Гроза

- У меня нет руки. Я труп. Диз качает головой. - Что ты несешь? Милс отворачивается. Диз обходит свою койку и с шумом толкает ее впритык к койке Милса. Сидящая напротив другого раненого медсестра смотрит на них строго и подрывается, чтобы отчитать за нарушение покоя, но вдруг видит раны Милса и садится обратно. Их постельное перепачкано кровью и грязью. Диз, придерживая раненое бедро, ложится, непроизвольно шипя сквозь зубы от боли. Они лежат молча, плечом к плечу. Милс отвернулся, а Диз смотрит в потолок. Совсем как в их первую ночь. Милс хрипит при каждом вдохе, и Дизу хочется заткнуть уши. Ужас периодически захлестывает лавиной. Диз горячий, все его лицо в бесконечных каплях пота. - Не смотри туда. Милс отрывает взгляд от грязного обрубка, который час назад был рукой, и наконец смотрит на Диза. Им обоим не в новинку видеть на лицах друг друга страдание, но сейчас Милс страдал так, что, раздели они эту боль напополам, оба бились бы в агонии. У Милса агония еще не началась, но Диз будет рядом каждую секунду. Они переживут. Как пережили, зализали тысячи ран друг друга. Вокруг них мученические стоны, за дверями вопли тех, кому ампутируют конечности и зашивают обрубки. Все будет хорошо, и Диз это знает. У Милса нет сил на эмоции, он безотрывно смотрит Дизу в глаза. Запоминает. - Я найду тебя. - Ты бредишь. Уголки его губ дергаются. - Я спать. - А тебе можно, идиот? - Мне похер. Диз ухмыльнулся: в этом весь его Милс. - Я с тебя глаз не спущу. Милс удовлетворенно кивает и впадает в бредовый сон буквально сразу. Диз смотрел на его веки, брови, губы, грудь, здоровую руку. Посмотрел на вмятину в его ребрах. Они никогда не говорили «Я люблю тебя» друг другу, да вообще никому не говорили. Вместе они были грозой, а гроза не знает нежности, как они не знали любви и заботы. Их гроза знает близость и грубость близости, но не нежность. Ласкали кусая, целовали кусая. Были хороши, знали смысл только когда были рядом. Тогда и были грозой, самой разрушительной. Когда Диз проснулся, Милс смотрел на него, как смотрел сам Диз, пока не свалил сон. Взгляд был умиротворенным, мягким. Любовным. Милс слабо и мирно улыбался, будто они лежали не в загаженных койках, пропитанных желчью и кровью, а в их общей смятой постели, за тысячи миль от войны. Диз на секунду улыбнулся в ответ. И понял, что Милс мертв.