techno_love_/

Этот кожаный липкий диван жестоко устарел, как и весь этот чёртов мир, думает Технобой, отправляя в рот очередную голубую жвачку. Она потеряла свой вкус спустя пару минут, ровно так же, как и ее предшественницы. Технобоя раздражает, но что тут поделаешь. Долговечные вещи давным давно не в чести у производителей. Подросток скучающе обводит потолок взглядом. В пятый раз. Он ненавидит вот так тратить время. Ожидание, наверное, во все времена было крайне неприятным действием, но Технобой буквально каждой клеткой своего двоичного кода не выносит это тянущее его нервные строки шифров ощущение. Оно кололо в носу, слезило глаза и мучительно щекотало в рёбрах. Больше всего на свете Технобой не хотел бы ощущать себя человеком, человечком, мерзким управляемым существом из мяса, в котором плещется жидкость и практически всегда отсутствует критическое мышление. Технобой был богом, причём вполне себе значительным в современном мире, таким, на которого молились денно и нощно миллионы обладателей умных кухонь, айфонов и vr-систем. От верующих действительно не было отбоя, но не сказать, чтобы это всегда было на руку. Иногда это раздражало, поскольку одержимость современного человека прогрессом не всегда предполагала развитие этого человека. А смотреть на деградацию было, с одной стороны, прекрасно, а с другой — до чёртиков скучно. Однако целых три минуты ожидать вот так этого старого паршивца, разумеется, намного скучнее. Технобой с усилием заставяет себя отвлечься на звук лопающегося пузыря жвачки, но это ожидаемо не может его развлечь. Его вообще давно не может ничего развлечь. Как продавец сладкого испытывает приступы тошноты от запаха развернутой шоколадной конфеты, так Технобой чувствует, насколько технологии порой его задалбывают. Вероятно, каждый бог хотя бы раз за своё существование устает от самого себя. Гримнир знает рецепты счастья и умело жонглирует ими в периоды затишья и скуки, Ананси, в общем-то, тоже. Порой ему достаточно сменить один костюм на другой, чтобы дурное настроение как рукой сняло. У Технобоя так не получилось. Электронные сигареты, бессмысленные тусовки, на которых он даже не различал лиц танцующих в дыму и светомузыке, запах секса и разврата, от которого было, скорее, противно, потому что, вашу мать, ну, серьёзно, секс давно устарел. Технобой проводит руками по своей новой синей футболке с блёстками, которые меняют форму под его пальцами, и рисует смайлик на своей груди, который сразу же смазывает нахрен. Так тупо. Он с раздражением отмечает, что неоновые лампочки на правом кроссовке работают не так хорошо, как на левом, и причмокивает губами — безобразие. Почему всё в этом мире, при всей его ужасающей скорости развития, остается таким хреновым, тормознутым, плохо работающим?! — Потому что нам всем нужно, чтобы люди покупали одно и то же снова и снова, мальчик мой. Мягкий, немного сбоящий дребезжанием голос заполняет его слуховой канал, заставляя нервно сжать губы: — А попозже, бля, нельзя было? Прошло целых четыре минуты! Я, мать твою, чуть не помер от скуки, понимаешь?! Мистер Мир, эта вечно занятая сущность в черном костюме и немного линялой шляпе фасона прошлого года, усмехается, растягивая тонкие губы бессовестно широко, и шагает по стеклянному полу, неотвратимо цокая каблуками. Его холодные мягкие руки ложатся на худые юношеские плечи сзади и немного сжимают их: — Где Медиа? Мне не нравится, что она занимается ерундой, когда мы на пороге чистого безумного хаоса. — Она сказала, что у нее розыгрыш призов среди подписчиков, и убежала. Минут десять назад. И вообще, бля, она сделала со мной селфи! Хотела собрать лайков на мне! С моей, бля, помощью! Это вообще не окей! Технобой агрессивно выплёвывает жвачку через всю комнату, попадая точно в маленький серебристый контейнер. Как всегда. Можно было и промазать ради разнообразия, думает он мельком, потому что мистер Мир переходит пальцами с