полынья

богу серене представляется легко, что под его босыми ногами не извечный мрамор, а хрупкий, тонкий лёд; трещины бегут от каждого шага — от каждого шороха и движения. треск оглушительный со всех сторон. — позволь мне дышать. богу Серене мнится, что он падает: в ледяную полынью, обжигающий хлад стужи, он бестолково-инстинктивно хватает ртом воздух — лёгкие заливает лишь вода, измороженная практически до состояния льда. вокруг бурлит и ревёт: не то сердце волновое, не то вьюги покров, но и то, и другое одинаково выковывают его на лад свой и желанию своему соответственно; сон сковывает, лёд сгибает пальцы, обхватывает рёбер поперёк. бог серена не может, — — инбер, я не могу — не могу, слышишь? — дышать. инбер ведёт себя безупречно — если не считать того, что каждый его взгляд — неметафорически — выбивает, выстужает, разрывая, воздух, — остатки его. он не настаивает ни на чём — отстранённо, практически равнодушно — смиряется — с каждым действием серены, вот только — — только лёд под его ногами оглушающе трещит; каждое действие бога серены, пришедшееся инберу не по нраву, выбивает почву — иллюзию её, и бог серена тонет в ледяной стуже, тонет, тонет, тонет — сколь бы не сопротивлялся. богу серене ощущается: вьюжным хлыстом по спине и удавкой по шее — силь-нее, креп-че, — выдавливая кислород по капле, беспомощно заставляя говорить: — инбер, отпусти, я не могу дышать чтобы услышать удивлённое: — но я ведь не держу?