Обезьяна по Фрейду

       Луна вернулась в Буэнос-Айрес спустя пять лет после окончания школы. И оказывается, успела отвыкнуть от своего родного города. И чувствовала себя теперь как путешествующий. За всем с интересом наблюдала, временами все же отмечая, что раньше было иначе.       Девушка не планировала вернуться навсегда, поэтому заглянула в небольшой уютный магазинчик, чтобы приобрести что-нибудь на память.       Сувениров с символикой и чем-то, что так или иначе ассоциировалось с БА было невероятно много. Но Луне нужно было не это. Банальный магнитик с изображением популярным местом города ее не интересовал. Ей хотелось какую-то другую мелочь, которая стала бы для нее памятной.       Взгляд неожиданно зацепился за что-то знакомое. Это была бронзовая обезьянка, закрывающая себе глаза. Луна чуть не подпрыгнула от радости. Эта статуэтка была частью композицию статуэток, символизирующие собой японскую поговорку «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», в оригинале звучащую иначе, тем самым заключая в себе глубокую житейскую мудрость, которую довольно трудно заметить в измененном варианте. Именно из этой серии у Луны были обезьянки «ничего не слышу» и «ничего не скажу». Последнюю она долго не могла найти. Встречалась, конечно, но она была выполнена в другом стиле, а девушка хотела, чтобы композиция была едина не только в плане полноценного значения, но и визуально.       Статуэтка была в едином экземпляре. Стояла среди подобных сувениров, почти в центре, но практически в последних рядах, поэтому на нее вряд ли кто-то обратил внимание.        Шатенка потянула руку, чтобы достать обезьянку. Ладонь коснулась бронзы, но в эту же секунду еще чья-то рука прикоснулась к ней. А точнее, к руке Луны. Девушка повернула голову, чтобы узнать, кто позарился на ее счастье.        А в следующую секунду оба забыли, зачем они здесь. Схватив ее за ладонь парень, а это был Нико, потянул ее к выходу. Как только вышли из помещения невольно перешли на бег, не отпуская рук и не произнеся ни слова, зная, что будет дальше.        Он прильнул к ее шее еще в лифте. И не церемонясь, начал растегивать блузку, по-хозяйски опускаясь губами к груди. Она чувствовала, как та наливается, а низ живота требует большего. Не сдерживает стон, это ни к чему. Черт, нужный этаж. Приходится отвлечься.       Пока Нико открывал свой гостиничный номер, Луна думала о том, что хорошо, что в коридоре сейчас никого нет, потому что блузку она не застегнула.       Парень пропускает ее в номер, закрывает ногой дверь. Вновь целует ей шею, снимает лиф. Блузку она сняла сама. Любуясь обнаженной грудью, чуть ли не стонет. Лизнул один сосок, продолжая кончиком языка двигаться дальше. Чертыхается, когда приходится отвлечься на шорты. Кажется, он разрывает их, как и трусики. Проводит мокрую дорожку по лобку. Она стонет, впиваясь рукой в его плечо.        Парень поднимается, берет ее на руки так, чтобы она могла обхватить его ногами. Она чувствует промежностью его возбуждение, возбуждаясь сама еще больше.        Она под ним. На нем уже тоже нет одежды. Но он почему-то медлит, нависая над ней, поедая глазами. Берет сосок в рот, прикусывает и входит в нее. — Нико…       — Нико! — пик наслаждения настигает обоих одновременно. Но это не все. Теперь он снизу. А она двигается на нем, быстро и медленно, медленно и быстро. Его стоны срываются один за одним, опережая друг друга. Сжимает ее грудь, отчего она увеличивает темп. Еще и еще. Не говоря ни слова, ни отрывая взгляд.  — Валенте, твою ж мать! — она наклоняется, целует его. Слишком хорошо. Обоим.        Ее голова на его плече. Он играется ее волосами. Улыбается. — А мы забыли обезьянку. Луна ложится так, чтобы видеть лицо парня. — Вот скажи мне, на кой-черт она нам? Японская мудрость, чуть не заповедь о грехах. О какой мудрости может идти речь, если мы, не видясь несколько лет, даже не поздоровавшись, раздеваем друг друга? Мы просто не имеем права покупать ее, — усмехается. — А ты вспомни, что символизирует обезьяна по Фрейду. Наши самые откровенные, развратные желания. Так что, тот факт, что мы оба хотели ее купить, означает то, что нами в тот момент нами говорило то самое Оно. Черт возьми, Валенте, я так скучал по тебе, а ты рассуждаешь о какой-то обезьяне, — наигранно возмутился Наварро. — Хм, а ты не подумал, что я сейчас просто пытаюсь перебить голос Оно? Но он слишком настойчив. Продолжим? — тянется к его губам. 06.09.19