени, но в остальном он являлся маленькой копией своего отца: те же черные, вечно торчащие в разные стороны волосы, те же ненавистные черты лица и даже весьма похожие очки в круглой оправе. Это столь явное внешнее сходство с его заклятым врагом сыграло со Снейпом злую шутку: он наделил Гарри всеми отрицательными качествами его отца и совершенно отказывался признать очевидное — Гарри был гораздо великодушнее, благороднее и добрее Джеймса Поттера. Дамблдор неоднократно пытался убедить Снейпа быть с Гарри чуть более объективным, но его слова разбивались о непреодолимую преграду предубеждения, возникшую вследствие старых юношеских обид. Будучи взрослым человеком, Снейп зачастую практически ничем не отличался от самых упертых подростков, порой доводивших его до белого каления. С первого же урока Северус избрал в отношении Гарри тактику третирования и придирок. Иногда он и сам ужасался себе: до каких пределов мелочности и злопамятности может дойти человек, чтобы беспрестанно унижать, в сущности, ни в чем не повинного мальчишку, отыгрываясь на нем за нанесенные его отцом оскорбления. Не раз он мысленно давал себе обещание хотя бы постараться вести себя с Гарри беспристрастно, но затем входил в класс, видел за партой юное лицо своего смертельного недруга — и все повторялось сызнова. К чести Северуса будь сказано, несмотря на снятые баллы, сильно заниженные отметки и бесконечные отработки, он ни на минуту не забывал о данной Альбусу клятве защищать Поттера. Искусно скрывая под маской неприязни неусыпную тревогу о благополучии сына Лили, Снейп к пятому курсу переиграл самого себя и начал испытывать к Гарри взрывоопасную смесь чувств, определения которым до поры до времени не способен был дать самостоятельно. Пока не увидел Поттера, умирающего от магического выброса в кабинете Дамблдора. Именно тогда все окончательно стало на свои места. Снейп понял, что готов не просто защищать Гарри, а без раздумий отдаст за него жизнь или убьет сам. Он, который никогда и ни во что особенно не верил (поскольку оба его хозяина напрочь отбили у него веру в доброту и справедливость), дежуря у постели боровшегося со смертью Гарри, внезапно обратился к высшим силам, умоляя любой ценой спасти мальчишку. Естественно, Снейп не собирался сидеть и пассивно ждать ответа на его молитвы, и, по существу, не высшие силы, а изготовленный им Феникс Лакрима вытащил Поттера из-за грани. Это и стало последним звеном в цепи. Круг замкнулся. Зелье, сваренное на крови, намертво приковало его к Гарри. Не физически — в этом плане Снейп был волен вести абсолютно свободный образ жизни, если бы, разумеется, у него имелись на это время и желание — а эмоционально. В случае с Поттером он дважды нарушил когда-то данное самому себе обещание. Он не только «привязался к мальчику», вопреки всему, что говорил Дамблдору, но и полюбил его. * * * Летние каникулы прошли для Северуса насыщеннее некуда. Лорд посвятил верного слугу в свой «гениальный» план устранить Дамблдора руками Драко Малфоя, а Альбус умудрился подвергнуться смертельному проклятию и практически вынудил Снейпа пообещать самолично избавить его от мук. Блестящий стратег Дамблдор собирался таким образом убить сразу двух зайцев: позволить Снейпу завоевать безграничное доверие Темного Лорда и спасти Малфоя от необходимости расколоть душу посредством страшного преступления. Мнение Северуса, разумеется, в расчет не принималось. Так было нужно для приближения победы светлой стороны, а значит, не могло подвергаться сомнению. И Снейп подчинился. Чего ему стоило заавадить старого директора, да еще на глазах у Гарри, не знал никто. Северус прекрасно осознавал, что Поттер, и до этого испытывавший к нему острую неприязнь, теперь прямо-таки люто возненавидел его. Пожалуй, именно это причиняло Северусу самую сильную боль. А еще знание, которым, вероятно, в знак особого расположения «наградил» его Дамблдор. Снейп и до этого интуитивно догадывался, что с Гарри далеко не все в порядке: умение говорить на парселтанге (редчайший дар темных волшебников), способность проникать в сознание Темного Лорда — все это указывало на весьма тесную и зловещую связь между Поттером и змееподобным монстром. Дамблдор подтвердил его худшие опасения. Гарри оказался крестражем, живым вместилищем осколка души Волдеморта, невольно созданным в ту ночь, когда Лили умерла, пытаясь спасти сына. И должен был непременно погибнуть от руки самого Темного Лорда. Другого исхода не предвиделось. Выслушав приговор человеку, которого он любил, Снейп ощутил, что ему не хватает воздуха, а перед глазами все поплыло. Ему даже не требовалось притворяться: гнев на Дамблдора, столько лет хранившего ужасную тайну Гарри, выглядел в этой ситуации вполне естественным. На протяжении шести лет опутанный по рукам и ногам всевозможными обетами Снейп охранял и защищал сына Лили, которому в конце концов все равно предстояло умереть. — Вы растили его как свинью на убой, — бросил Северус в лицо старому волшебнику. В глазах Дамблдора блеснули слезы. — Уж не привязались ли вы к мальчику, Северус? — тихо спросил он. Снейпу пришлось, собрав в кулак всю свою выдержку, вызвать Патронуса-лань — в знак доказательства его вечной любви к Лили Эванс. К той самой Лили Эванс, к которой он вот уже много лет ничего не чувствовал. Кажется, его обман удался. Дамблдор поверил, что им движет лишь привычка защищать сына погибшей подруги детства, и посвятил Снейпа в свои планы по спасению магической Британии от вселенского зла. Ради этой великой цели Гарри должен был добровольно пожертвовать жизнью, а Северус — собственным сердцем или тем, что от него осталось.