его плеч на шею, плавно разминая позвонки и мышцы, поглаживая тонкую нейронную кожу и почти возбужденно выдыхает ему в ухо, проколотое в трех местах: — Твоя задача — управлять ей. Иначе она начинает управлять тобой. А ты знаешь, что только я могу делать это... Он высовывает свой длинный бледный язык и медленно обводит ушную раковину подростка. Сегодня клубничный вкус и запах. Значит, снова в моде. Мистер Мир впитывает каждую микромелочь, каждый отколовшийся нолик в стройном полотне цифр, — а ведь нолики или единички у Технобоя всегда вели себя диковато, стоило только немного поиграть языком. Это не может не позабавить, и мистер Мир в тысячный раз усмехается. Технобой, разумеется, бог, но и подросток — тоже. Ничего не поделаешь. Так что чужая рука, пробирающаяся под футболку и касающаяся сосков одновременно, не может не вызывать протестующего цоканья, хотя цветовая гамма его лица смещается в сторону мадженты. Едва заметно, но всё же. — Эй... эй! Слыш, чувак, секс устарел, окей? Это прям... фу-у! Мистер Мир снова хмыкает и улыбается, уже сажая мальчика себе на колени и расстегивая ширинку на его модных шортах. — Перестань. Ты не должен всегда сопротивляться. У нас с тобой пока еще тёплые... близкие отношения... и ты нужен мне. Так что хватит возмущаться. Технобой снова причмокивает губами и закатывает глаза: старики ни черта не понимают в жизни, а всё туда же — торопятся нравоучать. Как будто любой вопрос нельзя просто прогуглить без этого отвратительного пафоса начала двадцатого века. — Бля, ты существуешь благодаря мне, ага. Так что кончай думать, что можешь втирать мне свою нудную старпёрскую дичь... Руки мистера Мира всё крепче сжимают талию подростка. Когда шорты оказываются по меньшей мере в небытие, он слегка поумеривает пыл. Но только слегка. Его вздернутый нос всегда остается немного наморщен. Даже когда ему чертовски приятно, например, как теперь, когда мистер Мир со всем своим многовековым опытом сжимает его член. Технобою кажется, что миллиарды разноцветных сверкающих импульсов входят в его кабели, спутываются между собой и толстыми разрядами разрывают тонкие нейлоновые проводки. Ему кажется, что он меняет форму, подчиняясь прихотям мистера Мира, теряет структуру, перекодируется с бешеной, абсолютно вирусной скоростью. Ему кажется, что все алгоритмы летят нахрен и к херам, что выстроенная система внутренних соподчинений гниёт в нем как старая рыба на Израильском солнце. Он стискивает зубы от отвращения и животного бесконтрольного удовольствия, почти стёсывает их друг о друга в порыве необъяснимого бешеного веселья, когда мистер Мир, сам мистер, мать его, Мир, входит в него сзади горячо и до упора и прижимает к себе жадными руками. — Я был до тебя, теперь я с тобой... И буду после тебя. Если всё будет так, как мне представляется. В его голосе сквозит сожаление и досада. Он смотрит на растрепанный горячий затылок перед собой и зачем-то, поддаваясь легкому порыву, целует. Технобой действительно не вечен. Пост-пост-мета. Обязательно будет что-то ещё. Что-то ужасающее, что-то великое или что-то отсутствующее. Развитие не может длиться вечно, увы. Иногда даже боги совершают самоубийство. — Ну и... Кого ты будешь трахать после меня, бля?!.. Загнанно. Приглушенно. Отчаянно. Мистер Мир удивленно приподнимает брови, отмечая, что сопротивление под ним исчезло. Технобой двигается вместе с ним, подставляется, прижимается худым обнаженным телом к его груди, жмурит свои светлые, вечно злые глаза, чтобы Мир не заметил оттенков паники на его цветовой палитре RGB и совсем уж лишних, неестественных и безвкусных слёз. Мистер Мир тихо хмыкает и запрокидывает голову, ускоряясь внутри и согревая так, как он может. Их нейросети давно сплетены, общий программный код Технобоя давно встроен в него. Мистеру Миру вдруг думается, что когда прогресс заведет себя в тупик и самоуничтожится, он похоронит его в себе. Чтобы сохранить навсегда.