Кажется

У Эраста Фандорина открытый — порой до наивности — взгляд и ямочки на щеках. Он ловит каждое слово «шефа» и доверяет ему безгранично. Иногда Ивану Францевичу кажется, что скажи ему — и тот пошёл бы за ним и на край света. Бороться со злом, разумеется. *** Ивану Францевич кажется, что это во сне. Пальцы сами скользят под одеждой и сыщик почему-то с удовольствием отмечает, что краснеет Фандорин точно девица, стыдливо опуская глаза в пол. Он робко льнёт к Ивану Францевичу, тычась мокрыми губами куда-то в шею. Щёки его снова раскраснелись, а обычно аккуратно уложенные волосы растрепались. Дрожащими пальцами он цепляется за рубашку своего «шефа». От прерывистых выдохов по коже ползут мурашки и Бриллинг неосознанно сжимает пальцы на чужой спине. Ему кажется, что и сейчас он не теряет своего хвалёного самообладания. Что и сейчас смущенный и расслабленный юноша лишь пешка в его хитроумной и, бесспорно, идеально продуманной игре. Иван Францевич вглядывается в лицо подопечного, будто бы желая где-то в голове поставить галочку, что вот, всё как и планировалось, все для дела. Но тот выглядит настолько раскрытым и беззащитным, что Иван Францевич невольно сглатывает комок в горле и трясёт головой. Надо всего лишь сбить его с толку, посеять в душе волнение, чтобы было больше раздумий о себе самом, нежели о деле. Ивану Францевичу кажется, что это гениально. Гениально и никаких чувств. Того, что уже произошло, вполне достаточно, но он почему-то только приникает к тонким губам. Тёплым, немного обветренным, но таким мягким губам. Ему кажется, что сейчас это необходимо. *** Фандорина хочется кормить яичницей и редкими видами пирожных. Над ним хочется добродушно подшучивать и смеяться, глядя на его улыбку. Его хочется зацеловать до смерти, хочется слышать сбивчивое дыхание и такое привычное «шеф» тихим шёпотом. А стрелять в Фандорина совершенно не хочется. Это Иван Францевич понимает уже взведя курок. Только не смотреть в глаза. А как не смотреть, если глаза у Фандорина так широко распахнуты, и в них нет ни капли страха? Одно его вечное удивление жизнью, будь оно неладно. Будто и сейчас ждёт очередной шутки. Будто ждёт, что вот сейчас шеф опустит руку и рассмеется, объяснит... — Шеф!.. – даже не пытается закрыться, безумец, ей богу, — Шеф, это же я!.. Робкая улыбка. И сыщику кажется, что улыбается Фандорин почему-то чуть виновато. «Не нужно улыбаться, Фандорин, я не опущу руку.» шеф шеф, это же я Это же я шеф, это же я этожеяшефэтоя Иван Францевич опускает руку. *** Странно, но боли совсем нет, только дышать тяжело. Скорее всего, это болевой шок. А Фандорин поднимается с земли и в ужасе смотрит на «шефа». Все правильно, Фандорин, Родина превыше всего. Бриллинг пытается вдохнуть, но получается только слабо захрипеть. Если бы хватало воздуха, он бы даже рассмеялся — гениальный сыщик перехитрил самого себя. Но рассмеяться он не может, поэтому только смотрит на замершего юношу пока в глазах не темнеет окончательно. Иван Францевич Бриллинг не смог выстрелить. И сейчас ему вовсе не кажется, что он нисколько об этом не жалеет.